— Живой? Ну что там? Митрофанов, говорят, подорвался на мине? — встретил вопросами Валентин Батурин.
— Потом, ребята… Все потом. Дайте сначала умыться…
— А мы тут кровати достали… С панцирными сетками… — начал было Мартынов.
Алексей откинул полог:
— Да вы нарыли… В полный профиль…
В палатке чуть ли не впритык одна к другой стояли пять кроватей. Ребята срыли лежанку, углубили яму. Земляной пол посыпали песком.
— Будет прохладно, — сказал Батурин. — Вот эта койка твоя. Достанем еще одеяла, простыни, наволочки. Будем жить, как люди…
Прапорщик указал Алексею на одну из кроватей. Тот положил на матрас автомат, снял с измочаленной портупеи подсумок с магазинами.
— Лешка, здорово! А мы все волновались, мы волновались… — просунулся в палатку Терентьев. — Говорят, ты был в передней машине?.. Да, жаль Володю… Ну расскажи. Как же это?..
Степанов понял, что от него не отвяжутся, пока не узнают подробности. Он присел на матрас. Сетка зашуршала и продавилась чуть ли не до самого пола.
— Черт знает что, — проговорил Алексей. — Будешь спать буквой «зю». То-то вам и сплавили эти сетки…
— Ладно, не ворчи, — перебил Батурин. — Скажи спасибо, что хоть такие есть. А то валялся бы еще на земле. Думаю, на вторую зиму мы здесь уже не останемся. Выведут, может… А летом будет что надо.
— Выведут… Кого выведут, а кого и вывезут, — мрачно проговорил старший лейтенант. — Вон только за сегодняшний день двадцать человек…
— Я сейчас был в медсанбате, — откликнулся Терентьев. — Видел тех, кто попал в засаду. Что с ними сделали душманы… Стрелять их надо, стрелять… Это не люди… Я не знаю, как их назвать… Ты бы только посмотрел… И опарыши уже…
На следующий день, когда Степанов работал в штабе над отчетом о командировке, прибежал расстроенный и запыхавшийся Батурин:
— Лешка, пришли зарывать нашу палатку, идем быстрее…
— Кто пришел? Как это зарывать? — недоумевающе посмотрел на прапорщика офицер. — Что ты мелешь?
Они направились к палатке. Там уже «комендачи» уносили разобранные кровати, матрасы. Мартынов и Седов вытаскивали немудреные пожитки и складывали их в сторонке, чтобы не растащили вездесущие соседи. Солдаты уже начали выдергивать колья. Палатка дрогнула, закачалась.
— Стойте, гвардейцы! — крикнул еще издали офицер.
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! — подошел к Степанову с сияющей улыбкой, расплывшейся по всему круглому конопатому лицу, сержант, командовавший «комендачами».
— Что-то я не понял ваш маневр… Кто приказал? — строго спросил Алексей.
— Начальник штаба. Лично.
— А где же мы жить будем?
— Офицеры и прапорщик перейдут в большую палатку. Вон ее уже ставят рядом с клубной. А солдаты — к нам, в роту.
— Вот так номер! Подождите, пойду уточню у полковника Преснякова.
Через пять минут Степанов вернулся и безразлично махнул рукой: «Зарывайте». А Батурину сказал:
— Тогда, в декабре, о нас такой заботы не проявляли… Скажите, на милость — разбогатели. Палатки новые привезли. Да нам эта дороже всех вместе взятых. «Вид лагеря портит… Мы — люди военные… Есть приказ…» — в сердцах ворчал Алексей. — Своя семья была, сколько вместе пережили…
— Ладно, пошли в новую палатку. А то лучшие места займут, — предложил Батурин, быстрее товарища оправившийся от свалившегося на их головы несчастья.
— Кстати, а где Терентьев? — вспомнил Степанов.
— С утра в Кабул уехал. Если ночью вернется — умора будет. Пойдет искать палатку, а ее и след простыл.
— Спросит, где мы. Не в лесу, чай…
— Товарищ старший лейтенант… — подошел к Алексею Мартынов. — Мы так привыкли все вместе… Как же теперь — в комендантскую роту?
— Коля, не печалься, — побратим взял за плечо солдата, посмотрел в его обиженное лицо. — Тебе-то осталось две-три недели. Домой полетишь… Дембель. И нас забудешь на «гражданке»…
— Да вы что, Алексей Александрович!.. Зачем так?.. Я писать буду. Вы же еще в гости обещались приехать…
— Ладно, Коля, прости. Неудачно пошутил. Настроение у самого, знаешь… Не расстраивайся. Все будет, как договорились. Переживем. Куда денешься — приказ…
Так Степанов, Терентьев и Батурин оказались в «молодежной» палатке на другом конце лагеря. Там вместе с ними поселились Ласкин, Кожанов, Нечипорук… А еще — та самая беленькая собачонка Кнопка, которую откуда-то притащили ребята…
17.
Бородатый, грязный, в чалме, широких серых штанах и в одной лишь безрукавке на смуглых худых плечах, он подошел к сваленному в кучу оружию. Вяло и нехотя бросил в пыль свой отполированный до металлического блеска ППШ. Во многих руках побывал автомат, прежде чем его хозяином стал этот душман, взятый в плен десантниками.
— Все, что ли? — посмотрел на переводчика ротный. — Спроси еще раз… Знаю я эти штучки — какой-нибудь нож обязательно припрячут.
— Погоди, у него eщe шашка, — ответил тот.
А затем, уже обращаясь к пленному по-афгански:
— Бросай и эту железку, она тебе больше не понадобится…
— Стой, — подошел к переводчику Алексей, — скажи ему, пусть даст мне…
Пленный, услышав, чего от него хотят, повернулся к Алексею и протянул ему клинок острием вперед. Перебросив свой «пять-сорок пять» в левую руку, Степанов шагнул к душману. Переводчик посторонился, уступая дорогу.
«Ишь, гад, мог бы подать и рукояткой, — подумал об афганце Алексей, потянувшись за шашкой. — Впрочем, о чем это я?…»
Переступая через камень, лежавший на пути к сваленному в кучу трофейному оружию, Степанов только на мгновение отвел взгляд от пленного.
— Назад! — раздался вдруг крик ротного.
Алексей увидел перекосившееся лицо афганца, его темные прищуренные глаза и тут же, вскинув на вытянутых руках для защиты от удара автомат, отпрянул в сторону. Споткнувшись о камень, потерял равновесие и упал на землю. Боковым зрением успел заметить: лезвие шашки прошло у самого плеча.
— Стреляй, — как будто издалека донесся голос ротного. — Стреляй же… Зарубит сволочь!..