Вот очередная группа остановилась перед кажущимся огромным после серии небольших уступов 45-метровым колодцем. Веревок для его преодоления нет. Нужно подыматься в лагерь 1000, оттуда звонить по телефону наверх, чтобы из выше расположенного лагеря пошли вниз люди, сняли с каких-нибудь колодцев одну из двух веревок, навешенных на каждом, и принесли их вниз. Так и сделали. Следующая группа, вернувшись сюда, обработала колодец и спустилась. Однако шахта шла еще дальше вниз! Когда же она, наконец, кончится?!
Снова различные ухищрения по поиску веревок, утомительная работа на колодцах с ревущими на них водопадами и, наконец, где-то на глубине около 1300 м наши спелеологи попали в просторную галерею. Пройдя по ней наклонно вниз примерно 100 метров, уперлись в глубокий сифон с чистой, прозрачной водой. Поплавав в нем, поняли, что без акваланга здесь делать нечего, и повернули назад, чтобы пройти вверх по этой галерее. Миновав свою навеску, метрах в двадцати за нею подошли к заплывшему глиной глыбовому завалу, в котором чернел колодец, как оказалось, глубиною всего 11 м. Это и был, наконец, последний колодец пропасти. Далее за ним 200-метровая галерея, которую из-за обилия глины назвали Глиняным ходом. Здесь сухо. Двигаясь в гидрокостюме, быстро перегреваешься. В пещерах никогда не испытываешь климатического комфорта: идешь по воде - и гидрокостюм не спасает от пронизывающего холода; идешь по сухому ходу - быстро начинаешь перегреваться и потеть. Галерея невысокая, редко позволяющая идти в полный рост. Заканчивается она окошком, за которым слышен шум воды. Проникнув сквозь него, попадаешь в совершенно другую обстановку. Своды далеко раздвинулись в стороны, нагромождения глыб ступенями уходят куда-то вниз, и на них, разбившись на тысячи струй, с шипением обрушивается водопад. Воздух насыщен водяной пылью, в которой мерцающими полосками вязнут лучи наших фонарей. И все это уходит вниз, вниз, и уже не верится, что у этой гигантской пропасти вообще существует дно. Это начало Галереи Григоряна, названной так в память о нашем товарище, ялтинском спелеологе, погибшем зимою 87-го года в лавине во время проведения спасработ на склонах горы Ай-Петри.
Величественная, размером с железнодорожный тоннель, галерея, плавно извиваясь, вела вниз. Первые метров 100 по ней шли по колено в речке, затем вода ушла куда-то сквозь трещины и появилась снова лишь далеко внизу. Свет фонарей едва добивал до потолка, и на нем огромными пробоинами темнели отверстия вываливающихся сюда откуда-то сверху из еще никем не пройденных ходов и завалов колодцев, под которыми из-за падающей по ним воды приходилось принимать холодный душ. Просторно. Идти легко. Только в одном месте пришлось преодолеть лазанием 4-метровый спуск. После него крутизна хода резко увеличилась, что еще усилило и без того гнетущее ощущение нарастания глубины. Опять идем посуху. Вокруг тишина. Но вот впереди слышатся какие-то звуки, искажаемые эхом. Пройдя еще немного, попадаем в просторный зал, по дальней стенке которого, звеня, струится ручеек, шум которого и взволновал нас. Это место называется Развилка, так как влево от него сначала с небольшим подъемом, а затем опять опускаясь, продолжается Галерея Григоряна, заканчивающаяся глубоким озером. Вправо же узкой трещиной начинается Крымский ход. Первые 60 метров по нему приходится преодолевать ползком, а затем, пройдя шестиметровый полусифон, где уровень воды не достает сантиметров 20 до потолка, выходим где-то в середине прохода, идущего наклонно вниз параллельно Галерее Григоряна, расположенной выше. Именно здесь, спускаясь по речке, мы и попадаем к Песчаному сифону, являющемуся нижней точкой пещеры.
Крымский ход имеет продолжение и в обратном направлении, правда, идущее уже не вниз, к чему мы стремились в первую очередь, а с набором высоты. Здесь, в его верхней точке, во время ужасного паводка в 1988 году оказались в западне четверо наших товарищей, но об этом позже. Пермская экспедиция достигла Галереи Григоряна и подтвердила тем самым результаты крымчан.
Сезон 87-го года, хотя и был для пропасти им. В.С.Пантюхина триумфальным, оставил ряд проблем, окончательно разрешить которые нам предстояло в следующем году.
ГЛАВА 2
В 1988 году в пещере работало 4 экспедиции, последовательно менявшие друг друга и работавшие по общему плану:
первая - крымская, под руководством Сергея Бучного, преимущественно состоявшая из членов спелеоклуба "Бездна" из Симферополя;
вторая - сборная украинская, под руководством Виктора Костенко;
третья - крымская, под руководством Сергея Клименко, состоявшая в основном из керченских спелеологов;
четвертая - крымская, под руководством автора, состоявшая из севастопольских и нескольких симферопольских спелеологов из клуба "Бездна".
Координировал взаимодействие всех наших экспедиций многолетний руководитель исследований шахты Г.С.Пантюхин.
Нашими задачами были:
1. Попытка преодолеть нижние сифоны и пройти пещеру дальше.
2. Тщательная топографическая съемка нижних галерей и определение окончательной глубины пропасти.
3. Приобретение опыта нашими молодыми спелеологами при прохождении столь уникальной пещеры.
Экспедиция под руководством Сергея Бучного осуществила несколькими рейсами вертолета заброску всего снаряжения на Бзыбский хребет, организовала базовый лагерь у шахты, развернула радиостанцию, позволяющую связываться с Крымом, и сделала навеску до глубины 1025 м.
Сменившая ее украинская экспедиция ушла ниже, организовала ПБЛ 1300, из которого штурмовые группы уходили уже на самое дно. Кстати, лагерь именно здесь был поставлен по счастливой случайности, ибо его установка планировалась в дальней части Галереи Григоряна у озера. В 87-м году это место представлялось наиболее удобным. Однако из-за сильных дождей в районе шахты в ней многократно прибавилось воды, и работать стало значительно тяжелее. Вышло так, что группа, которая должна была установить лагерь, выбилась из сил и не пошла с грузом дальше к озеру. Остальные же просто не упускали случая воспользоваться подготовленной площадкой и свой последний лагерь размещали здесь.
Посетив сухую Галерею Григоряна, украинская экспедиция, однако, смогла проникнуть только в начало Крымского хода. Далее он был полностью затоплен водою. Это было первым грозным предупреждением стихии, но, с другой стороны, в этом не было ничего удивительного, так как на поверхности шли нескончаемые дожди.
Основные топосъемочные работы проводились керченской группой спелеологов.
И, наконец, последней, подводящей итоги всем усилиям, была наша севастопольская экспедиция. Основной задачей ее являлась работа на продолжение. Нам же и довелось попасть в такую аварийную ситуацию, в которую (разумеется, это не повод гордиться), похоже, до нас никто не попадал.
Продуманная тактика и хорошая организация штурма, высокая спортивная подготовка участников позволили четко взаимодействующим группам уверенно осуществить навеску, заброску груза и установку подземных базовых лагерей на глубинах 400, 600, 800 м соответственно. На восьмые сутки работы в пропасти штурмовая группа в составе И.Вольского, А.Александрова и А.Варфоломеева достигла отметки 1300 м и установила там ПБЛ 1300-1.
Вообще-то организация штурма пропасти - дело очень непростое. Необходимо заблаговременно детально планировать его, чтобы обеспечить круглосуточное продвижение постоянно меняющихся впереди рабочих групп. Мест для отдыха в лагерях, как правило, меньше, чем количество спортсменов, и группы должны четко взаимодействовать между собою по заранее согласованному плану, чтобы все имели равную возможность и работать, и отдыхать. Важно при этом обеспечить непрерывное движение груза, упакованного примерно в 60 мешков весом от 10 до 15 кг. Необходимо четко рассчитать общее число приемов пищи в подземных лагерях, чтобы оставить в каждом строго необходимое количество продуктов. Необходимо учитывать еще множество нюансов, описывать которые здесь просто нет возможности. И, безусловно, неоценимую роль в организации штурма пропасти играет надежная телефонная связь. На поверхности же всегда устанавливается круглосуточное дежурство на телефоне.
Теперь, я думаю, понятно, почему подготовка такой сложной экспедиции потребовала от нас около года напряженного труда и отняла без остатка все свободное время. К тому же наша отечественная промышленность практически ничего из спелеоснаряжения не выпускала, и мы вынуждены были почти все специальное оборудование делать сами кустарно или, проявляя изобретательность, добывать заменители его, используемые в других областях деятельности. Все это еще более усложняло и без того непростую нашу жизнь.
При всем вышесказанном, тем не менее, мы умудряемся "делать" пещеры, выдвигающие нашу спелеологию на передовые позиции, хотя, возможно, из-за менее качественного снаряжения нам приходится испытывать большие физические нагрузки, чем нашим коллегам на Западе.
Но вернемся к штурму пропасти. Его итоги определяла работа штурмовой группы на дне, которая имела для этого 3 рабочие смены (всего примерно 5 суток). За это время еще три группы поддержки штурмовиков, последовательно меняясь в ПБЛ 1300-2, расположенном рядом с ПБЛ 1300-1, получали возможность сходить на дно. Телефонная связь была протянута до лагерей 1300 метров. После выполнения своих задач на дне все группы, кроме одной, находящейся на поверхности, должны были участвовать в выемке снаряжения.
Работа штурмовой группы в нижней части пропасти проходила следующим образом. Обогнав на дне Большого колодца (на -1025 м) группу Владимира Чабаненко в составе 4 человек и приняв от нее груз, моя группа сделала навеску, проверила и местами отремонтировала телефонную линию, забросила часть снаряжения до места установки ПБЛ 1300-1 и оборудовала его. Нашли метрах в сорока выше по течению ручья глиняную площадку для установки ПБЛ 1300-2, предназначенную для других групп, затратив на все примерно 18 часов, и легли спать. Проснулись, когда группа Владимира Чабаненко с остальным снаряжением спустилась к нам. Мы показали им площадку для лагеря и предложили, поскольку ребята хорошо потрудились до того, отдыхать примерно сутки. Сами же мы отправились вниз. Дойдя до развилки в Галерее Григоряна, свернули вправо, проползли узкий наклонный ход, преодолели полусифон и вышли в Крымский ход. Решили сначала сходить вниз к Песчаному сифону, которым заканчивается пропасть. Чтобы совесть была спокойна, мы по очереди совершили попытку преодолеть его, но ничего из этого не вышло, слишком узко, да и к тому же несущийся с водным потоком песок засыпает тебя. На обратном пути к полусифону я планировал залезть в окно, о котором у нас целый год было много разговоров. Когда идешь вниз по Крымскому ходу, оно смотрится весьма эффектно, и возникли надежды, что через него можно обойти Песчаный сифон. Особый энтузиазм проявлял в этом Сергей Бучный, и окно так и назвали окном Бучного. Однако эти надежды не сбылись. Залезть в него удалось довольно легко, но я вскоре вывалился обратно в галерею. Вернувшись в район полусифона, мы продолжили наше продвижение по Крымскому ходу, но уже наверх. За две недели до нас сюда впервые попали несколько человек из состава Керченской экспедиции и порекомендовали нам поработать здесь на продолжение. На нашем пути встретилось несколько больших ванн, хотя ход в основном был сухой. Наконец в месте, где галерея расширилась и повернула налево, мы встретили черную зеркальную гладь очередного сифона овальной формы. Особенность его в том, что он периодически издает глухие клокочущие звуки, в происхождении которых никто не разобрался. Сифон же назвали за это "Глюкало". Послушав немного его бормотание, мы продолжили путь по галерее, которая начала уже плавно понижаться, появился ручей, и еще метров через 150 она сузилась и закончилась узким закрытым сифоном. С попытки преодолеть его мы и начали основную работу в пропасти.
