Захват телеграфа. Участвовали гвардии ефрейтор Иван Михнев и гвардии рядовой Петр Васильев…
Захват банка и узла связи. При выполнении задачи обязанности командира взвода исполнял гвардии старший сержант Антон Сазонов. Сработали отлично…»
Пройдет время, и Степанов узнает, как оценивали те события сами афганцы. Вот что рассказал ему спустя восемь лет старший лейтенант афганской армии Мухаммад Захир:
«Во время ввода ваших войск в Афганистан 27 декабря 1979 года я служил механиком-водителем в пятнадцатой танковой бригаде. Очень хорошо запомнил ту ночь. Мы, а также четвертая бригада, стояли под Кабулом в направлении Пули-Чархи. Когда уже стемнело, началась стрельба. Экипажи четвертой бросились к машинам. Но танки не вышли за КПП. Командир дал приказ остаться на местах. Сейчас он в тюрьме…
Пятнадцатая бригада насчитывала три батальона. Во втором, в ко-тором служил я, была объявлена боеготовность. Не помню точно, то ли двадцать четвертого, то ли двадцать пятого декабря, мы смотрели теле-визор. Амину задали вопрос: «Приземляются большие самолеты… Что в них?» Он ответил: «Самолеты наших друзей привозят товары первой необходимости».
В каждом батальоне был один ваш советник. Мы уважали этих людей, верили им. Накануне они лично проверяли боеготовность танков. Когда же через четыре дня после ввода войск МЫ получили команду выгрузить из машин боеприпасы, вдруг обнаружили, что все ударники в орудиях вынуты. Это сделали перед двадцать седьмым декабря ваши советники.
В ту памятную ночь к HАМ пришел заместитель начальника политотдела. С ним был советник. Они собрали всех поговорить. В это время ваши БМД окружили танки и казармы. Блокировали парк…
Бабрака в народе не любили. Называли его вторым шахом Шуджахом. В истории Афганистана был такой случай. Если не ошибаюсь, он относится к периоду второй войны с англичанами. Те хотели поставить во главе страны марионетку шаха Шуджаха. Узнав об этом, поднялся весь народ…
Спрашиваете, почему обе бригады не оказали сопротивления? — Они были элитарные. Около восьмидесяти процентов — члены партии…»
Медленно истаяла первая ночь, проведенная в Афганистане. Над Кабулом поднялось багряное солнце. К обеду потеплело. По лагерю ходили разноречивые слухи. Говорили, что к аэродрому подтягиваются две танковые бригады. И все уже получали «мухи» — гранатометы одноразового действия, готовились к обороне. Ничего не знали и о положении в правительстве. Сначала говорили, что Амин ушел в горы, потом, что он расстрелян, повешен. Во время ввода войск у каждого была своя задача, свой объект, в блокировании или взятии которого он участвовал. А полностью обстановку в столице знали немногие. Эта неизвестность угнетала. Пришли помогать афганскому правительству, а Амин вроде бы убит… Да что: «вроде бы»? Степанов точно знал, что Амин убит.
Еще в тy памятную ночь, когда всех подняли по тревоге, Степанову сообщил по большому секрету один из старших политработников информацию, суть которой сводилась к следующему: во время визита в Союз Тараки было предложено уступить пост главы государства своему преемнику Амину, а самому остаться лидером партии. Причина — не устраивали личные качества афганского руководителя. Тот вроде бы согласился. Но вернувшись в Кабул, вызвал Амина и приказал его убить. «Преемнику» удалось скрыться. Позже он с верными людьми пробрался в резиденцию и свел счеты.
«Конечно, Тараки физически уничтожен, — говорил майop, — но Амин нас устраивает больше. Он энергичен, умен, лоялен к Советскому Союзу, возраст — около пятидесяти. Вот мы и должны помочь ему укрепить свою власть».
Последствии Амина объявят агентом ЦРУ. Это вызовет законное не-доумение у Алексея. «Разве руководитель государства может быть чьим-то агентом? — подумает молодой офицер. — Другое дело, Амин решил проводить проамериканский курс. Но это право главы страны, коль он — верховная власть. Причем же здесь агент?..»
О многом узнают потом. А в тот первый день приводилось ломать голову: кого защищают десантники, кого поддерживают да и вообще какой у них статус на чужой земле? Раскатают всех, навалятся отовсюду, и HИKТO ничего не узнает. Не объявлено, что войска вошли в Афганистан, значит, они вне закона. Конечно, дорого заплатят афганцы за жизнь советских солдат и офицеров, но ради чего все это?
В палатке, развернутой в медсанбате, Степанов увидел первых убитых. Оба десантника лежали на заскорузлых от крови шинелях. У одного была забинтована голова. Кровь пропитала толстый слой марли насквозь. Да и что бинтовать — пуля попала прямо в лоб. Этот парнишка всего лишь девятнадцать дней назад принял присягу… Вторым был механик-водитель. Шесть осколков впилось в его мальчишеское тело. Один попал в щеку, образовав округлую рваную рану. Ни Алексей, ни стоявший рядом врач не могли оторвать от нее застывших взглядов. А еще Степанов увидел, что задралось обмундирование у убитого и оголился живот. Не догадались одернуть «хэбэ»… «Господи, — подумалось, — а ведь он, может, даже и девушку-то никогда не целовал… И больше yжe не поцелует… Лежат оба в этой армейской палатке. Светит солнце. Чужое солнце над чужой землей. Не довелось им увидеть его в Афганистане…»
— Это yже не шутки. Настоящие боевые действия… — проговорил задумчиво доктор. — Не Чехословакия…
Степанов молча вышел из палатки. Неподалеку десантники разговаривали с афганскими солдатами. Слышался смех, особенно когда последние пытались повторить какое-то специфическое крепкое русское словцо. Глядя на местных, захотелось схватиться за автомат и полоснуть на весь магазин… Может быть, это и они минувшей ночью… Но такое желание появилось лишь на мгновение. Степанов тут же погасил все эмоции. Он сам солдат и те, афганцы, TOЖЕ СОЛДАТЫ… Из дружественной страны…
Через сутки прибыли из Баграма остававшиеся там подразделения дивизии.
— Знаешь, — делились с Алексеем впечатлениями о событиях вечера 27 декабря Терентьев и Батурин, — после твоего отъезда в Кабул в Баграме утром загрузили две машины трупов афганцев… Целых две «шестьдесят шестые»… Зрелище, надо сказать… Это те, что оказали сопротивление…
Накануне приезда сослуживцев Степанов ночевал в палатке «рэбовцев». Набилось в нее столько, что нельзя было и шага сделать, не наступив на какую-нибудь часть тела или конечность человекам трем-четырем. Кроме двух палаток в Штабе по-прежнему ничего не было. И то, одна из них предназначалась для работы. Лишь через несколько дней стали мало-мальски обустраиваться. С большим трудом получил Алексей в тылах лагерную палатку на отделение. Печки не хватило. С потугами и ухищрениями сообща добыли несколько матрасов. Нечего говорить и об освещении… Что же касалось остальных удобств — тут и того «лучше». У какого-то разваленного глинобитного сооружения нарыли ямок. Вернее, щелей. В метр длиной и пару десятков сантиметров шириной. Находилось это пикантное место неподалеку от дороги, и проезжающий мог видеть соседствующих на ямках солдат и офицеров, порой даже самого высокого ранга. Первое время отдельных клозетов не строили…
Когда по радио передали официальное сообщение о вводе войск в Афганистан, все ободрились. Теперь о них знали, помнили. И за каждым солдатом и офицером стояла вся страна. В первые недели к лагерю часто приходили любопытнее афганцы в цивильном. Особенно много было детей. Их все интересовало у шурави. Десантники угощали ребятишек содержимым сухпайков, дарили в качестве сувениров монеты, кокарды с шапок, различные вещицы. Однажды мальчишкам показали плакат с портретом Ленина. «Чан афгани?» /сколько стоит/ — начали спрашивать они. Солдаты объяснили: не продается. Можно только подарить. Что тут началось! Мальчишки передрались между собой. А какое счастливое лицо было у того, кому достался портрет!..
Алексей тоже не раз общался с детишками. В основном эти разговоры были «на пальцах». Лишь с одним пареньком побеседовал от души. Говорили на немецком языке. Его знал юный собеседник почти в совершенстве, что очень удивило офицера. Сам-то Алексей получал свидетельcтвo пepeвoдчикa-peферентa в суворовском военное училище. «Где изучал?» — спросил старший лейтенант. Узнав, что в школе, удивился еще больше. Вот это способности! Или преподавание?.. У нас и в школе, и в институте зубрят, а двух слов все равно связать не могут.
Парнишка был одет почти по-летнему. Легкая войлочная шапочка на голове, из тонкой светлой ткани накидка, широкие штаны. На босые ноги обуты обычные резиновые галоши. Степанов узнал, что его собеседник самый старший из детей в семье. Ему семнадцать. Матери тридцать. Отец на пять лет старше ее. Разговаривали очень дружелюбно. Паренек с уважением посматривал на оружие офицера «коммандос», проводил долгими взглядами взлетающие и садящиеся самолеты. Внимательно слушал рассказ о Советском Союзе. Вспоминая то время, Алексей потом скажет, что в первые дни и недели все в дивизии работали замполитами. И солдаты, и офицеры. Сами верили в справедливость возложенной на них миссии и говорили об этом афганцам.
В одной из парашютно-десантных рот старший лейтенант увидел красочно оформленный боевой листок. Автор с юмором изобразил соблазны «потустороннего» мира. И настолько это было выполнено профессионально и творчески, что Степанов не мог не отметить редактора. Сработал еще раз за замполита. «Так держать!» — тепло пожал руку десантнику.
Снег в Кабуле пошел тридцать первого декабря. Он сразу все преобразил. Угрюмые серые и темно-зеленые тона в лагере сменились светлыми. Но в палатке стало неуютнее. Выпавший снег еще больше подчеркивал устоявшийся холод. В новогоднюю ночь Алексей впервые выехал на патрулирование по Кабулу. Сам напросился. Что толку сидеть в темноте и мерзнуть в палатке? А так хоть город посмотришь, друзей увидишь, да и… Мало ли что может быть… Молодость жаждет опасности. Потребовалось личное разрешение начальника штаба дивизии полковника Преснякова, чтобы официально назначили на патрулирование.
После инструктажа выехали на двух открытых машинах. Побывали в резиденции, крепости Балахисар, штабе армейского корпуса, министерстве обо-роны», «советском» микрорайоне. Всюду на улицах, в учреждениях и дуканах висели портреты пожилого мужчины приятной наружности. В те дни уже появилось на устах имя Бабрака Кармаля. Глядя на фотографии, Степанов подумал, что это новый глава правительства. Однако он ошибся. На портретах был Тараки, ставший чуть ли не национальным героем.
Почти на каждом перекрестке машинам преграждали путь афганские посты. Выбежит на проезжую часть солдат, заорет во всю мощь своих легких «Дриш!», выбросит вперед ногу и тут же возьмет на прицел проезжающих. Другой подходит к кабине узнать пароль. Десантники быстро сориентировались с ситуации. Афганец их на прицел, и они его тожe. Эта немая дуэль длилась порой не одну минуту, если старший на постy оказывался непонятливым или попросту бестолковым. У шурави автоматы только сняты с предохранителей. А у афганцев патроны всегда загнаны в каналы стволов. Случись что, они из своих ППШ, отполированных до блеска, врежут на все семьдесят два. Именно столько патронов в магазине ППШ. Значит, надо успеть уклониться от очереди, передернуть затворную раму и дать ответную. Бывали уже случаи, когда посты открывали огонь вслед пропущенным «бэтээрам»…
Однако в новогоднюю ночь все прошло спокойно. Правда, когда воз-вращались, в кузов второй машины кто-то метнул гранату. К счастью, она не взорвалась. Забыл бросавший выдернуть чеку. А может, не знал, как обращаться.
В крепости Балахисар в то время еще стоял афганский двадцать шестой парашютно-десантный полк. Позже он уйдет воевать с мятежниками. А пока коммандос соседствовали с подразделением десантников. «Зашумели они, бросились к оружию… — рассказывал проверяющим наш офицер. — Мы их отсекли. Потом еле-еле уговорили с советниками. Вроде бы успокоились. Но ухо держим востро. Их же во сколько раз больше…»
Когда афганские парашютисты уйдут из крепости, Степанов увидит казармы. Обшарпанные, запущенные снаружи, изнутри они окажутся еще более неприглядньми. Ужаснется: «И это в такой грязи жили люди?!.» В ответ Алексею только рассмеются: «Да мы вывозили грязь машинами. Увидел бы, что творилось здесь до нас. Брось семечко на пол, прорастет…» Уйдут афганцы, а специфический запах их жилья еще долго не выветрится из казарм…
С интересом будет рассматривать офицер тренажеры для подготовки к прыжкам: деревянные грубо сколоченные монстры… Чему на них можно было научить?..
Больше всех повезло взводу, охранявшему дома советских специалистов. В первую же ночь к прибывшим в микрорайон десантникам началось паломничество соотечественников. Женщины несли апельсины, продукты, сладости. Встречали лучше родных. Кто знает, как сложилась бы судьба советских специалистов, не подоспей вовремя наши. Слухи ходили самые невероятные.
Степанов с легкой завистью смотрел, как устроились солдаты в одном из домов микрорайона. Благоустроенная квартира, в комнатах чистенько и тепло. Есть даже вода, удобства. Не то, что на аэродроме.
Вернулись в лагерь заполночь. Терентьев, Батурин и солдаты бодрствовали, не могли согреться в палатке. Алексей нашел на ощупь в темноте свой матрас, прилег.
— У тебя есть сигарета? — толкнул в бок Терентьев.
Курево кончилось. Днем Степанову подарил летчик пачку «Памира». Это было целое богатство. Им старший лейтенант и поделился в темноте по-братски. Покурили, повздыхали. Представили, как там сейчас в Союзе. В квартирах елки, столы ломятся… Тепло и уютно. Собрались близкие люди, родные. Музыка, песни, смех. За окнами поскрипывает снежок под ногами запоздалых прохожих…
Эти строчки, произнесенные вслух Степановым, резанули по самому сердцу.
— Ты, что ли сочинил? — насторожился в темноте Батурин.
— Ну я… — признался Алексей. — Когда-то в суворовском баловался. Да кто в том возрасте не брался за перо?..
— Тебе писать надо, смотри, как получается…
Степанов лишь иронически хмыкнул. Развелось поэтов… Простое движение души, продиктованное вспыхнувшей ностальгией.
Так для Алексея и его друзей начался НОВЫЙ, 1980 год. Уже пoшли слухи о близком выводе войск. Свою задачу десантники выполнили блестяще. И думали, на этом все закончится. Им посулили засчитывать год службы за два, платить два оклада. Чтобы не размениваться на различные «пыльные», «высокогорные»… Наверное, в Афганистане надо было еще платить и за отдаленность, «за дикость»… Все надеялись на скорое возвращение, поэтому обещанным льготам почти не обрадовались.
Со временем стали потихоньку обживаться. Подвели свет к палатке. Нашли печку без трубы и колосников. Прапорщик Батурин с солдатами Мартыновым и Седовым сумел выйти из затруднительного положения. Из кирпичей, найденных на развалинах, соорудили дымоход, придумали, как обойтись без колосников. Ос-тавалось решить одну проблему: чем топить?
В тылах выдавали по ведру угольных брикетов. Но прежде надо было еще чем-то растапливать печку. Стали промышлять и уголь, и дрова. Степанов шел с солдатами в тылы, «заговаривал зубы» прапорщику, выдававшему топливо. А Мартынов с Седовым тем временем успевали набрать и незаметно утащить угля на ведерко больше.
По ночам у печки дежурили. Но это не помогало. Уголь не хотел гореть ни в какую. «Вот если бы дровишек… — вздыхал главный истопник Батурин. — Да где их достанешь? В городе на вес продаются. Не на кубометры, а на килограммы…»
Потом донесла разведка: в крытом брезентом прицепе хранятся деревянные чурбаки. Чьи они, всем было ясно. В палатке командира дивизии топили исключительно дровами. Но так как прицеп был большой да и забит чурками под завязку, то решили по совести: и на палатку комдива хватит, и на их. Посему ночью спланировали вылазку. «Возьмем немного, хватит и начальству. Учитывая, что печкой нас обошли, будет справедливо», — резюмировал Батурин. Степанов с Терентьевны поддержали. Дождавшись темноты, расшвартовали брезент. Распределили обязанности. Терентьев, осторожный от рождения, в прицеп лезть наотрез отказался: «Как бы чего не вышло». «Черт с тобой, — согласился Алексей. — Станешь на «шухере». А Мартынов с Батуриным и Седовым пусть таскают в палатку. Да не напрямую, а по кругу. Мимо зенитчиков…» И полез в прицеп.
Утащили несколько увесистых чурок. Опять наглухо зашнуровав на прицепе брезент, собрались в палатке. Степанова и Терентьева начал разбирать смех, но на ниx цыкнул Батурин: «Ржете, как жеребцы. Зайдет кто — возьмут с поличным. И прощай наши дровишки». Офицеры примолкли, но то и дело кто-нибудь из них, встретившись взглядом друг с другом, внезапно прыскал в ладонь и отворачивался в сторону, пряча улыбку. Зато остальным было не до смеха. Они обсуждали, когда взяться за распиливание чурбаков. Порешили перенести мероприятие на день: ночью можно привлечь внимание.
Сказано — сделано. К обеду дровишки были аккуратно сложены на приступке рядом с входом в палатку. Следующей ночью было тепло. Но через два дня их «засекали». Заглянул прапорщик из «комендачей». Нагловатый был парень, бесцеремонный. «А, вот кто из прицепа ворует дрова!» — обрадовался пришедший, увидев маленькую поленницу. Батурин от неожиданности только рот открыл. СЛОВНО громом поразил его нежелательный визит. Спохватившись, по обыкновению выпучил глаза и с пеной у рта начал отстаивать дровишки, но коллега был неумолим. Пришлось вернуть. И опять начали думать, как же быть.
Позже привезли капельницы. Теперь уже хватило и на палатку Алексея. К новой печке быстро приноровились. Оказалась она очень удобной. Не беда, если когда-нибудь «фукнет» и обдаст все вокруг сажей. Надо чаще чистить. Зато тепло и удобно. Соляр рядом. Залил в бачок, и пять часов отдыхай. Кончилось горючее — еще сходил набрал. Потом и на соляр наложили лимиты. Кран емкости стали запирать на замок. Но здесь уже было проще. Ключи хранились у солдата или прапорщика из комендантской роты. А с ними жители палатки успели навести мосты.