Если учесть, что руководство партий эсеров и меньшевиков неоднократно до этого заявляло о своем отрицательном отношении не только к иностранной военной интервенции, но и к любым другим формам свержения Советской власти и, если вспомнить при этом, что именно меньшевикам и эсерам принадлежал приоритет в разработке экономических принципов нэпа, то в большевистской тактике "беспощадной борьбы" следует всерьез рассматривать только один мотив: боязнь потерять монополию на власть. В этом случае большевикам не приходилось рассчитывать на снисхождение со стороны своих политических соперников, даже из рядов социалистической демократии. Вряд ли наиболее осведомленные из них могли забыть проклятья В. М. Чернова и Ю. О. Мартова, изложенные в их статьях по поводу восстания в Кронштадте*,
* В листовке "Революционная Россия", адресованной ЦК партии эсеров кронштадтским повстанцам, В. М. Чернов, в частности, писал: "...Долой деспотов, своей хозяйственно-организационной бездарностью и неумелостью вконец разоривших народное хозяйство!
Долой самозванцев, выдающих себя за рабоче-крестьянскую власть и только силою штыков удерживающих в повиновении крестьян и рабочих!
Долой честолюбцев, дорвавшихся до власти и жадно вцепившихся в нее руками, зубами, ногтями, потому что они обратили ее в средство личного обогащения и наслаждаются всеми благами жизни!
Долой лицемеров, твердящих о равенстве и осуществляющих систему самых вопиющих привилегий, самовластно правящего слоя, -- привилегий, являющихся сплошным издевательством над бедствиями и лишениями громадного большинства!
Долой болтунов, когда-то сладко певших о свободе и обративших всю Россию в огромную рабочую казарму, -- нет, хуже, в тюрьму со всеобщими каторжными работами!
Долой наместников Царя Голода, с ног до головы забрызганных кровью и грязью!
Долой их!
И вместе с этим мощным кличем "Долой!" раздается другой клич "Да здравствует Учредительное собрание!"
...Кронштадт восстал. Своим героическим жертвенным примером он зовет всю Россию к долгожданному освобождению.
А вы, деспоты и тираны, считайте дни, которые осталось еще прожить на свете вашей опостылевшей всему народу власти!
Если жизнь вам дорога -- прочь с дороги!
Народ идет! Суд идет! (ЦПА ИМЛ, ф. 5, оп. 1, д. 2572, л. 59.)
чтобы после этого садиться с ними за стол переговоров об условиях "раздела власти".
Отказ от демократических методов борьбы за политическую власть в государстве, стремление решать этот вопрос преимущественно террором, конечно, мало украшал Коммунистическую партию и свидетельствовал о ее внутренней слабости. Монополия на власть, на средства массовой информации, на образование и т. п. развращала большевиков вседозволенностью и, как магнит, притягивала к РКП (б) карьеристские и прямо уголовные элементы, дискредитирующие ее в глазах населения. Оригинальный метод борьбы с этим злом предложил ЦК РКП (б) в начале мая 1921 г. Г. И. Мясников -- ветеран большевистской партии из числа рабочих-интеллигентов, убийца несостоявшегося русского императора великого князя Михаила Романова. По его мнению, образовалась глубокая пропасть между рядовыми и "начальствующими" коммунистами, которую нельзя преодолеть, не возрождая демократических принципов организации Советской власти в их первоначальном виде, как союзов самих трудящихся в городе и в деревне. Наряду с этим следовало "отменить смертную казнь, провозгласить свободу слова и печати, которую не видел в мире еще никто -- от монархистов до анархистов включительно".
По поручению Политбюро ЦК РКП (б) Мясникову ответил сам В. И. Ленин, отметивший в своем письме, что "оторванность комячеек от партии" действительно существует и представляет собой "зло, бедствие, болезнь, лечить которую следует" не "свободой" (для буржуазии), а мерами пролетарскими и партийными".
Ответ Ленина не удовлетворил Мясникова. "Еще раз Вы замахиваетесь на буржуазию, а у меня кровь из зубов, и скулы трещат у нас, у рабочих", -- так образно определил он ближайшие последствия ограничения демократических прав и свобод.
Примерно в то же время в ЦК РКП(б) с записками насчет целесообразности ослабления режима коммунистической диктатуры обратились Н. Осинский и Т. В. Сапронов. Н. Осинский поставил вопрос о создании Крестьянского Союза, а Т. В. Сапронов предложил ЦК РКП (б) "поиграть в парламентаризм", допустив "десяток, другой, а может и три десятка бородатых мужиков" во ВЦИК. И хотя предложения Осинского не выходили за рамки культурно-просветительских целей, ограниченных известными политическими условиями ("признание власти сове
тов..., признание государственной собственности на землю, борьба с эксплуатацией чужого труда, обязательство для членов союза всемерно стремиться к общественному объединению и хозяйственной деятельности по крайней мере на кооперативных началах" и т. д.), а идеи Сапронова вообще граничили с политическим ерничеством, ни та, ни другая записка практического применения не получила. "По-моему рано еще", -- начертал на записке Н. Осинского В. И. Ленин.
31 марта 1921 г. Оргбюро ЦК РКП (б) вынесло решение "признать недопустимым и нецелесообразным легализацию крестьянских союзов" там, где они начали сами стихийно создаваться. Не менее категоричными, в смысле недопустимости и нецелесообразности, являлись решения ЦК РКП (б) относительно деятельности тех групп меньшевиков и эсеров, которые заявили о своем разрыве с политикой своих заграничных Центральных Комитетов и их печатных органов. 6 декабря 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) отклонило просьбу о легализации меньшинства партии социалистов-революционеров. 8 декабря 1921 г. то же Политбюро постановило обратить сугубое внимание "на искоренение" политического влияния меньшевиков в промышленных центрах посредством административной высылки и лишение права "занимать выборные должности, связанные с общением с широкими массами". Аналогичные меры принимались и по отношению к членам других политических формирований: к анархистам, эсерам-максималистам и т. п.
Таким образом, введение нэпа ничуть не ограничило политический террор РКП (б) по отношению к реальной и потенциальной политической оппозиции, препятствуя тем самым политическому оформлению стихийного стремления трудящихся города и деревни к демократическим правам и свободам. Сказав А, то есть допустив известную экономическую свободу, РКП (б) не намеревалось говорить Б, то есть ограничивать свои притязания на монополию власти, информации и т. д. "Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем", -- твердо заявлял по этому поводу В. И. Ленин.
С введением нэпа, но уже по другим причинам, резко усилилось подавление инакомыслия и в рядах самой Коммунистической партии. Речь идет о сильных антинэповских настроениях в РКП (б), которые угрожали отходом от нее уверовавших в идеалы "потребительского коммунизма" определенной части рабочего класса и ме
щанства. Так, в мае 1921 г. органами ВЧК была перехвачена листовка с сообщением об образовании группы "активных революционных рабочих Москвы", которая задалась целью добиваться освобождения трудящихся города и деревни "как от ига буржуазии, так и от государственного капитализма". Даже в коммунистической верхушке профессионального движения зрело глухое недовольство мероприятиями нэпа, которое прорвалось наружу во время 4-го съезда профсоюзов. 18 мая 1921 г. Коммунистическая фракция съезда отклонила резолюцию ЦК РКП (б) о роли и задачах профсоюзов на том основании, что она сводит на нет функции профсоюзов в деле защиты экономических интересов пролетариата перед лицом нарождающегося капитализма. Председатель ВЦСПС М. П. Томский чуть не поплатился за эту фронду с ЦК своим партбилетом (Ленин требовал от ЦК исключения его из партии), но, к счастью для себя, отделался временным направлением на работу в Туркестан.
Не меньшие опасения руководству РКП (б) должно было внушать и слишком сильное тяготение части членов партии к нэпу в форме частнопредпринимательской деятельности, также чреватое отступлением от "чистоты" ее классовых принципов. В этой связи крайне любопытно постановление Оргбюро ЦК РКП (б) 9 сентября 1921 г. о недопустимости участия коммунистов в организации и деятельности артелей на правах владельцев или арендаторов средств производства, и совершенно категорически отказывалось в праве участия "в каких бы то ни было частнохозяйственных организациях, носящих явно выраженный профессионально-торговый характер". Допускались высокие оклады, тантьемы (премии с определенного процента оборота капитала), гонорары и другие формы материального вознаграждения, но только получаемые на государственной службе.