Я вообще очень люблю нырять, достать дно моря на глубине метров 20 посильная для меня задача. Поэтому преодоление узких сифонов без акваланга - моя специализация. Надев подводные очки, продеваю кисть правой руки сквозь веревочную петлю, второй ее конец мой товарищ Александр Варфоломеев будет выдавать по мере моего углубления в сифон. Захожу в него лицом вверх, ногами вперед. Это необходимо для экстренного возвращения, так как узость подводной щели не позволит развернуться в ней для движения назад. Веревка в руке даст мне возможность легко найти дорогу обратно в мутной воде. Договариваюсь со страхующим о сигналах, подаваемых рывками веревки. Когда вода достигает лица, останавливаюсь на мгновение, оттянув пальцем резину от щеки, выпустив тем самым остатки воздуха из гидрокостюма, и, сделав несколько глубоких вдохов, ухожу вперед под воду. Упираясь всеми конечностями в потолок, к которому меня сильно прижимает, так как и в гидрокостюме, и в моих легких, разумеется, все-таки остается довольно много воздуха, медленно, нащупывая ногами вьющийся под водою штопором ход, двигаюсь вперед. Пройдя метра 2-3, возвращаюсь на поверхность. Отдышавшись и немного отдохнув, повторяю операцию, но уже в более быстром темпе, ибо я помню профиль только что пройденного пути. Каждая новая попытка дается все тяжелее и тяжелее, поскольку организм с новым погружением охлаждается все сильнее, а период пребывания под водою становится все больше. Обычно время одного погружения 40-45 секунд, максимум до одной минуты. Дольше, я думаю, в условиях низкой температуры воды, нервных перегрузок, связанных с большой глубиною и необычностью ситуации, находиться под водою не стоит, ибо в этих экстремальных условиях выжимать из себя все без остатка крайне опасно. Итак, на четвертой попытке, когда веревка уходила за мною уже на 7 метров, ход сузился настолько, что будь я не под водою, для дальнейшего его преодоления пришлось бы выдыхать воздух, уменьшая тем самым толщину грудной клетки. Значит, удача тут не улыбнулась, и мы возвращаемся к Глюкалу.
По пути немного согреваюсь, но, увы, озноб все еще колотит меня. Однако, повторяю, в Глюкале то же, что и в предыдущем сифоне. Правда, здесь уже просторней, и можно было бы использовать акваланг. Ход овального сечения 2 на 3 метра под углом 45 градусов уходит вниз. При погружении уже чувствуется давление воды, и приходится продуваться, зажимая периодически нос пальцами левой руки. Во время последней попытки затягиваю под воду за собою 10 м веревки, так, однако, и не достигнув конца хода. В общем, сифон оказывается здесь сильнее меня, и я, измотанный до предела, выбираюсь на берег к товарищам, еще сильнее ощущая психологическое давление почти полуторакилометровой толщи земли над головою, титаническую силу природы, создавшей эту пропасть и нагромоздившей здесь препятствия, преодоление которых порою выше наших сил. Попив горячего чаю, который заботливо приготовили для меня друзья, понемногу прихожу в себя, и мы покидаем эту мрачную галерею в траурно-черных мергелевых породах и со зловеще шипящим сифоном. В лагерь возвращаемся через 12 часов после ухода. Переохладившись в сифонах, я плохо себя чувствую, сильно болят уши и голова. Перед сном мне дают таблетку какого-то лекарства и укладывают спать посередине спального мешка, чтобы обогреть своими телами, ведь следующую смену мне нужно быть в хорошей форме.
На "утро" подымаюсь вполне здоровым и отдохнувшим. Все мы чувствуем себя прекрасно. Пропасть уже не представляется такой тяжелой. Бодрые и уверенные в себе, на этот раз обеими группами уходим вниз. Группа Володи Чабаненко поднесет нам, облегчая тем самым нашу работу, тяжелые алюминиевые контейнеры с аквалангами к озеру в конец Галереи Григоряна. Александр Александров и я попытаемся разведать, а может быть, и преодолеть этот сифон. Группа Чабаненко посетит потом Крымский ход, и все мы возвратимся в свои лагеря.
