- Стойте! - приказал черный человек.
- Почему?
- Вы что, не видите: у вас под ногами колодец!
Я посмотрел в указанном направлении и увидел темный круг на земле; я в самом деле разглядел отверстый колодец, он располагался вровень с землей.
Еще шаг - и я упал бы вниз!
Признаться, на сей раз меня мороз пробрал по коже.
- Колодец? - переспросил я.
- Да, он выходит, кажется, в катакомбы.
Незнакомец подобрал с земли камень и швырнул его в бездну.
Несколько мгновений показались мне вечностью, хотя прошло, может быть, всего десять секунд. Но вот я услышал глухой удар, ему ответило подземное эхо: камень ударил о дно колодца.
- Один человек туда уже упал, - невозмутимо продолжал мой проводник, и, как вы понимаете, его больше никто никогда не видел... Идемте.
Я обогнул колодец, обойдя его как можно дальше.
Спустя несколько минут я вышел из зарослей цел и невредим, но как только очутился на опушке, кто-то крепко вцепился мне в плечо.
Впрочем, я начинал привыкать к странным ухваткам моего проводника. Еще пять минут назад мы шагали в полной темноте, теперь же нас освещала луна.
- Ну что? - спокойно спросил я.
- Вот дерево, - произнес в ответ черный человек, указывая пальцем на смоковницу.
- Какое еще дерево?
- Смоковница, черт подери!
- Я вижу, что смоковница... И что дальше?
- Вот сук.
- Какой сук?
- На котором он повесился.
- Кто?
- Бедный Жорж.
Я вспомнил историю о повешенном, о котором был отчасти наслышан.
- Ага! А кто был этот бедный Жорж?
- Несчастный мальчик - так его звали.
- Почему же его так звали?
- Потому что он и был несчастным мальчиком.
- Зачем он повесился?
- Он был несчастным мальчиком.
Я понял, что продолжать расспросы бесполезно. Мой необыкновенный проводник постепенно представал передо мной в истинном свете: это был круглый дурак.
Теперь я схватил его за руку и почувствовал, что он дрожит.
Я снова приступил к нему с вопросами и заметил, что теперь даже голос его дрожит.
Тогда я понял, что его нежелание показать мне ночью сад и дом объясняется страхом.
Оставалось выяснить, почему он носит траур, почему у него черное лицо и черный нос. Я как раз собирался его об этом расспросить, но мой проводник не дал мне раскрыть рта и, словно торопясь поскорее уйти от проклятого дерева, снова устремился в чащу, приговаривая:
- Хватит, хватит, идемте!
Теперь он шел впереди.
Мы снова вошли в лес. Он занимал не больше арпана земли, но деревья были такие толстые и посажены настолько часто, что казалось, будто лес раскинулся на несколько миль.
Что касается жилища, это был типичнейший в своем роде старинный дом: все, что только можно, было разбито, потрескалось, обвалилось. Вы поднимались на крыльцо по лестнице из четырех или пяти ступеней, оттуда попадали в комнату, выходившую на Восточную улицу, тоже по каменной лестнице, но винтовой; ступеньки ее разошлись, и во многих местах зияли щели.
Я собирался подняться, но в третий раз почувствовал, как рука моего проводника тянет меня назад.
- Сударь! Что вы делаете? - остановил он меня.
- Осматриваю дом!
- Поостерегитесь! Дом-то этот еле стоит: чуть посильнее дунешь - он и рухнет.
И действительно, то ли кто-то снаружи дунул слишком сильно - северный ветер, например, - то ли и не нужно было дуть на этот дом, - часть дома в самом деле обвалилась и по сей день лежит в развалинах.
Я не только вернулся с винтовой лестницы, на которую начал было всходить, но на всякий случай спустился и с крыльца.
Мой осмотр был окончен, мне оставалось лишь выйти. Но где же выход?
Похоже, проводник угадал мое желание и горячо его разделял: он живо ко мне обернулся.
- Ну что, хватит с вас? - спросил он.