Там он, как истинный ценитель, долго и тщательно осматривал каждую вещь.
Он отпер все ящики старинного секретера в стиле Людовика XV и проверил, нет ли в них двойного дна.
Комод розового дерева подвергся столь же тщательному осмотру. Похоже, капитан был особенно ловок в такого рода делах. Он надавил на комод или, вернее, потрогал его каким-то особым образом снизу, и вдруг сам собой выдвинулся невидимый ящичек. По всей видимости, ни торговец, продавший комод Петрусу, ни сам молодой человек не подозревали о существовании этого потайного ящичка.
В нем хранились бумаги и письма.
Бумаги представляли собой свернутые в трубку ассигнации.
Всего их оказалось на сумму примерно в полмиллиона франков и тянули на полтора ливра по четыре су.
Письма были политической корреспонденцией и датированы 1793 - 1798 годами.
Вероятно, капитан с презрением относился к бумагам и письмам периода Революции. Убедившись в том, что перед ним именно такие бумаги и письма, он ловко пихнул ногой ящик, и тот захлопнулся, чтобы снова показать свои внутренности не раньше чем лет через тридцать, как и произошло только что.
Но особое внимание капитан уделил сундуку, в котором Петрус держал письма Регины.
Как мы уже сказали, письма эти хранились в небольшом металлическом ларце прекрасной работы времен Людовика XIII.
Ларец был вделан в сундук и не вынимался - хорошая мера предосторожности на тот случай, если бы какого-нибудь любителя соблазнил этот образец слесарного искусства.
Капитан, без сомнения, был ценителем такого рода редких вещиц. Он попытался вынуть ларец - несомненно, чтобы поднести его к свету, - но убедился в том, что тот не вынимается, и осмотрел различные его части, а особенно тщательно - замок.
Сундук занимал его до тех пор, пока он не услышал, что карета Петруса остановилась перед домом.
Капитан поспешно захлопнул сундук, схватил первую попавшуюся книгу и бросился на козетку.
Петрус вошел в прекрасном расположении духа: он только что частично расплатился со своими поставщиками; и каждый из них был тронут тем, что господин виконт Эрбель потрудился лично привезти ему деньги, за которыми кредитор и сам был готов явиться к господину виконту, в слове которого, кстати сказать, никто не сомневался.
Кто-то из них заикнулся о предстоявшей распродаже, но Петрус, слегка покраснев, отвечал, что это ошибка: ему вздумалось было обновить мебель, но при мысли, что для этого придется проститься со старой, он передумал и раскаялся в своем намерении.
Собеседник восхитился добрым сердцем господина виконта и предложил свои услуги на тот случай, если тот все-таки решит обновить свою обстановку.
Петрус привез обратно около трех тысяч франков и получил новый кредит на пять месяцев.
Ну, уж за пять месяцев он заработает сорок тысяч франков!
Восхитительное всемогущество денег!
Благодаря пачке банкнот, которую видели у Петруса в руках, он мог теперь накупить мебели тысяч на сто и получить кредит - хоть на три года! А с пустыми руками он не сумел бы добиться и двухнедельной отсрочки на уплату мебели, которую уже купил.
Молодой человек протянул капитану обе руки; его сердце было переполнено радостью, и последние угрызения совести улеглись.
Капитан, казалось, с трудом оторвался от книги и на восторженные слова крестника только и сказал:
- В котором часу ты завтракаешь?
- Да когда пожелаете, дорогой крестный, - отвечал тот.
- Тогда идем завтракать! - предложил Пьер Берто.
Но прежде Петрус хотел кое-что узнать. На звонок вошел Жан.
Петрус обменялся с ним многозначительным взглядом, и тот утвердительно кивнул.
- Что же? - спросил Петрус.
Лакей указал глазами на моряка.
- Давай, давай! - поторопил его Петрус.
Жан подошел к хозяину и из небольшого бумажника русской кожи, будто предназначенного для этого дела, достал небольшое кокетливо сложенное письмецо.
Петрус выхватил его у лакея, распечатал и пробежал глазами.
Потом вынул из кармана похожий бумажник, взял оттуда письмо, полученное, очевидно, накануне, заменил его только что прочитанным. Петрус подошел к сундуку, отпер небольшим ключиком, который носил на шее, железный ларец, торопливо поцеловал письмо и уронил его в потайное место.
Затем снова тщательно запер ларец, обернулся к пристально следившему за ним капитану и сказал:
- Теперь, если хотите, можно и позавтракать, крестный...
- Еще бы не хотеть! Уже десять часов!
- В таком случае коляска внизу, и теперь я приглашаю вас на студенческий завтрак в кафе "Одеон".
- К Рисбеку? - уточнил моряк.
- Ага! Вы его знаете?
- Дорогой мой! - проговорил моряк. - Рестораны и философы - вот что я изучал досконально, и докажу это, сделав на сей раз заказ самостоятельно.
Крестник и крестный сели в коляску и вскоре вышли у кафе Рисбека.
Моряк без колебаний взошел по лестнице во второй этаж и, отодвигая карту, которую протянул ему лакей, приказал:
- Двенадцать дюжин устриц, два бифштекса с картошкой, два тюрбо в масле, груши, виноград и шоколад с сиропом.
- Вы правы, крестный, - признал Петрус. - Вы великий философ и настоящий гурман.
Капитан отозвался с присущим ему хладнокровием:
- Лучший сотерн к устрицам, лучший бон к остальным блюдам.
- По бутылке каждого?
- Там будет видно.