К озеру ведет крутой спуск по глыбовому завалу, и оно имеет размеры метров 10 в длину и 6 в ширину. Глубина его в дальней части 10 м. Вскрыв контейнеры с аквалангами и прочим снаряжением, извлекаем легочные аппараты из герметично запаянных толстых полиэтиленовых пакетов. Вымыв руки, тщательно собираем акваланги так, чтобы ни одна крупинка не попала в дыхательные аппараты. У нас их по одному, а опытные пещерные подводники обычно берут с собою не менее трех. Вообще, то, что мы собираемся делать сейчас, к квалифицированной работе отнести нельзя, но мы сознательно идем на это. Мы не имеем опыта преодоления больших сифонов с аппаратами, но отказываться лишь по одной этой причине от исследования не собираемся. Однако недостаток опыта и снаряжения накладывают определенные ограничения и на пределы целесообразности нашей попытки. Чтобы степень риска не превысила разумную, решаем идти одновременно в короткой, метра два, связке, чтобы в случае отказа аппарата у одного из нас можно было быстро оказать помощь, поделившись с товарищем своим воздухом. Обеспечивающий нас Александр Варфоломеев выпускает нашу связку на веревке длиною около тридцати метров. И только в пределах этого радиуса мы и намерены двигаться. Ныряем без ласт и без грузов, используемых обычно для обеспечения нулевой плавучести.
Александр Александров - более опытный аквалангист, и мы договариваемся, что под водою я буду выполнять его команды. Итак, мы погрузились. Подплыв к дальней стенке, осматриваем сифон. Видимость прекрасная, стены под водою расходятся в разные стороны на большую глубину наподобие перевернутой воронки. Слева чернеет трещина, которая начинается на глубине около трех метров. Поглядывая друг на друга, жестами обмениваемся впечатлениями. Все время приходится бороться с собственной положительной плавучестью, выталкивающей нас на поверхность. Щель представляется нам наиболее интересной, и Александр делает несколько попыток нырнуть в нее, но каждый раз архимедова сила выбрасывает его, как поплавок, на поверхность. Наконец он предлагает мне выбраться на берег и взять по транспортному мешку вместо грузов. Однако перспектива нырять, имея на шее громоздкий мешок с камнями, меня не прельщает, и я, предварительно договорившись с Александром, тоже совершаю попытку проникнуть в расселину.
Правда, действую я немного иначе. Не пытаясь нырять, а перевернувшись вниз головой, лицом к стене, лезу, представляя себя скалолазом, использующим свои руки и ноги для преодоления собственной силы тяжести. И моя попытка удается! Спустя некоторое время Александр, используя этот способ, устремляется за мною.
Медленно, то цепляясь, то отталкиваясь от торчащих коричневых перьев слоистой породы, с удивлением вглядываемся в необычный безмолвный мир. Подобных ощущений я никогда не испытывал. Быть может, с такой же смесью удивления, восторга и страха космонавты или глубоководные исследователи смотрят сквозь толстые стекла своих иллюминаторов на изучаемый ими чужой мир. А теперь такая, столь редкая в наше время возможность предоставлена и нам. Впрочем, тем и прекрасна спелеология! Двигаемся вдоль щели, вскоре стены подводного царства раздвинулись, и мы оказались в огромном, полностью затопленном зале. Всплыв под самый потолок, осматриваемся. Дно под нами постепенно понижается. Далеко впереди темнеет вроде бы стена зала, а может, она просто вырисовывается нашим воображением. Объем воды потрясает, и мы парим в нем в сияющем голубизною ореоле света своих фонарей. Сифон явно превосходит наши скромные возможности, и мы, собрав всю волю, преодолевая притяжение этой коварно мерцающей и влекущей нас бездны, заставляем себя покинуть его. Остается только позавидовать тем, кто придет после нас и пройдет этот подводный зал, а может быть, и анфиладу залов, а может, им посчастливится преодолеть этот сифон и открыть новые галереи и ходы.
Нам же идти обратно. Пройдя щель, всплываем в озере. Затем я посвящаю еще несколько минут исследованию правой стены, которая круто уходит вниз на большую глубину. Выбравшись на берег, собираем снаряжение и подымаемся по глыбовому завалу над озером, чтобы немного отдохнуть и перекусить. Место, где мы расположились, по-своему примечательно. С левой стены свисает небольшой натек, издающий бормочущие звуки, за что и получил название Бормотун. Отдыхаем долго и, обмениваясь впечатлениями, пьем много чаю, согревающего нас. Я вспоминаю, как в прошлом году на большой песчаной площадке неподалеку отсюда, именуемой между нами "пляж", покидая это место последним в сезоне, я видел кем-то оставленную пустую консервную банку. Сейчас ее нет, и участники двух предшествующих нашей экспедиций ее не видели.
