- Тот, что зимой был?
- Да нет, другой! - махнула досадливо Лариска рукой. - О том ни слуху, ни духу, канул в прошлое. Мы ведь с ней вместе в роддоме были, она всё и рассказала. И про то, почему её тогда зимой десять дней не было... - Лариса замялась, не зная, как сказать незамужней подруге о деле, для неё обычном. - Ну, в общем, забеременела она тогда. А куда же деваться? Ну, и...
- Да ясно мне! - прекратила ее мученья Светлана. - Рассказывай дальше.
- Тот парень, как узнал, что Витка забеременела, и писать перестал. А Костя, этот новый, сразу предложил жениться. Она согласилась, работать наша Виточка не разбежится, а в институт не поступила. Сказали об этом отцу, он сначала не соглашался, но у Витки был железный аргумент - она опять подзалетела, уже от Кости. Отец расстроился, конечно, но свадьбу сыграли. И в роддом мы с ней в один день попали...
...Они родили в один день, даже в одной палате оказались, где уже было несколько рожениц.
Все сразу же перезнакомились, со смехом вспоминали прошедшее, и громче всех смеялась Инфанта. Она безумолку о своём Косте рассказывала, как он её любит. Все были после родов тощенькие, смешные, а Инфанта - хоть бы что, даже румянец во всю щеку. Она и в порядок привела себя быстрее всех: причёску соорудила, подкрасила губы, подвела глаза и уселась возле окна ждать своего Костю. Но он в тот день не приехал.
На следующее утро впервые принесли ребятишек на кормление, и все тут же занялись своими смешными (Ой, Светка, ты даже представить не можешь, какие они были все сморщенные, маленькие, красные!..) новорожденными. Женщины тянули руки навстречу медсестре, которая принесла малышей, подхватывали тугие сверточки, укладывали рядом с собой и... Большинство из них, первородок, не знали, что делать со своими сокровищами. Лишь одна роженица сразу же заворковала над своей третьей дочкой. А другие, вроде бы и знали всё, но не имели опыта и охотно принимали советы многодетной мамаши, и это – кормить малыша - так удивительно, странно, непривычно (Ты, Светка, и представить себе этого не можешь!) и прекрасно. Занятые своими заботами, они и не заметили, что Витка лежит спокойно на спине, а её малыш, рекордсмен по росту и весу, лежит не кормленный.
Пришла медсестра, улыбаясь, стала спрашивать, как прошло первое кормление. Отвечали ей охотно и радостно. Подошла и к Инфанте: «Ну, как твой богатырь? Ух, и хороший же у него аппетит. И такой спокойный парень!» - «А я не знаю, - ответила Инфанта. - Я не кормила его», - «Неужели грудь не взял? Или молока нет? А по виду – молочная», - «Я не давала ему грудь», - спокойно ответила Инфанта.
Женщины уставились на Инфанту, как на привидение, а медсестра покачала укоризненно головой и вышла. Короче, Инфанта отказалась кормить своего малыша по той причине, что боялась испортить грудь и фигуру, мол, муж привык видеть её красивой.
Никто не разговаривал с ней в тот день. Но во время вечернего кормления всех удивила Катя, самая тихая и неразговорчивая женщина. Она всегда лежала, отвернувшись к стене, и не принимала участия во всеобщей женской болтовне.
Медсестра по секрету сказала, что у неё месяц назад разбился на мотоцикле муж, и никого в городе нет из родных.
Вечернее кормление было уже четвертым по счету - ребятишек приносили каждые три часа, и лишь Виткин мальчик не попробовал ещё материнского молока, но медсестра снова принесла ребенка Витке: вдруг одумалась. А та только хмыкнула, мол, «искусственником» вырастет, ничего страшного в том нет. Медсестра ничего не ответила ей, только презрительно посмотрела и пошла к двери, так и не положив к Инфанте сына. И тут (Нас как молнией грохнуло!) Катя и говорит, негромко так, но услышали все: «Давайте я его покормлю». Медсестра просияла, вопросительно глянула на Инфанту, а та в ответ: «Пусть кормит, если охота, я не возражаю». И в тот момент маленькая, неказистая Катя показалась всем в палате необыкновенно красивой. (Нет, ты только, Светка, подумай: отказалась кормить своего сына!).
