И рассказал, что по неизреченной своей милости государыня посылает его, Нартова, с ревизией по монетному делу, перечеканке, проверке содержания серебра и прочее. А в сем году государыня и министры поручили ему поехать на московский монетный двор, выяснить, можем ли мы технически чеканить монету с полновесным содержанием золота, не уступающую европейским. Ведомо, судари мои, что при Петре Алексеевиче из-за великих нужд государственных монета российская вельми порчена была...
- Ладно, - прервал его Девиер. - Про то мы знаем. Сия-то откуда взялась?
А, будучи в Москве, он, Нартов, чтобы доказать, что российское денежное мастерство не уступит заграничному, собственноручно вычеканил семь двухрублевиков полной мерой золота и чекан тот велел при себе уничтожить. А семь монет этих взял с собою в Санктпетербург, чтобы вручить высочайшим особам...
- Кому же, можете перечислить?
- Могу. - Нартов полез в карман, вынул клетчатый платок и вытер им испарину. - Первая монета была вручена государыне императрице...
- Раз, - загнул палец генерал-полицеймейстер.
- Две монеты были преподнесены государыням царевнам - Анне Петровне и Елисавет Петровне. Это, значит, вторая и третья. Четвертая... четвертая, конечно, была вручена августейшему зятю, герцогу Голштинскому, а пятая отсутствующему ныне светлейшему князю. Шестая находится у меня...
Он развязал угол носового платка и достал оттуда точно такой же двухрублевик с профилем царицы, что был в руке у Девиера.
- А седьмая, седьмая? - в один голос воскликнули полицейские чины.
Нартов помялся, но затем нагнул голову, будто хотел сказать: а, была не была! - и заявил, мрачнея:
- Виноват. Седьмую монету я отдал не кому-нибудь из высочайших особ... Седьмую монету я презентовал обергофмейстеру Рейнгольду фон Левенвольде.
Полицейские молчали, сосредоточенно глядя на Нартова, а тот ударил себя в лоб ладонью:
- Я подумал тогда: ведь пригодится мне Красавчик сей для дел неотложных, хотя бы к государыне вне очереди пройти.
И тогда аудитор Курицын воздел руки и сокрушенно сказал:
- Да, да, как же я сразу не догадался... Это он, конечно, был, который караул кричать отказался, - Левенвольд.
Генерал-полидеймейстер на него цыкнул, а Нартову сказал:
- Сей минут мы вас освободим. Монету свою вы можете забрать, по этой части у нас к вам претензий нет. Скажите, однако, вы не уточняли законность грамот, по которым у вас проживает ваша арендаторша?
- Как же, я обращался в герольдмейстерскую контору. Тамошний управитель, граф Францышкус Санти, мне объявил, что покойного мужа этой дамы он знал персонально. И знаете, как он его куриозно аттестовал?
Нартов без лишней амбиции прошелся по комнате, кривобочась и прихрамывая.
На мрачных лицах полицейских чинов изобразилась весьма вымученная улыбка. Они раскланялись и вышли во двор.
"Час от часу не легче, - подумал генерал-полицеймейстер - Тут и не скажешь, кто тебе опаснее, Левепвольд или Кушимен?"
Он остановился в тени кленов и сказал майору Рыкунову:
- Несомненно, кто-то дал взятку Левенвольду, а тати ее отобрали.
- Осталось узнать, кто именно дал взятку.
- А так как это пока невозможно, займемся розыском, кто были сии тати.
И Девиер указал на вольный дом маркизы Лены.
Тут он увидел, что возле колодца Алена Грачева вытаскивает бадью с водой и переливает ее в ведра. Девиер прекрасно помнил и девушку эту, и ее визит в полицейский дом.
Он поманил ее пальцем.
- Не кажется ли тебе, - спросил он, глядя в ее напряженное лицо, - что ежели, как тогда, ты вернешься в Канатную слободку, ты застанешь своего бравого корпорала на месте проживания?
- Нет, не кажется, ответила она дерзко, не прибавляя никакого титула.
- А почему? - как можно более ласково спросил Девиер.
- А потому, что он убит.
Внутри генерал-полицеймейстера забилась-затрепетала какая-то жилка. "Ну, вот и все, - подумал он. - Вот мне и каюк".
- Откуда же ты знаешь, что он убит? - уже машинально спросил он.
Алена взяла его за расшитый галуном обшлаг генеральского кафтана и вывела из-под клена так, чтобы был виден вольный дом. Указала на веревку, протянутую от угла. На той веревке сушилась единственная вещь - мужская сорочка немецкого полотна с кружевной грудью. Бок рубашки был сильно разрезан.
- Это его рубашка, - сказала она глухо. - Там еще пятна крови. Я видела, как их замывали.
И она отчаянно заплакала, уткнув лицо в передник. И, не обращая внимания на полицейских чинов, забыв про свое коромысло, побрела в домик Нартова.
- Аленушка! - сказал ей Нартов. Сам готов был на колени встать, хоть пластаться, чтобы облегчить ей горе. Он догадывался обо всем. - Ну, нет его и не вернешь, чего же убиваться? Аленушка! Выходи за меня! Ну что ж, что я старый человек, хотя какой же я и старый? Мне ж еще и сорока нет.
Алена вытирала передником лицо и глаза, и вновь слеза катилась, и непонятно было. слушает она или нет.
- Выселю я эту иноземку, это гнездо антихристово, а сам там поселюсь. Ох, заживем! Каждый вечер буду астанблей созывать, чтобы тебе, мое сердечко, не было скучно. Государыня даст мне патент на дворянство, она уж обещала. А бурмистру Данилову - неожиданно распалился он, - мозгляку этому... Шиш ему, шиш!
- Вы хороший человек, барин Андрей Константинович, - тихо сказала Алена, поклонилась ему и вышла, притворив за собой дверь.
Нартов же упал на лежанку, некоторое время лихорадочно тер руки. тер лоб, потом успокоился, всхлипнул, как ребенок, и неожиданно сам для сеоя заснул.
Возвратилась Алена, посмотрела па спящего барина и подошла к окну. В вертограде полнощном начинался заезд гостей, наигрывал клавесин. Одно из самых верхних окон растворилось, там, смеясь, появилась маркиза Лена. Черные кудри вились по смуглой шее и покатым плечам, чувствовалось, что каждый их виток старательно рассчитан. В ушах раскачивались золотые кольца - не просто серьги, а кольца, обсыпанные гроздью вспыхивающих огонъков-алмазов.
- Коза! - с ненавистью глядела Алена на ее слегка раскосый вырез глаз, на красиво изогнутый рот. - Как есть губастая коза!
Ей вспомнилось, как в детстве отец, который был церковный староста, а потому знаток книжного благочестия, брал с поставца старинную рукописную книгу и читал вслух обо всяких диковинах. Особенно запомнилось ей о Горгоне, и не думалось, что Горгона та когда-нибудь ей к случаю попадется.
Молоточки клавесина все звончее наигрывали менуэт, горбатый Кика в игорном зале старался вовсю.
"Да что же это! - запало в голову Алене. - Горгоны смеются, музыка играет, но человека-то нет!"
5
Как только распахнулись для посетителей двери и гайдук Весельчак встал возле них, в двери те вошел щегольски одетый господин. Был он в изящной полумаске, но густые брови над этой полумаской были настолько известны всему Санктпетербургу, что гайдук возгласил: