- Да нет, - оборвал его граф. - Вернемся к вашему господину Мюллеру. Вы требуете для него возмещения ущерба?
- Существуют различные права, - отозвался фармацевт. - Но я хочу говорить не только о нем: я обращаюсь к вам, чтобы исправить несправедливость, которая коснулась и вас, как я вижу. Нет, я хочу поговорить о торговле моего племянника.
- Заметьте, уважаемый господин Рено, что я все время только к этому вопросу и пытаюсь изо всех сил вас вернуть.
- С одной стороны, торговля моего племянника терпит убытки, потому что братья-игнорантены заставляют детей петь целый день, и завсегдатаи аптеки разбегаются, едва заслышат эти вопли.
- Я обещаю найти способ перевести школу в другое место, господин Рено.
- Погодите, - остановил его аптекарь. - Ведь это не все.
С одной стороны, у этих братьев есть сестры; монашенки торгуют дешевыми лекарствами, которые они делают сами, настоящим дурманом! И бывают такие дни, когда в аптеку не заходит никто, даже кошка! А мой племянник, которому осталось сделать мне три выплаты, готов уже закрыть лавочку, если вы не найдете, как помочь этому горю, в котором повинны как сестры, так и братья!
- Как?! - вскричал г-н Рапт с оскорбленным видом, видя, что он никогда не кончит с путаником-аптекарем, если не будет ему поддакивать. Сестры-игнорантенки позволяют себе торговать медикаментами в ущерб честнейшим фармацевтам Парижа?!
- Да, сударь, - подтвердил Луи Рено, взволнованный глубоким интересом, который граф Рапт проявлял к его делу. - Да, сударь, они имеют эту наглость, церковные крысы!
- Невероятно! - вскричал граф Рапт, уронив голову на грудь, а руки - на колени. - В какое время мы живем, Боже мой, Боже!
Он с сомнением прибавил:
- И вы могли бы представить мне доказательство своих заявлений, дорогой господин Рено?
- Вот оно! - отвечал аптекарь, вынимая из кармана сложенный вчетверо листок. - Это петиция, подписанная двенадцатью самыми уважаемыми врачами округа.
- Вот что меня по-настоящему возмущает! - заметил г-н Рапт. Подайте-ка мне этот документ, дорогой господин Рено:
я дам вам за него отчет. Мы наведем в этом деле порядок, клянусь вам, или я запятнаю свое честное имя.
- Правильно мне говорили, что я могу на вас положиться! - вскричал фармацевт, тронутый результатом своего визита.
- О! Когда я вижу несправедливость, я беспощаден! - ответствовал граф, поднимаясь и выпроваживая своего избирателя. - Скоро я дам вам знать, и вы увидите, умею ли я выполнять обещания!
- Сударь! - проговорил фармацевт, оборачиваясь и, как хороший актер, стремясь во что бы то ни стало оставить последнее слово за собой. - Не могу вам выразить, как я взволнован вашей откровенностью и прямотой. Когда я к вам входил, я, признаться, боялся, что вы не поймете меня так, как бы мне хотелось.
- Сердечные люди всегда сумеют друг друга понять, - поспешил вставить г-н Рапт, подталкивая Луи Рено к двери.
Славный аптекарь вышел, и Батист доложил:
- Господин аббат Букмон и господин Ксавье Букмон, его брат.
- Что за Букмоны? - спросил граф Рапт у своего секретаря.
Бордье прочел:
"Аббат Букмон, сорока пяти лет, имеет приход в пригороде Парижа; человек хитрый, неутомимый интриган. Редактирует новый бретонский журнал под названием "Горностай". До того как стал аббатом, не брезгал никакой работой, а теперь готов на все ради того, чтобы стать епископом. Его брат - художник, пишет картины на библейские сюжеты, избегает изображения обнаженного тела. Лицемерен, тщеславен и завистлив, как все бездарные художники".
- Черт побери! - выругался Рапт. - Не заставляйте их ждать!
XXXIV
Трио в масках
Батист ввел аббата Букмона и г-на Ксавье Букмона.
Граф Рапт только что сел, но при их появлении поднялся и поклонился вновь прибывшим. - Ваше сиятельство! - пронзительным голосом начал аббат, - это был невысокий, коренастый человек, толстый и некрасивый, с изрытым оспой лицом. - Ваше сиятельство! Я являюсь владельцем и главным редактором скромного журнала, название которого, по всей вероятности, еще не имело чести достичь вашего слуха.
- Прошу меня извинить, господин аббат, - перебил будущий депутат, - но я, напротив, один из самых прилежных читателей "Горностая", ведь именно так называется ваш журнал, не правда ли?
- Да, ваше сиятельство, - смутился аббат, соображая про себя, как г-н Рапт мог быть прилежным читателем еще не вышедшего из печати сборника.
Но Бордье, внешне занятый собственными мыслями, а на самом деле все видевший и слышавший, понял сомнения аббата и протянул г-ну Рапту брошюру в желтой обложке:
- Вот последний номер!
Господин Рапт взглянул на брошюру, убедился в том, что все страницы разрезаны, и подал ее аббату Букмону.
Тот отвел ее со словами:
- Храни меня Господь усомниться в ваших словах, ваше сиятельство!
Хотя, конечно, в глубине души его терзали сомнения.
"Дьявольщина! - подумал он. - Надо держать ухо востро!
Мы имеем дело с сильным противником. Если у этого человека лежит экземпляр журнала, еще не пущенного в обращение, это, должно быть, хитрый малый. Будем начеку!"
- Ваше имя, - продолжал между тем г-н Рапт, - если не сейчас, то в будущем окажется, несомненно, одним из самых прославленных в воинствующей печати. По части горячей полемики я знаю не много публицистов вашего уровня. Если бы все борцы за правое дело были столь же доблестны, как вы, господин аббат, нам, думаю, не пришло бы сражаться слишком долго.
- С такими руководителями, как вы, полковник, - в том же тоне отвечал аббат, - победа представляется мне неизбежной.
Мы еще нынче утром говорили об этом с братом, перечитывая фразу из вашего циркуляра, в которой вы напоминаете, что все средства хороши для того, чтобы победить врагов Церкви.
Вот, кстати, позвольте представить вам моего брата, ваше сиятельство.
Пропустив своего брата вперед, он сказал:
- Господин Ксавье Букмон!
- Художник большого таланта, - с любезнейшей улыбкой подхватил граф Рапт.
- Как?! Вы и брата моего знаете? - удивился аббат.
- Я имею честь быть вам знакомым, ваше сиятельство? - вполголоса произнес неприятным фальцетом г-н Ксавье Букмон.
. - Я вас знаю, как и весь Париж, мой юный мэтр, - отозвался г-н Рапт. - Кто же не знает знаменитых художников!..