- И это правда, - подтвердил генерал.
- После этого вы вынули из кармана кошелек и письмо и оставили то и другое на столе. Потом вы неслышно прикрыли дверь, сели в коляску, и лошади поскакали в Гавр. Все точно?
- Настолько точно, будто вы при том присутствовали, - отвечал генерал, - я не могу понять, откуда вам все известно.
- Да нет ничего проще, и вы сейчас все поймете. Итак, я продолжаю; вот факты, которые вам известны, из чего я делаю вывод: сведения мои верны и надежды меня не обманули. Теперь я расскажу вам о том, чего вы не знаете.
Генерал стал слушать с удвоенным вниманием.
- Примерно через час после вашего отъезда женщина, возвращавшаяся с Руанского рынка, остановилась у того же дома, где останавливались вы, тоже достала из кармана ключ, отперла дверь и вскрикнула от удивления, услышав крики ребенка.
- Бедняжка Мина! - пробормотал генерал.
Сальватор пропустил его восклицание мимо ушей и продолжал:
- Добрая женщина поспешила зажечь лампу и, двигаясь на крик, увидела на кровати что-то белое и копошащееся; она приподняла длинную муслиновую вуаль, перед ней была свеженькая, розовощекая прелестная годовалая девчушка, заливавшаяся слезами.
Генерал провел рукой по глазам. Ему на глаза навернулись огромные слезы.
- Велико же было удивление женщины, когда она увидела, девочку в комнате; ведь когда женщина уходила, дом оставался пуст. Она взяла девочку на руки и осмотрела со всех сторон. Она искала в пеленках хоть какую-нибудь записку, но ничего не нашла и лишь отметила про себя, что пеленки из тончайшего батиста; вуаль, в которую была закутана девочка, из дорогих алансонских кружев, а сверху - покрывало индийского муслина. Не слишком обширные сведения! Но вскоре славная женщина заметила на столе оставленные вами письмо и кошелек. В кошельке было тысяча двести франков. Письмо было составлено в таких выражениях:
"С 28 октября следующего года, дня рождения девочки, Бы будете получать через булъского кюре по сто франков ежемесячно.
Дайте девочке лучшее воспитание, какое только сможете, и особенно постарайтесь, чтобы она стала хорошей хозяйкой.
Один Бог знает, какие испытания готовит ей судьба!
Она получила при крещении имя Мина. Она не должна носить никакого другого, пока я не верну ей того, что принадлежит ей по праву".
- Так звали ее мать, - взволнованно прошептал генерал.
- Письмо датировано, - продолжал Сальватор, будто не замечая охватившего генерала волнения, - двадцать восьмым октября тысяча восемьсот двенадцатого года. Вы признаете это, как и свои слова?
- Дата точная, слова приведены буквально.
- Впрочем, если мы в этом усомнимся, - продолжал Сальватор, - мы можем это проверить, если, конечно, вы признаете свой почерк.
Сальватор вынул из кармана письмо и показал его генералу.
Тот торопливо развернул листок и стал читать; силы оставили его, и из глаз брызнули слезы.
Господин Сарранти и Сальватор не стали ему мешать.
Через несколько минут Сальватор продолжал:
- Теперь я убедился, что ошибки быть не может, и скажу вам всю правду. Ваша дочь жива, генерал.
Лебастар де Премон удивленно вскрикнул.
- Жива! - повторил он. - А вы уверены?
- Я получил от нее третьего дня письмо, - просто сказал Сальватор.
- Жива! - закричал генерал. - Где же она?
- Погодите! - улыбнулся Сальватор и тронул г-на Лебастара за плечо. Прежде чем я отвечу, где она, позвольте мне рассказать или, вернее, напомнить вам одну историю.
- Говорите, - сказал генерал, - но не заставляйте меня слишком долго ждать.
- Я не скажу ни одного лишнего слова, - пообещал Сальватор.
- Хорошо, я вас слушаю.
- Вы помните ночь на двадцать первое мая?
- Еще бы! - воскликнул генерал и протянул Сальватору руку. - В эту ночь я имел счастье познакомиться с вами, мой друг.
- Вы помните, генерал, что, отправляясь на поиски доказательств невиновности господина Сарранти в парк Вири, мы вырвали из рук одного негодяя похищенную девушку и вернули ее жениху?
- Как не помнить! Негодяя звали Лоредан де Вальженез, по имени отца, которого он позорил. Девушку звали Мина, как мою дочь, а ее жениха Жюстен. Как видите, я ничего не забыл.
- А теперь, генерал, вспомните последнюю подробность, может быть самую главную в истории этих молодых людей, и я больше ни о чем вас не спрошу.
- Я помню, - сказал генерал, - что девочку нашел и воспитал учитель, а затем ее похитил из пансиона господин де Вальженез. Этот пансион находился в Версале. Об этом я должен был вспомнить?
- Нет, генерал, это только факты, история, а я хочу услышать лишь о небольшой подробности. Но она - только моральная сторона этого дела. Призовите же на помощь свою память, прошу вас.
- Я не знаю, что вы хотите мне сказать.
- Ну хорошо. Я попытаюсь направить вас по нужному следу. Что сталось с молодыми людьми?
- Они уехали за границу.
- Отлично! Они действительно уехали, и вы, генерал, дали им денег на дорогу и дальнейшую жизнь.
- Не будем об этом, мой друг.
- Как вам будет угодно. Но так мы подошли к интересующей нас подробности. "Меня мучают угрызения совести, - сказал я вам, когда молодые люди уезжали, - рано или поздно родители девушки объявятся; если они знатного происхождения, богаты, могущественны, не упрекнут ли они Жюстена?" А вы ответили...
- Я ответил, - перебил его генерал, - что родителям девушки не в чем упрекать человека, подобравшего девочку, которую сами они бросили, вырастившего ее как сестру и спасшего ее сначала от нищеты, а затем от бесчестья.
- Я тогда прибавил, генерал... помните мои слова: "А если бы вы были отцом девочки?"
Генерал вздрогнул. Только теперь он взглянул правде в глаза и окончательно все понял.
- Договаривайте, - попросил генерал.