Старый Таг коснулся рукава цадика.
Цадик чуть приподнял голову.
— Ребе, смотри, что они делают!
— Ха?
— Вели им перестать, ребе!
— Чего ты хочешь, сынок?
— Ребе! Дорогой ребе! Пусть они перестанут танцевать! Это смертельно опасно! Это опасно для души! В такую ночь! В городе заваруха! Пьяные казаки бьют, убивают, насилуют!
— Напиши! Напиши!
— Ребе! Выслушай меня!
— Что, сынок?
— В моем доме смерть.
— Фууу!
— В моем доме лежит она!
— Выздоровеет! Поправится!
— Ребе!
— Йоселе передаст!
— Ребе!
— Имя? Имя?
Ребе, я не писал никакого квитла.[43] Никакого квитла. Пускай твои хасиды перестанут танцевать! Это смертельно опасно! Это опасно для души!
— Сын?
— Не приведи Господь. Да упасет его Бог от всяческого зла.
— Имя напиши! Напиши имя!
— Ребе! Слушай, что я говорю!
— Йоселе передаст!
Подбежал рыжий.
— Йоселе! Йоселе! — обрадовался цадик.
— В чем дело? — Рыжий затряс руками прямо перед лицом старого Тага.
— Перестаньте, Бога ради!
— Ни на минуту его нельзя оставить одного! Что он вам? По-вашему, он железный? Он ведь тоже человек! Неужели ему нельзя дать ни минуты покоя? В чем дело? — Рыжий размахивал руками в широких рукавах. — К нему можно только через меня! У него прямая связь только с небом. Для обычных людей у него есть я.
— Ради Бога! Перестаньте танцевать! Побойтесь Бога!
Рыжий уже приложил ухо к губам цадика.
— Где это видано! Где это слыхано? В такую ночь! Это что, Симхат-Тора?[44] — кричал старый Таг.
— Чем эта ночь отличается от любой другой ночи в году? — Рыжий не отрывал уха от губ цадика.
— А вы не знаете? Люди! Вы не знаете, что творится на свете? По какой земле вы ходите? Хотите навлечь на мой дом несчастье?
— Там, где остановились мы с цадиком, никакого несчастья быть не может. — Рыжий так и не поднял головы.
— Вы знаете, что сейчас казаки делают в городе?
— Казаков по воле Всевышнего ждет такой же конец, как и всякого врага сынов Израилевых. Они утонут, как египтяне, будут висеть на виселицах, как Аман и его сыновья.
— Жизнь! Жизнь! — раздался крик.
Рыжий вскинул голову.
Старый Таг обернулся.
Мальчик с впалыми щеками и глазами на поллица лежал на лавке. Он один не танцевал. Лежал, втянув голову в плечи.
— Ты! Ты! — рванулся к нему рыжий.
— Жизнь! Жизнь! — скулил паренек.
— Скажи, что ты видишь? Опять голую? С выпяченным задом? Скажи! Расскажи все, что видишь. — Рыжий размахивал в воздухе кулаком. — Все, что видишь! Ты! Ты!
— Нет! Нет!
Кантор, сын кантора, гладил мальчика по голове:
— Не бойся!
Рыжий достал красный носовой платок и вытер лицо.
— Довольно! Хватит уже на сегодня! Слышите?