Резолюция X съезда РКП (б) "О единстве партии", принятая применительно к донэповскому еще периоду крайнего обострения фракционной борьбы (дискуссии о партийном строительстве и о роли и задачах профсоюзов в 1920 г.), теперь, в условиях нэпа, стала по воле ЦК и самого В. И. Ленина выполнять функцию сдерживания слишком горячих антинэповских и про-нэповских настроений членов единственной правящей партии. Резолюция запрещала не только "неделовую и фракционную критику" в адрес партийных органов, но даже возможность коллективного выражения мнений на
основе определенной политической платформы. В то же время ЦК РКП (б) получал полномочия исключать из партии и даже выводить (до очередного съезда партии) из состава Центрального Комитета его членов "за нарушение дисциплины или допущение фракционности" двумя третями голосов ЦК и ЦКК. И без того военизированная структура Коммунистической партии, сложившаяся в годы "военного коммунизма", под воздействием этой резолюции приобрела четкие формы отношений господства и подчинения, разделившие партию на узкий начальствующий состав и бесправную массу рядовых исполнителей. В этих условиях другая важная резолюция X съезда РКП (б) -- "По вопросам партийного строительства" -- была обречена на невыполнение как раз по тем ее пунктам, которые ставили на очередь дня задачи перехода к так называемой "рабочей демократии". Под ней подразумевалась "такая организационная форма при проведении партийной коммунистической политики, которая обеспечивает всем членам партии, вплоть до наиболее отсталых, активное участие в жизни партии, в обсуждении всех вопросов, выдвигаемых перед ней, в решении этих вопросов, а равно и активное участие в партийном строительстве. Но обсуждение без критики -- действие, лишенное какого бы то полезного эффекта, а проще говоря -- сикофантство, разлагавшее РКП (б) с морально-политической точки зрения.
Именно это слово -- "разложение" -- употребили в своем заявлении в Исполком Коминтерна бывшие члены "рабочей оппозиции" в апреле 1922 г. Они писали: "Наши руководящие центры ведут непримиримую, разлагающую борьбу против всех, особенно пролетариев, позволяющих себе иметь свое суждение, и за высказывание его в партийной среде принимают всякие репрессивные меры. В области профессионального движения та же картина подавления рабочей самодеятельности, инициативы, борьба с инакомыслием всеми средствами. Объединенные силы партийной и профессиональной бюрократии, пользуясь своим положением и властью, игнорируют решения наших съездов о проведении в жизнь начал рабочей демократии".
На закрытом заседании XI съезда РКП (б), обсуждавшем выводы комиссии съезда по поводу письма бывшей "рабочей оппозиции" (тогда же названного по количеству стоявших под ним подписей "Заявлением 22-х"), выяснилось, что внутрипартийный режим директивного единства не пользуется в партии абсолютной поддержкой. За резолюцию комиссии съезда, осуждавшую обращение в Испол
ком Коминтерна, проголосовало 227 делегатов с правом решающего голоса. За резолюцию Антонова-Овсеенко, предлагавшую коренным образом изменить отношение к инакомыслящим коммунистам, проголосовало 215 делегатов. Таким образом, не хватило лишь нескольких голосов для того, чтобы если не отменить, то, по крайней мере, смягчить применение резолюции X съезда "О единстве партии".
Мало кто из тогдашних инакомыслящих (в смысле антибюрократических настроений) коммунистов осознавал глубокую органическую зависимость между антидемократическим устройством Советского государства и ограничением внутрипартийной демократии*. Не изменил своего отношения к данному вопросу и В. И. Ленин. В своих последних статьях и письмах он лишь высказался за сохранение "устойчивости" руководящей партийной группы при помощи увеличения количества членов ЦК РКП (б) до 50--100 человек, чтобы, по его словам, "конфликты небольших частей ЦК" не получили "слишком непомерное значение для всех судеб партии". Столь же "аппаратные" по своему характеру меры предлагаются В. И. Лениным в отношении борьбы с бюрократизмом. Задуманная им реорганизация Рабоче-Крестьянской Инспекции в орган совместного партийно-государственного контроля, даже при самом удачном подборе работников, не идет ни в какое сравнение с преимуществами демократического контроля самого общества (через парламент, свободу печати и т. д.) над исполнительной властью.
Проигрывает ленинский проект и по сравнению с проектами демократизации партийной и государственной власти, появившимися накануне XII съезда РКП (б), правда, в полулегальной форме. Один из них, вероятно, был написан бывшими "децистами", никак не хотевшими
* Исключением из этого правила, вероятно, является все тот же Г. И. Мясников. В 1923 г. он написал открытое письмо Г. Е. Зиновьеву, в котором, например, отмечал, что существует внутреннее противоречие между стремлением к внутрипартийной демократии и однопартийной формой правления "сельсоветского бюрократического государства". "Если бы, -- писал он, --существовала другая партия или партии, ну хотя бы те, что существовали до 1920 г. ...если бы существовала еще печать, кроме правительственной, печать вот всех этих партий; если бы вы знали, что вы находитесь под стеклянным колпаком общественного пролетарского мнения и все ваши действия, каждый ваш шаг и поступок свободно обсуждается всей прессой -- эти факты, -то скажите, вели бы вы такую политику? Ведь нет же! А вот при однопартийной форме правления ведете..."
расстаться с "социал-демократическим" прошлым Коммунистической партии. Документ назывался "Современное положение РКП и задачи пролетарского коммунистического авангарда". В нем, например, отмечалось, что "без права коллективных выступлений нет и не может быть критики и дискуссий", что "поддержание единства партии путем механического давления означает на деле диктатуру определенной группы и образование в партии ряда нелегальных группировок, т. е. глубочайший подрыв внутреннего единства, моральное разложение и идейное умертвле-ние".
Далее в этом документе излагались основные принципы радикальной реформы партии и Советского государства, которые включали в себя: "а) самостоятельность членов партии (свобода выбора занятий членами партии, свобода передвижения с места на место, прекращение перебросок и мобилизаций, ликвидация контрольных комиссий и т.п.); б) повсеместное сужение полномочий всех и всяческих узких исполнительных коллективов, передача их полномочий пленумам комитетов, общим собраниям, конференциям; в) строгое расчленение партийной и советской работы: партийные органы дают только основные директивы советским фракциям; г) центр тяжести работы партии в партийных учреждениях должен быть перенесен из госорганов в самодеятельные организации трудящихся (профсоюзы, кооперативы, культурно-просветительские кружки и т. д.); необходимо открыть действительно широкий беспрепятственный доступ беспартийным на все советские должности, в том числе выборные (Речь идет о том, чтобы уничтожить монополию коммунистов на ответственные места, лишить партбилет значения патента и тем ослабить засорение партии карьеристами и развитие карьеризма, прислужничества, обывательщины в рядах партии); д) отказ от повторения "чистки партии", как приема демагогического, не достигающего цели -- механическая чистка должна быть заменена оздоровлением атмосферы партии: воссоздание в ней коллективной жизни и партийного мнения".
Замахивается ли В. И. Ленин в своем "Письме к съезду" на подобные изменения политического строя? Ничуть. А между тем все, о чем говорилось в документе бывших "децистов", имело определенное место в жизни РКП (б) и Советов даже в первые месяцы после Октябрьской революции. Единственное, в чем может быть они друг с другом перекликаются, так это в негативном отношении
к генеральному секретарю ЦК РКП (б) И. В. Сталину (у бывших "децистов" в этой связи также упоминаются Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев, вместе со Сталиным "наиболее способствовавших развитию бюрократизма под прикрытием лицемерных фраз").
На XII съезде РКП (б) в апреле 1923 г. Г. Е. Зиновьев, выступавший с Политическим отчетом Центрального Комитета, вскользь упомянул об этих демократических настроениях, перечеркнув их (под бурные аплодисменты делегатов) следующим заключением: "Если есть хорошие "платформы" относительно создания других партий, скатертью дорога".