Странно, куда она могла исчезнуть? Мы полагали, что это место не затапливается. Но, вообще, дно пропасти таит в себе множество загадок: клокочущий сифон, бормочущий натек, множество водотоков, непонятно откуда приходящих и куда скрывающихся. Так что в этом скопище неразгаданных тайн мы чувствуем себя неуютно и вскоре с большим облегчением, превосходящим по силе огорчение от того, что нам не удалось углубить шахту, начинаем подъем в лагерь. Небольшое происшествие случилось на четырехметровом скальном уступе. Неожиданно с самого верха его спиной на торчащие камни упал Александров, к счастью, отделавшись при этом лишь огромным синяком. Примерно через полчаса, когда к нам вернулись сначала дар речи, а потом и привычный юмор, мы в месте выхода через окно из Галереи Григоряна, присев отдохнуть на минуту, начали подшучивать над ним. Чтобы продемонстрировать всю ничтожность наших обвинений в том, что он, изменив спелеологии, перешел в парашютный спорт, а также утонченно-изысканных сравнений с прекрасной ласточкой и т.п., Александр стал осматривать близлежащие стены. Упиваясь потоками собственного красноречия, мы на мгновение потеряли его из виду, но вскоре из небольшого заплывшего натеками окна донесся голос. Последовав туда, обнаружили ход, никем до нас не пройденный. Александр Александров вообще очень хорош при поиске, напорист, прекрасно чувствует себя в узостях, имеет большой опыт первопрохождений. Несмотря на сравнительно молодой возраст, он уже три сезона подряд работает в пропасти им. В.С.Пантюхина и много сделал для ее изучения.
Продолжив движение по ходу - обводненной трубе, заставляющей в основном двигаться на четвереньках, зигзагами уходящей вниз, мы вскоре подошли к уступу. Поскольку веревок с собою не захватили, решаем вернуться в лагерь и последнюю нашу смену на дне посвятить исследованию этой галереи, названной нами Севастопольским ходом.
ГЛАВА 3
Набрав по пути полный алюминиевый контейнер воды, мы вернулись в ставший уже родным лагерь. Такие жесткие контейнеры после того, как притерпишься к издаваемому ими при транспортировке лязгу и грохоту, весьма удобны. Они легче, чем мягкие мешки, проходят через узости. В них можно хранить воду, а на поверхности это еще и прекрасные емкости для молодого абхазского вина! В очередной раз совершаем сложный ритуал стягивания с себя комбинезонов, гидрокостюмов и т.д. Остаемся только в утеплителях, белизна которых режет взор. Но это ощущение обманчиво, ибо только при дневном свете можно разглядеть, насколько грязными они становятся через неделю пребывания под землей.
Спускаемся к палатке и кухне перед нею, зажигаем понатыканные повсюду между камней огарки свечей. Становится светлее, лучше видна галерея, заполненная глыбами. Свободно скользящий по стенам взор обязательно наталкивается на огромную плоскую плиту, нависающую над лагерем, и любой из нас, гоня прочь дурные мысли, быстро отводит от нее взгляд.
Первым делом я уточняю по телефону, что делают наши коллеги в других лагерях и на поверхности. Узнаю, что все идет по плану. Использование телефонной связи в пропасти - в некотором роде искусство. Руководителю необходимо, с одной стороны, регулярно получать полную информацию, а с другой - как можно меньше беспокоить звонками товарищей, тем более, что линия одна, и, обращаясь к какой-либо одной группе, приходится давать вызов по всем лагерям одновременно. В принципе, я предпочитаю как можно меньше вмешиваться в работу групп, ставя им лишь общие задачи и координируя их действия. В остальном же я доверяюсь опыту руководителей групп, с которыми (кроме Евгения Очкина) я знаком по совместным экспедициям уже много лет. Все же чисто функционерские обязанности отнимают значительное время, но это не столь увлекательное, хотя и жизненно важное для всей экспедиции занятие я опускаю из повествования.
