Вечером я раздеваюсь и мать, открыв рот, с ужасом смотрит на мою ногу.
- Что это у тебя?
- Шрам. Нечаянно задел за рваное железо.
- Господи, слава богу, что все в порядке.
Она щупает ногу.
- До чего же длинный и как тебя только угораздило...
Хонди, на правах первого друга, ложится рядом с кроватью на коврике.
Мы идем с отцом на лыжах, по вспухшему от снега лесу. Впереди, как всегда, Хонди. Собачка немыслимыми приемами осиливает сугробы.
- Так все таки, ты участвовал в боевых операциях в Афганистане? спрашивает отец.
- Участвовал.
- Я так и думал. Молодец, что не расстраивал мать. А у нас здесь тишина. Только новый секретарь обкома малость нервы портит.
- Браконьерством занимается?
- Да нет. Все этих пакостников под свою защиту берет. Я тут придавил двоих с деревни, где ты сдавал экзамены. К суду их притянул, так он их из дерьма вытянул, они опять теперь шалят...
- Кабана бьют?
- Нет, оленя в основном...
Мы обходим участок и возвращаемся домой.
Я их выловил на пятый день моего отпуска. Идет крупный, разлохмаченный снег. Вдруг звуки выстрелов всколыхнули лес, встряхнув с веток деревьев, неокрепшие сугробики.
- Хонди, тихо.
Мы идем на звуки выстрелов. Двое мужчин на снегу ножами потрошат лося. Они сняли лыжи и прислонили их к дереву.
- Федя, привет, - говорю я негромко.
Мужик в рыжей шапке подскакивает и с ужасом смотрит на меня. Второй, более энергичен, он выхватывает ружье и тут же я стреляю. Ружье вылетает из его рук и исчезает в снегу, метрах в пяти за ним.
- Федя, ты чего меня так плохо встречаешь.
- Толенька, я не хотел, - уже чуть не плачет мужик. - Черт попутал.
- Ты, сволота, - грубо отвечает молодой, - ты мне ружье попортил. Я же тебя в порошок сотру...
- Толенька, не слушай его, он еще ничего не понял.
Федя струхнул всерьез. Я опять стреляю. Шапку наглеца смахнуло с головы и похоже до него тоже доходит, что что-то не так.
- Кто это? - спрашивает он Федю.
- Толя. Сын лесника.
- Ну и что?
- Он тебя здесь похоронит.
- Не имеет права, - уже взвизгнул он.
- Вы нарушили закон, значит надо.
- Может не надо, Толенька, - хнычет Федя, - Богом клянусь, последний раз в жизни это сделал. Прости.
- Нет, Федя, ты который раз ловишься в лесу?
- Третий.
- Вот видишь, третий, а ума не набрался, Не мог сразу со всем порвать...
- Порву, кровью клянусь, порву.
Я начинаю расстреливать их лыжи, они подпрыгивают и превращаются в щепки. После обращаюсь к мужикам.
- Выкиньте ножи.
Теперь они послушны как кролики. Ножи улетают в сугробы.
- А ну, марш в ту сторону.
Мужики, ругаясь, ползут по сугробам. Мы с собакой подходим к туше лося, уже наполовину покрытую белым ковром падающего снега. Хонди сразу вцепился в кусок мяса, а я с трудом нахожу Федино ружье, закидываю себе на плечи и изучаю участок. Падающий снег, уже засыпал следы и по едва приметным вмятинам можно еще определить откуда мужики шли.
Так и есть, в метрах ста от места событий, обычные волокуши на широких лыжах. На них брезент и сено. Я подтаскиваю их к лосю, отсекаю самые лучшие коски мяса, заворачиваю их в кусок брезента и забрасываю на волокушу. Теперь мы с собачкой не спеша, отправляемся в лесничество. Я, как заправская лошадь, накидываю лямку и тащу ношу по сугробам, пробиваясь к дороге.
- Что ты сделал? - ужаснулся отец. - Они же в такую погоду без лыж не доберутся до деревни.
- Они выбрали свою судьбу, отец.
Отец стал спешно собираться.
- Ты куда?
- Может удастся их спасти...
- Сейчас темно. Погоди, утром вместе пойдем. Если они окончательно не тронулись, то где-нибудь развели костерок...