В осенние месяцы 1923 г. руководство РКП (б) и Коминтерна находились в напряженном ожидании развязки германских событий. Оккупация французами Рурской области Германии и огромные репарационные платежи странам-победительницам тяжким бременем легли на германскую экономику и вызвали в стране острый экономический кризис. Компартия Германии заявила Коминтерну о приближении социалистической революции, в стремлении к оказанию поддержки которой ЦК РКП (б) и Коминтерн не скупились в финансовых субсидиях. Состоявшийся 25--27 сентября 1923 г. Пленум ЦК РКП (б) принял многообещающую резолюцию, в которой говорилось, что "занять теперь позицию выжидания по отношению к наступающей германской революции, означало бы перестать быть большевиками, и стать на путь превращения СССР в буржуазную, мещанскую республику".
Руководству РКП (б) и Коминтерна казалось, что со дня на день начнутся военные действия Красной Армии на западном направлении. В этом случае нужно было позаботиться и об укреплении тыла, -- тем более, что экономическая и политическая ситуация в СССР начала обостряться. Из-за несогласованности действий оперативных органов хозяйственного управления произошел резкий скачок цен на промышленные товары широкого потребления по отношению к ценам на продукцию сельского хозяйства. Сорвалась программа финансового оздоровления экономики: начавшийся было стабилизироваться советский денежный знак снова резко упал по отношению к курсу червонца. Заколебался и сам червонец -- новая советская валюта с твердым золотым обеспечением, выпускаемая Госбанком для кредитования внешней и крупной оптовой торговли внутри страны. Чтобы не допустить инфляции червонца, Госбанк резко сократил кредитование государственных
трестов и предприятий, оставив многих из них с зияющими дефицитами оборотных капиталов. Нечем стало платить зарплату рабочим и служащим, однако попытка руководства гострестов решить свои финансовые затруднения дальнейшим ростом оптовых цен обернулась совершенно невероятным в условиях повсеместной нехватки промышленных товаров "кризисом сбыта".
В осенние же месяцы 1923 г. по всей стране происходят ни доселе, ни после невиданные в Советском Союзе массовые выступления рабочих в защиту своих экономических интересов. В октябре месяце в стачках приняли участие 165 тыс. рабочих. Обращает на себя внимание и тот факт, что организаторами стачек в ряде случаев были члены РКП (б), объединившиеся в нелегальные группы "Рабочее Дело" и "Рабочая Правда" в количестве до 200 и более постоянных членов, не считая сочувствующих. Не случайно одним из пунктов повестки дня Сентябрьского (1923 г.) Пленума ЦК РКП (б) стал вопрос о деятельности нелегальных группировок в партии, с докладом по которому выступил "шеф" ВЧК-ГПУ Ф. Э. Дзержинский. В своем горячем, но крайне сбивчивом выступлении он указывал, что "основной причиной, вызывающей у рабочего класса оппозиционные настроения по отношению к Советскому государству, является оторванность партии от низовых ячеек и низовых ячеек -- от масс. У нас, -- продолжал он, -- есть хорошая связь -- это связь бюрократическая; стол знает, что где-то знают, но чтобы мы сами знали, чтобы секретарь (ячейки) знал -- этого нет. Слишком уж многие коммунисты увлеклись своей хозяйственной работой, увлеклись мелочами, внешними аксессуарами политической работы: празднествами, знаменами, значками...".
Взгляд Дзержинского на внутрипартийное положение, конечно, скользил по поверхности аппаратно-бюрократи-ческого естества партийного организма, высвечивая в нем достойные анекдота случаи бюрократического "комчванст-ва". Назвать проблему такой, какова она на самом деле, означало бы поставить под удар руководящую партийную группу в лице Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева и И. В. Сталина, захватившую в отсутствии В. И. Ленина контроль за деятельностью партийно-государственного аппарата, а потому и ставшую ответственной за неэффективность его работы. Решиться на критику "тройки" мог только стоящий не ниже по рангу и авторитету член высшего политического руководства, в меньшей мере связанный с аппа
ратными манипуляциями по подбору и расстановке кадров, наделением должностных полномочий и привилегий и т. п. Не удивительно, что на роль неформального лидера антибюрократической оппозиции внутри партии история вознесла члена Политбюро ЦК РКП (б) и председателя Реввоенсовета Советской республики Л. Д. Троцкого, у которого к тому времени, кроме перечисленных объективных качеств, были и личные "обиды" на "тройку" ввиду ее стремления "подмочить" его репутацию.