Сейчас, однако, обстановка позволяет немного расслабиться и отдохнуть. На "ужин" готовим гречневую кашу с салом и луком. Как бесценное сокровище, с величайшими предосторожностями мы притащили сюда бутылку портвейна "Таврического", разумеется, исключительно из чувства крымского патриотизма. И вот в завершение самой рискованной части всей нашей затеи настало время ее откупорить. Расставленные по углам парафиновые светильники быстро прогревают палатку, где наша троица сидит с поднятыми кружками и ложками в руках вокруг дымящегося котелка с кашей. Выпили. Приятное тепло разлилось по телу. Сухая палатка, горячая пища, отражение пляшущих огоньков свечей в глазах моих друзей создают незабываемую атмосферу покоя и уюта.
Как-то сам собой завязался перескакивающий с темы на тему разговор. Поговорили о женщинах, помечтали немного о том, как, поднявшись наверх, помоемся в бане, какие деликатесы приготовят нам там, и вообще, о том, как все-таки хорошо наверху, где солнце, лес, пенье птиц и кристально чистый горный воздух! И самое главное - там сухо и тепло. Но вскоре беседа опять вернулась к проблемам пропасти.
-А пожалуй, неплохо, что яма заткнулась, - начал Александров, - а то надоело ходить сюда. Пора искать новые районы и ставить новые задачи. Мы хорошо поработали тут.
И он продолжает, вспоминая какие-то особо памятные эпизоды. Но я его уже плохо слышу: мерный голос, накопившаяся за последнее время усталость убаюкивают и погружают меня в собственные мысли.
Саша еще достаточно молод, чтобы смотреть вперед и только вперед. Многие же из моих друзей, кто начинал исследования в этой пропасти, да и я сам, находимся на той грани, когда скорее подводятся какие-то итоги, нежели ставятся новые задачи. В нашей полной несуразицы жизни, будучи почти бесправными перед несметной толпою чиновников всех мастей и рангов, разного рода абсурдных запретов и ограничений, именно здесь мы чувствовали себя совершенно свободными людьми. Именно здесь нам не надо было лгать и изворачиваться, чтобы просто выжить, распихивать локтями и топтать ближних, дабы урвать себе в жизни кусок пожирнее. Тут каждый из нас готов был протянуть руку товарищу, и каждый из нас знал, что рядом есть его друзья, которые всегда придут на помощь. Пожалуй, это были самые прекрасные мгновения в нашей жизни, и, как знать, повторятся ли они у нас еще.
Голоса отвлекают меня от раздумий. Александров продолжал свой рассказ, курьезную историю о том, как появилось название 22-метрового колодца с водопадом в конце галереи посередине пропасти. Случилось так, что первыми к нему подошли в 86-м году севастопольцы Александров и Гавриленко. После более чем километрового узкого хода пропасть наконец "вывалилась" в приличные объемы. Стало очевидно, что она пойдет далеко. В восторге от этого ребята решили как-то отметить знаменательное событие. Саша вспомнил, что у него в транспортном мешке лежит случайно туда попавшая старая севастопольская газета. В нашей стране вообще очень любят все героическое. Так вот, газета называется "Слава Севастополя". Оторвав ее заголовок и прилепив его к мокрой глинистой стене и обессмертив таким образом свое выдающееся достижение, ребята присвоили прижившееся затем название колодцу. Я полагаю, что история простит им некоторое нарушение экологии пещеры.
Рассказ, содержание которого нам хорошо известно, меняет наше лирическое настроение. Мы приободрились и даже прогорланили несколько своих излюбленных пещерно-разбойничьих песен. Расслышали и бодрый ответ на брошенный нами вызов из соседнего лагеря ПБЛ 1300-2, до которого всего метров 40. Однако в соревновании глоток вскоре окончательно победила неистовая какофония бушующих вокруг потоков воды. Утомившись, закипятили еще один котелок чая и вернулись к прервавшемуся было разговору.
Теперь он протекал более живо и в основном между мною и Варфоломеевым. Вспомнили памятные дни подготовки к экспедиции 85-го года. Саша участвовал тогда в украинской в июле-августе, а я - в совместной пермско-крымской в сентябре. Важным элементом нашей с ним подготовки стало освоение "новой технологии". Потребности в ней возникли еще раньше при решении одной крымской проблемы. О ней стоит упомянуть.