На следующий день пришла в палату заведующая, всегда такая строгая и неприступная, она несла в вытянутых руках вазу с белыми каллами. Мы так и ахнули: заведующая нарушила свой запрет - иметь в палате живые цветы. А следом шла медсестра и несла в кульке апельсины, хотя есть эти фрукты было строжайше запрещено, чтобы у детей не возник диатез. Катя, когда они остановились рядом с её кроватью, растерялась: «Это не мне», - «Тебе, дорогая, тебе. Поверь мне, старой женщине, тебе, и от очень хорошего человека», - сказала заведующая.
И покатились денечки... Бешеная карусель из кормлений, процедур, осмотров. И каждое утро Кате кто-то передавал апельсины и каллы, а палата стала походить на цветочный магазин, потому что на каждой тумбочке стояли цветы, а у Кати в прикроватной тумбочке было килограммов пять-шесть апельсинов, к которым она не притронулась. Только Инфанта не брала цветы от Кати, она ожидала своего Костю, но тот не приходил...
И вот наступил день выписки. С утра (Ой, какое это было чудесное утро, Светка, ясное, голубое, счастливое!) начали приезжать отцы на машинах, все важные, надутые, с цветами в руках, с конфетами (А Горчаков-то мой, представляешь, явился на «газике»!). Самой первой позвали из палаты Катю. Медсестра прямо-таки сияла, вызывая Катю, а Инфанте сухо кивнула: «За вами тоже приехали».
Обе ушли. Катя со слезами на глазах, а Инфанта спесиво задрала голову, даже не попрощалась.
Женщины прилипли к окнам - не отдерёшь. Любопытство грызло всех со страшной силой. У крыльца роддома стояли две «Волги», за рулем обеих сидели солдаты. В одной - ясно, приехал за своей Инфантой загадочный Костя, а вот другая машина - для кого?
Первой на крыльцо вышла Инфанта, следом шли её родители, потом высокий офицер с ребёнком на руках, а следом - растерянная Катя точно с таким же свертком в руках, как у военного. Инфанта - зарёванная, вместе с родителями села в одну машину, а офицер и Катя - в другую. Он даже не посмотрел на Инфанту, зато улыбался светло Кате. К ним подскочил шофер-солдат, помог Кате сесть в машину. Инфанта всё смотрела на них, пока отец сердито не окликнул её из машины. И они уехали...
- А ребёнок Инфанты? - не выдержала Светлана. - Где он?
- Дело, оказывается, было так. Нам уж потом заведующая рассказала, я-то своего Графа на «газике» до вечера ждала, он не то, что другие, не спешил за женой, «газик» и то еле выпросил, - Горчаков при этом что-то невнятно проворчал, а Лариса продолжила рассказ про Викторию Осипову: - Костя приехал к Инфанте на следующий день после родов, цветы ей привёз, те, первые... Заведующая пригласила его к себе в кабинет, все рассказала, просила повлиять на жену. Костя думал, думал и сказал, чтобы цветы передали той женщине, которая кормит его сына. Он и приезжал каждый день, цветы привозил - специально договаривался с проводниками из Свердловска, и апельсины тоже от него. Родители знали, что Костя бывает в роддоме, но отец запретил матери говорить об этом Инфанте, велел сказать, что он в командировке. Не знаю, как уж мать смолчала, ничего не сказала, но все плакала, уговаривала Инфанту начать кормить малыша.
- А малыш-то где? И сама Витка?
Лариска, довольная, что заинтриговала подругу, попросила Горчакова принести альбом с фотографиями.
