- А это видел? - наконец, обрёл он дар речи и угрожающе показал кулак. - Ходули повыдёргиваю!
Окунь расхохотался ему в лицо:
- Это золото, Синдбад-мореход, не для тебя. Ты, Витенька, дерево по себе руби, - и Окунь, засунув руки в карманы брюк, направился в класс.
«Надо всем им доказать, - подумал он об одноклассниках, - что Окунь - есть Окунь». Но грустно ему было, невыносимо грустно. Всем чужой и ненужный. Даже Осиповой. И Настя тоже хороша, она, видите ли, комсомольское поручение выполняла, а зачем в душу лезла со своими разговорами? Нет, Окунь ещё им всем докажет, а что - он и сам не знал. Себе он уже доказал самое главное, понял за последнее время, что он - разгильдяй и балбес. А другим доказывать не надо, они это и так знают, вот и Настя не верит, а ему, оказывается, так нужно её доверие.
- Поговорили? - спросила Витка.
- Поговорили. Всё нормально, а ты думала, что драться из-за тебя будем?
- Ну и как? – глаза Виктории горели любопытством.
- Что - как? Неясно, что ли? Я - здесь, он - там, - показал он на Витьку. - Твой Синдбад-мореход угомонился.
После уроков Окунь повёл Осипову, подхватив под руку, к раздевалке, помог ей одеться, так, под руку, и на улицу вывел, до автобуса проводил, дождался её автобуса и... вежливо попрощался:
- До завтра, Вика. Завтра продолжим спектакль.
Осипова вошла в автобус, уверенная в том, что Окунь поедет её провожать, но Василий лишь приветливо помахал рукой и остался на остановке. Осипова со злостью прикусила губу, никак не думала, что Василий так легко от неё откажется.
- Настя, что с тобой? Ты какая-то сама не своя, - участливо спросила Светлана подругу, когда они возвращались из школы. Веселова вздохнула и ничего не ответила.
- Настя, а зачем к тебе Окунь приходил? – Светлана вовремя проглотила вертевшееся на языке Васькино прозвище - Рыба: она давно стала замечать, что подругу коробит, когда при ней так называют Окуня.
- Зачем? - печально откликнулась Настя. - Благодарил, что я к нему в больницу ходила.
- Скажешь тоже... Окунь - и благодарил. Нет, Настя, ты что-то скрываешь от меня.
- Ой, Светка, да не спрашивай ты меня ни о чём! - Настя была готова расплакаться.
Дома Светлана так и сяк прикидывала, отчего Настя расстроилась, и, наконец, придумала сущую нелепицу - Настя влюбилась в Окуня, который, как считала Светлана - мыльный пузырь, а не человек: сверху весь блестит, а ткни его - внутри пустота, только брызги разлетятся. Он очень не нравился Светлане, этот парень с холодной душой. И чтобы он вытворял над Настей такое же, как Инфанта с Чарышевым?! Нет, не бывать этому!
И Светлана решила на следующий день обо всем расспросить подругу и помочь ей, если она, Светлана, сумеет.
Но на следующий день случилось ЧП, и виноват во всем был Васька Окунь...
Окунь мыкался молчаливо по квартире.
Тесно ему и душно. Настроение - аховое, хоть плачь. «Черт бы побрал эту змейку, - ругал он сам себя. - И зачем только я ее купил». И купил ведь совершенно случайно. Шел мимо магазина детских игрушек, зашел со скуки, увидел деревянную змейку-игрушку, показалась она ему забавной, вот и купил для Валерки. Если бы он только знал, что потом будет...
А было вот что. Показал Окунь игрушку одноклассникам, они позабавлялись немного тем, что перепугали девчонок, а у страха, известно, глаза велики, так что визгу было предостаточно, пока они разобрались, что «нечто», извивающееся в руке Окуня - просто игрушка. И тут Игорь решил совершить рейд со змейкой в коридор, и в самых дверях - надо же было такому случиться! - столкнулся с Людмилой Владимировной. Она увидела в руках Оленькова змейку и бессильно привалилась к косяку, побледнела до синевы. А Оленьков остолбенело стоял напротив и машинально шевелил кистью руки, отчего змейка казалась живой.
Конечно, Людмила Владимировна решила, что это сделано назло ей, обо всём рассказала директору, и тот, естественно, пришёл в класс и спросил сурово, кто виноват в этом инциденте. Оленьков ответил, что он. И, само собой, получил хорошую взбучку от директора. А ребята, зная, что виноват Окунь, но попало-то Оленькову, вновь перестали разговаривать с Васькой.
Как теперь объяснить им, что нечаянно так получилось, что не хотел он уйти от наказания, просто растерялся и не успел сказать «я» вперёд Игоря. Как объяснить ребятам, что после уроков Окунь отправился к директору и всё рассказал Кузьме Петровичу, попросил, чтобы его, Окуня, наказали, а не Игоря Оленькова. Долгий был у них разговор. Окунь даже взмок от слов директора: сидел и чувствовал себя, как на расстреле, под прицельным взглядом сердитых глаз.
Как объяснить ребятам, что у Васьки в мозгах нечто вроде сдвига по фазе, что всё вокруг словно с ног на голову встало. Бывает, делаешь опыт, перекинешь случайно проводки с одной клеммы на соседнюю, и всё пойдёт крутиться в другую сторону. Так и у него, Васьки Окуня, всё стало шиворот навыворот: раньше стал бы переживать из-за такого пустяка, как эта распроклятая змейка? Конечно, нет! А теперь вот мается.
Окунь взял баян, подарок родителей в честь его поступления в музыкальную школу, пробежал пальцами по кнопкам. Из другой комнаты пришёл Валерка, сел рядом с братом.
- Вась, сыграй про Чебурашку.
Окунь начал играть, но так тоскливо, что Валерка спросил:
- Вась, ты почему такой невесёлый?
- Эх, Валерка, ничего ты ещё не понимаешь, - со вздохом взъерошил Васька белые братишкины кудряшки.
- А ты объясни, и я пойму, - серьёзно возразил Валерка.
В коридоре подал голос телефон, и Валерка, соскользнув с тахты - он любил первым брать трубку - помчался к телефону.
- Вась, это тебя спрашивают! - крикнул Валерка из коридора.
Окунь взял телефонную трубку, тёплую от ладошки брата, услышал приглушенный голос:
- Рыба, привет!
- Привет. А кто это?
- Рыба, у тебя позднее зажигание! Это я, Чарышев!
- Чего звякаешь?
- Рыба, пошли в кабак, - предложил Чарышев. - Выходной всё-таки!
- В какой кабак?
- Какой, какой... - ворчливо передразнил его Чарышев. - В бардель, в какой же ещё! - он имел в виду пивной бар.
- Нет, не хочу, - отказался Окунь от приглашения. В другое время пошел бы, а сегодня ему не хотелось. Удивился только, почему Чарышев звонит, раньше он в такие заведения не ходил.
- Грошей, что ли, нет? - не отставал Колька. - У меня есть червонец, да Игорь подкинет.
- Оленьков?
- Игорь Воронин, ну Одуванчик. Он вообще-то побазарить с тобой хотел, пойдём, Рыба, - в голосе Чарышева была просьба.
- Сказал же - не пойду! А ты бы подальше держался от Одуванчика, тоже мне - друга нашёл.
Окуню показалось, что Чарышев жалобно вздохнул, но ответил, однако, грубо:
- Не твоё дело! Вспомни про Фитиля. Праведника корчишь?
- Иди ты... лесом! - Окунь бросил трубку на рычаги, вернулся в свою комнату.