4, 8 и 10 октября 1923 г. Л. Д. Троцкий направил в адрес ЦК РКП (б) письма, содержание которых стало сразу же известно в парторганизациях Москвы и Петрограда. Троцкий, в частности, писал: "Объективные трудности развития очень велики. Но они не облегчаются, а усугубляются в корне неправильным партийным режимом. ...Активность партии приглушена. Партия с величайшей тревогой наблюдает вопиющие противоречия хозяйственной работы со всеми их последствиями".
Через несколько дней с критикой политики руководящей партийной группы выступили несколько десятков ответственных партийных и государственных работников, подписавших коллективную платформу в адрес ЦК РКП (б). Среди них -- Антонов-Овсеенко, Осинский, Преображенский, Пятаков, Сапронов и др. (всего 46 подписей). Они уже прямо указывали на то, что сложившийся в Политбюро стиль руководства соответствует "режиму фракционной диктатуры", что партия разделена на "секретарскую иерархию" и на массу рядовых членов, почти не участвующих в партийной жизни. "Чрезвычайная серьезность положения, -- отмечалось в заявлении, -- заставляет нас (в интересах нашей партии, в интересах рабочего класса) сказать вам открыто, что продолжение политики большинства Политбюро грозит тяжкими бедами для всей партии".
25--27 октября 1923 г. состоялся объединенный Пленум ЦК и ЦКК с участием представителей десяти крупнейших пролетарских парторганизаций, на котором Л. Д. Троцкий и другие оппозиционеры были подвергнуты осуждению за попытку организации фракционной борьбы. Тем не менее руководящая партийная группа уже не могла более выдерживать напор критики в свой адрес одними лишь оргвыводами. 7 ноября 1923 г. Г. Е. Зиновьев опубликовал в "Правде" статью "Новые задачи партии", где признал целесообразность "оживления" партийной работы и расширения внутрипартийной демократии. Данная
статья явилась сигналом к хорошо организованной "сверху" дискуссии, которая позволила, с одной стороны, несколько разрядить напряженность между "верхами" и "низами" Коммунистической партии, с другой -- взять на заметку наименее лояльных к существовавшему внутрипартийному режиму оппозиционеров. Вторая сторона вопроса легко разрешалась тем, что, согласно секретному циркуляру ВЧК от 12 мая 1921 г., все губкомы РКП (б) были обязаны регулярно снабжать ВЧК о состоянии дел в партийных организациях, формах их связи с массами, об отношении партийной массы к руководящим органам, о настроениях на фабриках и заводах и т. д.
5 декабря 1923 г. Политбюро ЦК РКП (б) и Президиум ЦКК подвели итоги дискуссии в единогласно принятой резолюции "О партстроительстве", в которой признавалось наличие бюрократизма в партийном аппарате и содержался призыв к развертыванию внутрипартийной демократии. Прояви тогда члены партии и парторганизации большую активность в отстаивании своих политических прав, политический кризис, вероятно, разрядился бы не только на словах, но и на деле в демократизации внутрипартийной жизни. Известно, однако, немало случаев, когда, по словам партийных функционеров, проводивших собрания на тему дискуссии в заводских партячейках, "многим вообще неясно было, о чем шла дискуссия". Даже газета "Правда" в своей передовой 5 декабря 1923 г. отмечала: "Низы молчат. Громадное большинство членов партии не читает "Правды" и, или ничего не знает о дискуссии, или знает о ней только понаслышке".
11 декабря 1923 г. Л.Д.Троцкий в своем опубликованном в "Правде" "Письме к партийным совещаниям", попытался было встряхнуть парторганизации указанием на виновных в "затухании" внутрипартийной жизни "аппаратчиков", но эта попытка закончилась обвинением его в стремлении к "натравливанию одной части партии против другой". Именно такую формулировку выдвинули против него Бухарин, Зиновьев, Калинин, Каменев, Молотов, Рыков, Сталин и Томский в своем обращении к членам и кандидатам ЦК и ЦКК 14 декабря 1923 г.