С Домиником папа обошелся иначе. Он не мешал ему встать на колени и поцеловать край его одеяния.
Когда папа обернулся, он увидел, что г-н де Шатобриан опять стоит, и взмахом руки пригласил его сесть снова. Однако тот сказал:
- Пресвятой отец! Я должен не только встать, но и удалиться. Я привел к вам молодого человека, который явился похлопотать за своего отца. Он оставил позади четыреста лье, столько же ему предстоит пройти на обратном пути. Он пришел с надеждой, и в зависимости от того, скажете ли вы ему "да" или "нет", он уйдет с радостью или в слезах.
Обернувшись к молодому монаху, продолжавшему стоять на коленях, он прибавил:
- Мужайтесь, отец мой! Оставляю вас с тем, кто выше всех королей земных настолько же, насколько сами они выше нищего, просившего у нас милостыню у входа в Ватикан.
- Вы возвращаетесь в посольство? - спросил монах, ужаснувшись тому, что остается с папой наедине. - Неужели я вас больше не увижу?
- Напротив! - с улыбкой возразил покровитель брата Доминика. - Я питаю к вам живейший интерес и не хочу оставлять вас. С разрешения его святейшества я подожду вас в Станцах.
Пусть вас не беспокоит, если мне придется ждать: я позабуду о времени перед творениями того, кто его победил.
Папа протянул ему руку и, несмотря на его возражения, посол припал к ней губами. Он вышел, оставив двух людей, занимавших: один - верхнюю, другой - нижнюю ступень иерархической лестницы Святой Церкви - папу и монаха.
Моисей не был так бледен и робок, когда оказался на Синае, ослепленный лучами божественной славы, как брат Доминик, когда остался один на один с Леоном XII.
Во все время его пути сердце его все больше переполняли тоска и сомнение, по мере того как становилась все ближе встреча с человеком, от которого зависела жизнь его отца.
Папе оказалось достаточно одного взгляда на прекрасного монаха: он сейчас же понял, что молодой человек вот-вот лишится чувств.
Он протянул ему руку и сказал:
- Будьте мужественны, сын мой. Какой бы проступок, какой бы грех, какое бы преступление вы ни совершили, Божье милосердие превыше любой людской несправедливости.
- Как всякий человек, я, разумеется, грешник, о, святой отец, - отвечал доминиканец, - но если я и не без греха, то уверен, что уж проступка, а тем более преступления я не совершал.
- Да, мне показалось, что ваш прославленный покровитель упомянул о том, что вы пришли просить за отца.
- Да, ваше святейшество, я в самом деле пришел за этим.
- Где ваш отец?
- Во Франции, в Париже.
- Что он делает?
- Осужден правосудием или, вернее, людской злобой и ожидает смерти.
- Сын мой! Не будем обвинять судивших нас, Господь сделает и осудит их без обвинения.
- А тем временем мой невиновный отец умрет.
- Король Французский - религиозный и добрый монарх.
Почему вы не обратились к нему, сын мой?
- Як нему обращался, и он сделал для меня все, что мог.
Он приостановил меч правосудия на три месяца, чтобы я успел сходить в Рим и вернуться обратно.
- Зачем вы явились в Рим?
- Припасть к вашим стопам, отец мой.
- Не в моей власти земная жизнь подданных короля Карла Десятого. Моя власть распространяется лишь на духовную жизнь.
- Я прошу не милости, но справедливости, святой отец.
- В чем обвиняют вашего отца?
- В краже и убийстве.
- И вы утверждаете, что он непричастен к обоим преступлениям?
- Я знаю, кто вор и убийца.
- Почему же не открыть эту страшную тайну?
- Она не моя и принадлежит Богу: она была открыта мне на исповеди.
Доминик с рыданиями упал к ногам святого отца, стукнувшись лбом об пол.
Леон XII посмотрел на молодого человека с чувством глубокого сострадания.
- Вы пришли сказать мне, сын мой?..
- Я пришел у вас спросить, о, святейший отец, епископ Римский, Христов викарий, Божий служитель: должен ли я позволить своему отцу умереть, когда вот здесь, у меня на груди, в моей руке, у ваших ног лежит доказательство его невиновности?
Монах положил к ногам римского папы завернутую в бумагу и запечатанную рукопись г-на Жерара, собственноручно подписанную им.
Продолжая стоять на коленях, он протянул руки к манускрипту и поднял умоляющий взгляд к папе; глаза его наполнились слезами, губы тряслись - он с нетерпением ждал ответа своего судьи.
- Вы говорите, сын мой, - взволнованно проговорил Леон XII, - что в ваши руки попало доказательство?
- Да, святой отец! От самого преступника!
- С каким условием он вручил вам это признание?
Монах простонал:
- Предать гласности после его смерти.
- Дождитесь, пока он умрет, сын мой.