— Что случилось? — спросил юнец с едва пробившимся пушком на лице.
— Ребе увидел большую тучу.
— Уже! Уже! Мы были уже близко, — сопел самый красивый с золотистой бородой и золотыми завитками пейсов.
— Посмотрите на него! — Рыжий показал на мальчика, лежащего на лавке. — Злой дух опять не дает ему покоя. Мясо! Мясо! Дайте ему, будто он гой, тарелку мяса! Свиного мяса! Из задней части! Тьфу!
Мальчик вскочил с лавки, пошатнулся и выкрикнул:
— Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть!
— Гнать его! Гнать такого! — Рыжий дергал мальчика за пейс. — Теперь каждый, кто только захочет, получит к нам доступ. В него вселился демон. Да охранит нас и убережет Бог!
— Да охранит нас Бог!
— Бог не допустит!
— Вон! Тьфу! Тьфу!
— Тихо! — Рыжий подбежал к цадику, взялся руками за спинку стула. Закрыл глаза и начал раскачиваться.
Стало тихо.
— Нет! Нет! — Мальчик попятился к двери.
Кривобокий хасид с лиловыми, как сливы, мешками под глазами заступил ему дорогу.
— Куда? А, малыш? Куда, мой хороший? — Схватив одной рукой мальчика за воротник, он подтолкнул его к столу.
— Нет! Нет! — кричал мальчик.
— Тихо! — Рыжий мигнул кривобокому хасиду, чтобы тот его отпустил. Нагнулся и приложил губы к уху цадика: — Ребе? Что сделать с этим маленьким грешником? Ага! Хорошо! Пусть откупится. Хорошо, я не против. Пусть этот выродок откупится. Ха? Ребе?
Цадик молчал.
— Что они хотят от этого мальчика? — спросил Апфельгрюн, владелец магазина модельной обуви.
— Не надо вмешиваться. Это их дела, — сказал Притш, владелец концессии на торговлю табачными изделиями и лотерею.
— Это вы говорите? Вы — такой… такой… современный, — сказал Апфельгрюн. — Да они же его замучают.
— Да. — Сапожник Гершон посмотрел на старого Тага.
Старый Таг развел руками:
— Подождем немножко, там видно будет.
— Бушмены! — прошипел сапожник Гершон.
Юнец с едва пробившимся пушком на лице вышел на середину залы.
— Пускай уже ребе один раз скажет что-нибудь громко. Мы все очень этого хотим. Правда, братья, сыны Израилевы?
Никто не ответил.
А цадик молчал.
Рыжий поднял вверх руку:
— Ша! А ты садись! — кивнул он безбородому. — Ребе! Я тебя спрашиваю. А ты сочти меня достойным ответа. Это должен быть денежный выкуп? У него богатый отец. Что для такого богача десять—двадцать гульденов?
Цадик молчал.
Стояла тишина.
Только глухой старик продолжал танцевать один, топтался на месте, крепко зажмурившись, и пел молитву, сам подпевал своему танцу:
— Что он там делает? — поморщился рыжий.
Юнец с едва пробившимся пушком на лице подождал, пока старик произнесет последнее «аминь», и потянул его за рукав:
— Дядя! Извини, дядя…
Глухой старик открыл глаза. Остановился. Огляделся вокруг:
— Едем дальше? Ну так едем, а то будет поздно! Давно уже пора ехать. Я говорил! Говорил!
Юнец подвел старика к лавке и помог ему сесть.
— Ребе! — снова начал рыжий. — Так какой будет выкуп?! В этом мальчике сидит голая женщина. Тьфу! Тьфу! Тьфу! Мы должны ее из него изгнать.
— Нет! Нет! — Мальчик заткнул уши.
Старый Таг подошел к мальчику.
— Что он такого сделал? — спросил. — Ничего не понимаю. Что ты такого сделал? — Старый Таг попытался взять его за подбородок.
Мальчик резко отпрянул.
— Нашли козла отпущения? — повернулся к рыжему старый Таг. — Какой же это грех? Да никакой! Поглядите хорошенько! Посмотрите на этого Самсона! Самсон-герой! Постыдились бы, евреи! Не нравится он вам, так не держите у себя, отошлите к отцу. Пусть поставит мальчика в магазин, если у него есть магазин, или отдаст в ученье к портному. Это уже его забота. Этот мальчик — грешник? Ну так послушайте!
— Хватит уже историй! — крикнул кривобокий хасид с лиловыми, как сливы, мешками под глазами.
— Дайте еврею сказать, — отозвался самый красивый, с золотистой бородой и золотыми завитками пейсов, — пусть хозяин тоже имеет свое удовольствие.
Сделалось тихо, и старый Таг начал: