Улыбка погасла на лице девушки, Сергей увидел, что её глаза стали наливаться гневом и обидой.
- Ты не любишь меня, Сергей! - отшатнулась, прижалась спиной к березе. - Зачем мы провели этот день вместе? Зачем? Почему ты так сделал? Пожалел, да?
- Свет, ну погоди, Свет, ну я сам не знаю... Всё так неожиданно, быстро, - бормотал Сергей, ненавидя самого себя. Весь день он был как в тумане, ослеплённый счастливым сиянием девичьих глаз, а вот сейчас ему показалось, что он обманывал её и себя. - Ну, Свет... Я писать буду... - бубнил и бубнил.
А Светлана, белее своей берёзы, обнимала обеими руками её ствол, словно умоляя защитить себя, укрыть, с ужасом и болью смотрела на Сергея и медленно, не вспышкой, как раньше, краснела от стыда за все ласковые и нежные слова, сказанные Сергею. Ей было почему-то мучительно стыдно сейчас, так стыдно, словно залезла в чужой карман, и её уличили в этом. «Боже, что же это?» - билась мысль.
- Уйди... - прошептала Светлана дрожащими непослушными губами, простонала, мотая головой, как от боли. - Уйди, прошу тебя. Уйди!
Как медленно тащится поезд в последние минуты перед станцией!
Светлана Рябинина жадно всматривалась в низкорослые пристанционные постройки, искала знакомые лица среди встречавших поезд, торопила неповоротливую железную гусеницу: ну же, ну... скорее!
Вот и вокзал. Маленький неказистый деревянный домишко, со всех сторон окруженный молчаливыми застывшими тополями. Они, эти старые тополя, привыкли к ежедневной сутолоке встреч и расставаний и равнодушно стояли, не шелохнув ни одной веточкой.
Светлана, подхватив чемодан, выскочила из духоты вагона на перрон, задохнулась от морозного воздуха и увидела мать.
Августа Фёдоровна стояла в нескольких шагах от неё, сжав руки в кулачки на груди, тревожно шарила глазами по лицам, искала Светлану. Она была в стареньком тёмно-зелёном пальто с чёрным котиковым воротником, в шали, уже давно потерявшей ворс. Мама, мамочка, до чего же ты постарела за эти два года, что не было Светланы дома! Зимой - учёба в университете, куда она всё-таки решилась поступать после окончания школы, летом - работа в стройотряде. Правда, была прошлой осенью Светлана дома, но это была страшная, печальная необходимость.
Августа Фёдоровна увидела Светлану, протянула свои сухонькие руки в синих вязаных рукавичках ей навстречу. Заштопанная дырочка на правой рукавичке больно резанула Светлану по сердцу: мать отказывала себе во всем, чтобы помогать ей и Володьке, который учился в медицинском институте. Августа Фёдоровна прильнула к дочери всем своим худеньким телом, упрятала заплаканное лицо в пушистый воротник её пальто.
- Мамочка, милая моя, роднулечка! - Светлана тоже всхлипнула и крепче прижала к себе мать. - Мамочка, милая моя мамочка, лучше всех ты у меня, мамочка...
- Свет, а Свет! Меня тоже обними! - кто-то повис сзади на Светкиной шее. Она оглянулась и увидела Лариску Кострову: располневшую, похорошевшую, рот в улыбке до ушей и счастливые глаза. А рядом переминался с ноги на ногу в легких туфельках франт Андрей Горчаков, он и в школе старался всегда одеваться по моде, раскручивая родителей на полную денежную катушку, а как стал самостоятельным, главой семьи, развернулся вовсю. - Лариска! Граф Горчаков! Вы ли это? Лариска, тебе на пользу мужнин хлеб, ишь как раздобрела! Пышная! А ты, Граф, всё форсишь?
Лариска зарделась, а Горчаков смущенно кашлянул:
- Да у нас, понимаешь, ещё ребеночек будет.
- А Дениска ваш где? Я ему подарок привезла.
- Дома, холодно же, - озабоченно ответил Горчаков. - А ты-то, ты ли это, Светка? - он облапил Светлану, хотел чмокнуть в щеку, но девушка увернулась, погрозила пальцем:
- Не стыдно? При жене целоваться лезешь!
- Светка, ты такая стала... - Горчаков повертел в уме слова, подыскивая подходящее. - Стала такая шикарная девочка! Честное слово, я бы на тебе женился, если бы не Лариска, понимаешь.
- Ох, и болтун же ты! - Лариса шутя нахмурилась, приказала строго. - Бери лучше чемодан да пошли, а то закоченеем тут от холода.
Горчаков одной рукой поднял с земли чемодан, другой - бережно подхватил под руку жену.
Светлана обняла мать, пошла следом за Горчаковыми, Августа Фёдоровна семенила рядом мелкими шажками. С болью Светлана отметила, что и походка изменилась у матери за прошедшее время, стала суетливой и неуверенной.
