Если бы так, если бы так...
Сомнений нет, Герману Петровичу характер Даши лучше известен.
Пять лет стучит она для него на машинке. И в институте. И на дом
берет работу, ту, которая совсем личная. Научно-творческая. Для
публикации. Не просто перепечатывает. Герман Петрович посмеивается:
еще расставляет запятые. Вернее, расставляет как попало запятые
Гера, а Даша между ними вписывает умные и точные слова. Даша
превосходный научный стилист. Может быть, как раз поэтому она и
особенно привлекательна для Геры. В качестве третьей по счету жены.
Первые две и запятые расставлять не умели.
А Даша жизнью зажата в тиски. Десятый год на ее заботах
парализованная мать. Понять невозможно, как Даша выкручивается. Из
своей невысокой зарплаты отдает большую часть женщинам, соседкам,
приглядывающим за матерью днем. Выравнивает свой бюджет ночной
работой на машинке. И замуж поэтому не вышла. Кому нужна невеста с
таким "приданым"! А Гера, если действительно женится на ней, в дом
к себе больную, недвижимую старуху не возьмет. Найдет какой-нибудь
ход. И это будет для нее тягчайшей драмой, духовной казнью. А Даша
сейчас так доверчива!
Все отпуска она проводит только дома, у постели матери. Это
первый случай, когда она решилась оставить ее на попечение соседок
на целые три недели, чтобы самой побыть на свежем воздухе таежном.
Кто подал ей эту соблазнительную мысль? Только ли Зенцовы? И кто
повинен в том, что Даша потерялась?
Андрей Арсентьевич откинул брезентовый полог палатки.
Выскочил, вслушался. Ему почудился шорох где-то в дальних кустах.
Вот и еще хрустнула ветка. И снова. Теперь левее, как бы отдаляясь.
Ведь это же шаги в безмерной усталости бредущего человека! От
напряжения зазвенело в ушах. Он негромко окликнул:
"Даша?"
И в ответ донеслось:
"Да-а, Андрей Арсентьевич!"
Она так всегда отзывалась по телефону. Немножко нараспев
выговаривая "Да-а" каким-то очень радостным, чистым голосом, словно
умытым родничковой водой. И всякий раз тогда ему хотелось, не
начиная разговора, заново повторить свой звонок, чтобы услышать
только именно это светлое, вопросительно-утвердительное "Да-а...".
Ветка хрустнула опять.
"Дашенька! - полным голосом вскрикнул он. - Даша!"
И вломился в еловую чащу. Колючую, жесткую, сразу цепко
схватившую его за рукава и хлестнувшую в лицо мокрым холодом.
Даша?
Но тут же слева от него в землю туго ударили легкие копытца,
должно быть, косуля, и широким махом - невидимая - она поскакала
вниз по косогору.
Руки безвольно повисли, цепкие елочки их отпустили, перестали
держать. Звон в ушах прекратился. Мираж, всколыхнувший радостную
надежду, исчез. Ночь, тоскливая, темная ночь продолжалась. Давила
сердце наступившая мертвая тишина, в которой даже стука падающих