Степанов с удивлением посмотрел на прибывшего: «Неужели будет потрошить все до одного? Подождать не может, что ли?..» Увидев, с какой жадностью младший лейтенант набросился на почту, мысленно пожалел его. Подумал: «Молодая жена, москвичка… Он все по заграницам, она — в столице…»
Переводчик нашел два письма во втором мешке. Трясущимися руками разорвал конверт, впился глазами в белый лист, исписанный мелким почерком. Степанов следил за напряженным выражением лица младшего лейтенанта. Eмy очень хотелось, чтобы письмо, полученное переводчиком, было нежным и добрым. И пожелание Алексея сбылось — лицо офицера посветлело, заулыбалось.
Через две недели младший лейтенант подорвется на мине. Офицер будет сидеть на броне «бэтээра», когда взметнется под передним колесом взрыв и оторвет его напрочь. Переводчика ударной волной отбросит на десяток метров. Получит сильнейшую контузию, но останется жив. Может быть, его спасет от гибели не случайность, а любовь той молодой женщины, которая по ночам молила судьбу уберечь суженого на этой странной необъявленной войне…
Когда погрузка закончилась, тронулись в путь. Степанов занял место комадира во второй БМД, замыкавшей маленькую колонну. В первой был взводный из третьего батальона — молодой лейтенант, прожаренный до костей и как будто высохший под знойным джелалабадским солнцем, одетый в выгоревший до песочного цвета комбинезон.
Шли через весь город. Алексей, сидевший на башне, лихо заломил свой голубой берет, дескать, нам, десантникам, и это не в диковинку — всякое видали… Джелалабад в то время был красивым городом. По-восточному красивым. Особенно если сравнивать с другими крупными населенными пунктами Афганистана. Рассказывали, здесь в мирное время отдыхала вся знать. Немало было различных особняков, еще больше — дуканов, ломившийся от фруктов, овощей, товаров. Здесь продавалось все — от самой последней мелочи до современнейшей японской радиоаппаратуры. Говорили, они доставлялись контрабандными путями. У распахнутых дверей дуканов сидели продавцы. Роль их подчас выполняли мальчишки лет ceми — десяти. Они с интересом посматривали на машины, пылившие и лязгавшие траками в самом центре города, на шурави, высунувшихся по пояс в люки БМД. Казалось, здесь и не было войны. Но когда выехали за город и дорога стала петлять под нависшими над ней высокими горами, к десантникам вернулось чувство реальности. Почти на каждом километре встречались обгоревшие, искареженные взрывами мин остовы машин. Печальное зрелище. А этих километров до ущелья Чоуай было не меньше семидесяти…
Миновали горную речку, несколько кишлаков. Здесь уже зацвели акации. Их тонкий и нежный запах чувствовался на протяжении всего пути. Позже, на Родине, он напомнит Степанову о многом… Будет не таким приятным, каким казался весной тысяча девятьсот восьмидесятого…
В кишлаках, прямо у дороги расстелив свои коврики, совершали вечерний намаз бородатые старики. Рядом у многих Алексей видел винтовки и карабины с отполированными до блеска стволами. «Местная самооборона», — объяснили ему.
Афганцы, стоя на коленях, низко и размеренно кланялись, касаясь головами земли, отрешившись от всего окружающего. «Вояки… Самооборона или душманы? Черт их разберет…» — подумал Степанов.
За кишлаком передняя БМД стала. Взводный, спрыгнувший на дорогу, повернулся лицом к следовавшим сзади. Энергичными широкими взмахами руки произвел дугообразные движения параллельно проезжей части.
— Что это он? — спросил офицер механика-водителя.
— Два часа назад здесь подорвалась грузовая машина, видите, вон дымит… Лейтенант предупреждает, чтобы шли колея в колею, след в след его БМД…
— Мудро…
Алексей как-то совсем не придал значения этому событию. Дорога шла по краю ущелья. У самой пропасти дымились колесо и часть деревянного борта. Все остальное, оставшееся от подорвавшейся машины, или было сброшено в ущелье, или взято с собой теми, кто прошел по этой дороге два часа назад. Особенно, если двигалась колонна. А может, и афганцы все успели растащить. Они мастера на такие штуки…
«Мина так мина, — успокоил себя, — противопехотная для боевой машины, что хлопушка, а противотанковая… Противотанковая, авось, не попадется…»
В горах темнеет быстро. Вскоре колонна шла с зажженными фарами. Узкие пучки света тревожно метались по дороге, прощупывали ее, выхватывали большие валуны на обочинах. Миновали еще один кишлак. Прилепившись к горе, он мрачно возвышался над ущельем — слабый свет пробивался в окнах только в двух домах. Сразу за кишлаком остановились.
— Что случилось? — спросил Степанов у подошедшего командира взвода.
— В «Урале» бензин кончился.
Оба выругались. Из темноты выступил зампотылу, за ним — Мясников.
— Ты вызвал заправщик? — спросил майор у взводного. — Пусть хоть в канистрах подвезут…
— Связался по станции. Сказали — ждите. Придут бензовоз и еще одна БМД. Километров десять осталось…
Степанов посмотрел вверх. Луна еще не выглянула из-за высокого хребта, и он четко выделялся на фоне ночного неба. «Удобное место для засады, — подумал. — Если дать оттуда сверху, сметут в пропасть, как орехи со стола… Кишлак еще рядом… Как будто вымерло все. Хоть бы собака залаяла…»
— Здесь нас прошлый раз обстреляли, — сказал Мясников, уже побывавший однажды в этих местах.
Майор, вспомнив, наверное, о том, что он старше всех по званию, спохватился:
— Рассредоточиться вдоль дороги… Держитесь за машинами. Могут с гор…
Все выполнили команду. Степанов с Мясниковым прислонились к броне «бээмдэшки», прикурили от слабого огонька зажигалки с пьезоэлектрическим элементом. Ее презентовал капитану один советник. Пряча сигареты в рукав, лениво переговаривались:
— Да, организация… Не могли проверить баки у «Урала»…
— Теперь будут гнать еще две машины — БМД и заправщик.
— Парадокс…
— Так точно, порядок-с, ваше благородие …
— Слушай, а что это за фамилия у зампотылу? — оживился Степанов. — Мамонтов… Чуть ли не Деникин…
— Мало их — красновых, калединых, кутеповых… Россия-матушка… Один и знаменитую свою фамилию в грязь втопчет, другой и безвестную сделает знаменитой…
— Есть в Подмосковье, по ярославской дороге, станция Мамонтовская. Родственники там. Красивые места. Сейчас в Подмосковье еще снег. Днем ручьи, вечером ледок хрустит под ногами, как битое стекло. А рядом Клязьма, Пушкино, Москва… Перенестись бы туда сейчас…
— Здесь твою душу могут в два счета отправить в другое место, только не в рай, конечно, ты его не заслужил, — засмеялся капитан.
— Точно, — согласился Алексей. И добавил словами старой расхожей песенки:
«Да разве найдешь святого, который пошел бы в десант?..»
Бензозаправщик в сопровождении боевой машины прибыл через полчаса. Залив в баки горючее, тронулись дальше. Алексей спрятался от прохлады внутрь машины. Сидя справа за курсовым пулеметом, начал дремать под мерное покачивание «бээмдэшки». Никто не будил, но каким-то чутьем угадал, что приехали. Глянув в триплекс, увидел метнувшихся прочь с дороги двух собак. У одной, злобно оскалившейся, зелеными злыми огоньками загорелясь глаза и тут же погасли, как только она выскочила из полосы света. Остановились. Степанов вылез из машины и, разминая затекшие ноги, осмотрелся по сторонам. Его внимание сразу привлекло светящееся полотнище под деревом — батальон смотрел фильм. Показывали картину «Вооружен и очень опасен». У замаскированного в ветвях экрана толпились десантники. Смотрели стоя.
Поправив на плече ремень автомата, пошел к сгрудившимся солдатам. Пристроился с краю импровизированного кинозала и стал тоже смотреть фильм. Он не обратил внимания на тех, кто был рядом: после кино разберется что и как.
— О, Леш, здорово! Какими судьбами сюда? — услыхал вдруг знакомый голос.
— Сань, это ты? — обрадовался Степанов, признав в темноте своего друга старшего лейтенанта Александра Лозинского.
Они познакомились четыре года назад, прибыв служить в дивизию молодыми лейтенантами. И, конечно же, первым шагом к сближению было их суворовское прошлое. Заканчивали разные училища, но это значения не имело.
— Ты молодец, что к нам приехал, — говорил Лозинский и как всегда мило картавил — вместо «р» выговаривал что-то среднее между «р» и «л». — А мы тут даем жару… Перевалы, тропы рвем к чертовой матери… Где остановился? Еще не устроился? Пойдешь ко мне в роту. Согласен?
— Какие eщe вопросы, Саня? А Туманов здесь, в батальоне?
— Что ему сделается? Боевой замполит. Жив, жив, бродяга! Вчера с ним после подрыва перевала спустились вниз и стали лакать воду из арыка, как собаки. И про заразу забыли… Ну и денек был! Олег сбросил бронежилет и говорит: «Больше не одену. Толку от него…» Подожди, вон своей лысиной сверкает у самого экрана…
— Тогда я сейчас… — остановил товарища Алексей и стал пробираться к замполиту батальона.
Старший лейтенант Олег Туманов обрадовался Степанову не меньше Лозинского, тут же представил заместителю командира полка майору Ивановскому, временно заменившему заболевшего комбата.
Алексей коротко рассказал о причине приезда.
— Хорошо, хорошо, завтра утром разберемся. Ночевать устроились где?.. — Ивановский, словно извиняясь, предложил место в своей палатке, дескать, вам, штабникам, она может и не подойти, но чем богаты, тем и рады.
В голосе майора звучала скрытая усмешка. Невысокий, стройный, темноволосый, с приятным смуглым лицом, он, однако, показался Степанову заносчивым и высокомерным красавцем. О таких говорят: вежлив до недоброжелательности. Ивановский прибыл в полк перед вводом войск в Афганистан сразу же после окончания академии. И до сих пор не утратил столичного лоска.
— Спасибо, — поблагодарил Алексей. — Я буду в роте Лозинского.