- Пойдём пешком? - попросила Светлана спутников. - Хочется город с моста посмотреть.
Горчаков вопросительно посмотрел на жену, ожидая, что скажет его ненаглядная Ларисочка.
- Ладно, идите, а я в автобусе поеду. Светка, а ты приходи к нам вечером обязательно. Мы тебе сюрприз приготовили, - и перемигнулась таинственно с мужем.
С моста открывался замечательный вид. Старый вокзал, заснеженные тополя и кусты акаций вдоль перрона. Правее вокзала дымили трубами деревянные домики с горящими от заката окнами. На крышах домов - розовые косые полосы: след заходящего солнца; дым недвижимыми столбами торчал над крышами - к морозу, видимо, «выстолбило». Ночь медленно с востока наползала на город, зажигались огни.
Светлана смотрела на город, вглядывалась в знакомые с детства очертания строений: вон кинотеатр виден, а вон улица, ведущая к площади, где Герцев руку опалил, пустив ракету с руки, видна и крыша их школы... А среди знакомых крыш появились всего две новые - за два года Верхний не очень вырос.
- Какой он маленький, наш городок, - вдохнула Светлана полной грудью морозный воздух, засмеялась. - Хорошо!..
- Да уж... Это тебе не Ленинград, - хмыкнул Горчаков. - Нет, понимаешь, простора. И погодка, понимаешь, не та. Пошли скорее.
Горчаков занёс чемодан к Светлане в квартиру, которая встретила их монотонным тиканьем часов и звонкой тишиной. Под ноги бросился серый мурлыкающий комок, пушистый и мягкий.
- Барсик! Милый кот! - обрадовалась Светлана, схватила его на руки, притиснула к себе так, что кот взвыл дурным голосом, вырвался и умчался в комнату, распушив хвост.
- Ну, я пошёл... - Горчаков поставил чемодан у стены. - Приходи к нам сегодня вечером. Обязательно. Найдёшь? Это всего две остановки от площади Ленина, новый микрорайон. Почти рядом с Настиным домом. Приходи, смотри, а то, понимаешь, Лариска мне голову оторвет, скажет, нагрубил, небось, чего, вот Светка и не пришла. Она, понимаешь, такая вредная стала. Я иногда думаю: какие вы все девчонки хорошие, а как жёнами станете, спасенья нет! - Горчаков засмеялся басовито, и Светлана удивилась: гляди-ка, и голос у Графа переменился.
- Приду, приду...
Хлопнула дверь за Горчаковым. Светлана повернулась к Августе Фёдоровне, которая успела уже раздеться, и крепко-крепко обняла её:
- Здравствуй, мамочка!
Мать заплакала, худенькие плечи ходуном заходили под руками Светланы.
- Не надо плакать, мама. Всё образуется. Теперь мы с тобой вместе. Я буду работать, ты по дому хлопотать. Проживём втроём с Барсиком, - говорила Светлана ласково, вытирая слёзы матери платком.
- Володя обещался тоже приехать...
- Мама, зачем ему приезжать? Ведь у него в институте нет заочного отделения! Пусть учится!
- Он сам так решил. Написал, что приедет после зимней сессии.
- Мама, но я же приехала! Прикажи ему и дальше учиться!
Августа Фёдоровна улыбнулась сквозь слёзы:
- Прикажешь вам, как же... Вот приедет, тогда и решайте, - вздохнула шумно. - Сорвала я тебя с учебы, теперь жалею. Уж так отец хотел, чтобы ты училась. Как письмо, бывало, придёт от тебя, всё соседям хвастался, как ты учишься хорошо. А газету, что ты прислала со своей статьей, до дыр прямо зачитал. И пенсию как получит, так сначала тебе деньги посылал, а уж потом Володе...
- Я и буду учиться, только на заочном. Разве я не писала тебе, что Луговой приглашал меня в редакцию?
- Ох, трудно будет тебе, Светочка... Подумай хорошенько. На самом-то бы деле старшим надо дать тебе доучиться.
Люда с Алёшей уже на ногах крепко стоят, вы с Володей и остались пока не у дел. Володе надо быть со мной. Он мужчина, ему легче устроиться...
- И не думай об этом! Пусть в нашей семье свой врач будет! - Светлана закружила мать вокруг себя, как делала это в таком, казалось бы, далёком детстве. - Конечно, трудно будет! Ясно дело! Но сейчас никуда не поеду, и вообще - я есть хочу!
Августа Фёдоровна, отбиваясь от дочери, тоже стала улыбаться ясно и спокойно. Это хорошо, что дочь не унывает, значит, всё уже продумала, решила, и её не отговоришь, уж это Августа Фёдоровна хорошо знала.
- Ты хоть разденься, горе мое, не в гости же пришла - домой, а я пойду обед разогрею, всё у меня готово, только выстыло уже, наверное, - и Августа Фёдоровна засеменила на кухню.