— Аншель! Боже! Аншель! Ты ничего не понимаешь! Дай мне таз с холодной водой. Чудо, что с такими ногами я еще жива. Тут даже присесть негде.
Фотограф Вильф принес из-под окна стул.
Бланка снова обратилась к старому Тагу:
— Значит, мужчине можно лежать рядом с мертвой женщиной? Я только это одно хочу знать.
Старый Таг подошел к ней, взял деликатно за руку и проводил до двери.
— В кухне есть таз, в кухне есть вода. — Вильфу знаком велел остаться.
Бум тихо плакал.
Фотограф отодвинул от него голову мертвой дочери.
— Бумек, — шепнул.
Мальчик зарыдал.
Фотограф Вильф вздохнул:
— Как это случилось? Такое несчастье! Скажи, Бумек.
— Я не виноват.
Фотограф Вильф опять вздохнул:
— Почему он должен быть виноват? — Старый Таг пожал плечами.
— Я не виноват.
— Я знаю, что говорю. Нет, сынок. Ни ты, ни она не виноваты. Ее душа была чиста. И ты чист. Но сейчас встань. — Старый Таг положил руку Буму на голову.
— Я не виноват.
Фотограф Вильф надвинул на глаза широкополую шляпу. Пошел к двери.
— Останьтесь. Бумек, ты нам поможешь, — сказал старый Таг. — Мы с Асиным отцом снимем ее с кровати и положим на землю. Бум, ты слышишь? Встань и помоги. Это придаст тебе сил. Ну! Давай!
Бум встал. Лицо у него было опухшее.
Вошли невестка старого Тага с простыней и Лёлька с охапкой соломы.
— Подстели! — сказал Лёльке старый Таг.
Лёлька кинула солому на пол.
— Не так быстро! Не так быстро! — Старый Таг знаками показывал фотографу Вильфу, что делать.
Мина взмахнула в воздухе простыней. Свечи на секунду померкли и снова вспыхнули.
— Осторожно! — крикнул старый Таг. — Бумек! Бумек! Пожалуйста, будь добр, отойди на минутку. Оставь ее. Не мешай! Ногами к двери, — скомандовал он фотографу Вильфу. — Вот так! Да. — Вздохнул. — Теперь она уже отсюда ушла.
— Ася!
Бум бросился к кафельной печи, обхватил ее и зарыдал.
Ася лежала на полу, прикрытая белой простыней, немного коротковатой — ноги в ботинках торчали наружу. В латунных подсвечниках у изголовья горели свечи.
— Ася! Ася! — Бум бился головой о печь.
Фотограф Вильф стоял, бледный, в съехавшей набок черной широкополой шляпе.
— Бланка… Бланка… — прошептал он. — Где Бланка?
— Как это где? — спросил старый Таг.
— Ах, верно! — Фотограф вышел из спальни.
В зале аустерии было пусто. Следы босых ног вели в кухню.
Бланка сидела на табурете под висящей на стене лампой с круглым зеркальцем.
Вскрикнула. Одна ее нога еще мокла в тазу с водой, а вторую держал и обматывал бинтом кто-то в красных штанах.
Откуда тут взялся гусар? Эти широкие плечи, эти сапоги со шпорами. Город захвачен, два гусара лежат убитые вместе с лошадьми на опушке, а один стоит на коленях и держит Бланку за ногу!
Бланка подтянула верхнюю юбку и нижнюю, кружевную.
— Аншель, это ты?
Гусар вскочил и отдал честь. Щелкнул каблуками.
— Frau… Frau… — забормотал.
— Вильф, — подсказала Бланка.
— Ja… Ja! — опять козырнул гусар.
— Аншель, что ты стоишь. Поблагодари его. Не видишь, что он мне делает? — Бланка улыбнулась гусару.
— Спасибо, — сказал фотограф Вильф по-немецки.
Гусар щелкнул каблуками.
— Бланка, вставай!