Горчаков ушел в спальню и принес пухлый семейный альбом, такой толстый, что корки его топорщились в разные стороны, стремясь откинуться. Лариса открыла альбом, показала, какой Дениска был совсем маленький, его первые шаги, капризы, шалости, улыбки и слёзы.
- А вот это, - Лариса взяла в руки фотографию молодых людей с двумя улыбчивыми малышами на руках. – Вот это - Катя, это - Костя, а это Максимка и Эдик, их дети.
- Постой, постой... Они что - поженились? - догадалась Светлана. - А как же Инфанта?
- Конечно, поженились! Костя сказал, что ему не нужна такая жена, которая не любит его детей. И предложил Кате выйти за него замуж, сказал, что усыновит её сына. Сначала Катя отказывалась, но привыкла уже к Эдику, так она Виткиного сына назвала, он же у неё был, пока Костя развод оформлял, ну, а потом согласилась. Вот видишь, какие у них мальчишки, Катя писала, что ждет ещё одного ребенка, девочку... А ведь похожи мальчишки друг на друга, правда?
Они, и впрямь, были похожи - светловолосые, большеглазые.
- Да... Не завидую я Инфанте.
- Чего уж завидовать! - фыркнула Лариса. - Такого парня потеряла. А знаешь, по-моему, они и не ужились бы. Костя серьёзный, самостоятельный, а Витка - сама же знаешь. Я иногда думаю, а может, Эдька и не его сын. Вот я бы Дениску своего ни за что не бросила, и Горчакову бы не отдала, если что, а Инфанта...
- Она же могла сына через суд забрать.
- Она не судилась, отказалась. Отец, наверное, заставил. Он и Косте помог перевестись в другую часть, Катя усыновила Эдьку, теперь у Эдика и Максимки есть папа Костя и мама Катя! Да! Я совсем забыла о сюрпризе! Андрюш, принеси!
Горчаков опять, что-то ворча, встал и ушёл, принес Ларисе какой-то конверт, а сам плюхнулся в кресло.
- Держи. Вот он, сюрприз, - и Лариса вынула из конверта ещё один, сложенный вдвое.
Светлана сразу же узнала мелкий закорючистый почерк Сергея Герцева. У нее забухало громкими ударами сердце, тёплая волна окатила её с ног до головы, но она, нахмурившись, сказала:
- Порви и выбрось.
- Э-э-э, нет, - погрозила пальцем подруга. - Нам дан наказ, чтобы ты обязательно прочла это письмо. И при нас. Читай!
Светлана покачала головой:
- Не могу...
- Читай, а то сама сейчас прочту. Вслух! - пригрозила Лариса.
- Дома прочту...
- Обманешь! Читай здесь!
- Ты мне в няньки нанялась? - рассердилась Светлана. - Сказала - дома прочту, - она заторопилась домой.
Письмо жгло руки, гнало прочь от друзей, в темноту.
- Горчаков! Проводи Светку! - приказала Лариса мужу, а Светлане строго заявила: - Если не прочтёшь это письмо, то будешь самая глупая на свете!
Августа Фёдоровна давно уже спала, а Светлана сидела с раскрытой книгой в руках, где лежало на развороте письмо Сергея, всё - в голубых размывах. Строки нельзя было разобрать, но Светлана знала наизусть каждое слово, и кляксы от её слез не мешали повторять про себя письмо Сергея.
Память уводила назад на выпускной вечер, в тот первый и последний её счастливый день...
Она тогда не пошла на свидание, как договаривалась с Герцевым сначала. Это было ни к чему. И так всё ясно, зачем же лишний раз мучить себя.
Герцев уехал. И неожиданно стал присылать письма. Он писал часто. Но Светлана не знала, о чём он писал. Она брала каждое письмо Герцева, рвала на мелкие клочки и бросала в топку титана, глядела, как жадный огонь лизал красным языком обрывки бумаги, и ревела, видя, как вспыхивало письмо, трепетало загубленной птицей.
А потом и сама уехала, и письма перестала получать, но как ни старалась, Сергей не забывался, вечно был рядом, даже если шёл с ней другой парень...