Б. Орлинский
Из Петрограда в ВЧК Дзержинскому 5.VI.18».
Приведем также одну из телеграмм комиссара юстиции Союза коммун Северной области:
«Согласно личным переговорам моим с Дзержинским Орлинский будет командирован Москву распоряжение ВЧК по окончании важнейших производимых им следствий.
Крестинский».
Успехи на советской службе позволяли Орлову самым активным образом вести свою подпольную деятельность. Еще в начале февраля 1918 года он вошел в контакт с заместителем резидента французской разведки в России капитаном Фо-Па и офицером этой же службы Эдуардом Вакье, с которыми активно обменивался информацией и от которых получал субсидии на разведывательную работу. С англичанами — разведчиками Ватсоном и Бойсом поначалу дело не клеилось. Они хотели использовать возможности Орлова для организации разведработы исключительно в отношении немцев в прифронтовой и зафронтовой полосе. Политические вопросы, включая развитие коммунистического движения и большевистской пропаганды, их тогда интересовали меньше.
Организация, как сам Орлов называл разведывательный центр, насчитывала почти восемь десятков сотрудников, проникших во многие советские учреждения. Некоторые из них использовались «втемную», не догадываясь, кому и зачем они дают сведения. Не исключено, что к числу таких агентов относился, к примеру, генерал Михаил Бонч-Бруевич. О других «источниках», как и о самом «центре», до сегодняшнего дня почти ничего не известно. Даже в книге Давида Голенкова «Крушение антисоветского подполья в СССР», которую считают насквозь идеологизированной и недостаточно объективной, но, тем не менее, наиболее полной с точки зрения опубликованных в ней сведений из истории тайной борьбы в первое десятилетие советской власти, мы не найдем указания на орловскую организацию. Сам же Орлов упомянут в ней не единожды, однако в связи с другими эпизодами своей биографии, о которых мы еще скажем. Отрывочные сведения о подпольной работе Орлинского имеются в делах, заведенных чекистами на шпионские группы Жижина-Экеспаре и Стояновского, сохранившимися в архиве ФСБ. Обе группы были раскрыты в октябре—декабре 1918 года, когда Владимир Орлов уже находился в Финляндии.
При допросе Стояновского выяснилось, в частности, что в мае он «поступил в качестве разведчика к председателю уголовно-следственной комиссии Орлинскому, который в то же время служил в разведке во французской миссии». Орлинский поручил своему новому агенту сбор сведений в интересах французов и англичан.
Штаб-ротмистр Александр Экеспаре утверждал, что прибыл в Петроград по заданию генерала Алексеева и по его же указанию связался с Орловым, знакомым ему еще по службе в Ставке верховного главнокомандующего. Одновременно Экеспаре установил контакт с английским резидентом Бойсом. «Орлинский был посвящен во многое, — утверждал в ЧК на допросе Экеспаре, — чего я совершенно не знал, так как не старался заглянуть в верхи организаций… наоборот, Орлинскому были, очевидно, известны серьезные связи и крупные имена».
Не входя в более тесный контакт с резидентурой английской разведки, а действуя через Экеспаре, Орлов снабжал союзников сведениями о действиях немцев в Петрограде и на фронте, освещая заодно и работу некоторых советских органов. Согласно приказу (еще в ноябре 1917 года) генерала Алексеева, разведцентр Орлова обеспечивал устойчивую связь с районами формирования Белой армии и переправлял туда офицеров. В докладной записке в штаб Деникина, представленной Орловым после прибытия на контролируемую белыми войсками территорию, он указывал, что таких офицеров было отправлено свыше 800 человек.
В конце весны 1918 года состоялось знакомство Орлова с нелегалом английской «Сикрет интеллидженс сервис» (СИС) Сиднеем Рейли, приятельские отношения с которым он поддерживал вплоть до ареста английского агента чекистами в 1925 году. Несколько лет спустя жена Рейли — Пипита Бабадилья опубликовала записки супруга. Поскольку на русском языке они пока не изданы, познакомим читателя с небольшим отрывком, где говорится об Орлове:
«Между тем мне было нужно довольно часто ездить в Петроград, чтобы отвозить донесения, полученные от полковника Фриде, и встречаться с друзьями, живущими в этом городе. Поэтому я попросил полковника достать мне пропуск. Полковник посоветовал последовать его примеру и поступить на службу в одно из советских учреждений и помимо пропуска дал мне рекомендательное письмо к Орлинскому, председателю Петроградской ЧК по уголовным делам, который, как и Фриде, был антикоммунистом.
ЧК состоит из двух частей — политической тайной полиции под началом Дзержинского, самой дьявольской организации за всю историю человечества, и уголовной, соответствующей полиции в цивилизованной стране. Председателем последней и был Орлинский, бывший следователь, и именно к нему направился я по прибытии в Петроград.
Я в полном смысле слова лез в логово льва, но другого выхода не было. Чтобы получить постоянный пропуск, я должен был пойти к Орлинскому. В Москву я вернулся товарищем Релинским, сотрудником ЧК.
Разумеется, я поспешил воспользоваться своей новой должностью. Она давала мне ценнейшие возможности, которые я быстро реализовал, получив очень важную информацию.
Орлинский был человеком сардонического склада. Я помню рассказ Грамматикова о его первой встрече с господином председателем. Однажды он, к своему полному ужасу, был вызван в ЧК по уголовным делам. Дрожа от страха, Грамматиков явился в ЧК, расположенную в здании бывшего Министерства внутренних дел на набережной Фонтанки. Его тут же провели в роскошные апартаменты старого министерства, в которых разместился председатель. Тот сидел за столом, вместе с ним в кабинете находилась стенографистка.
Когда Грамматиков вошел, председатель представился и говорил с сильным польским акцентом.
Затем, отпустив стенографистку и повернувшись к Грамматикову, он произнес на чистом русском языке: «Что же, господин Грамматиков. Вижу, что вы меня не узнаете».
Грамматиков понял, что человек, сидящий напротив, знаком с ним, но вспомнить его не мог. Председатель напоминал ему кого-то, но кого?..
— Помните Орлова, — продолжил председатель, — судебного следователя из Варшавы?
Грамматиков был адвокатом и работал в том же суде. Теперь он узнал в сидевшем перед ним господине знаменитого судебного следователя по делам о шпионаже. Как он стал председателем ЧК? Об этом не спрашивают.
— Я знаю, — сказал Орлов, — что вы должны ехать в Москву, но все передвижение между Петроградом и Москвой для обычных граждан запрещено. Вот билет туда и обратно. Поедете как мой сотрудник. А теперь — до свидания. Зайдите ко мне снова сразу же, как вернетесь из Москвы.
Таким образом, мы с Грамматиковым очень просто решили чрезвычайно сложный вопрос о поездках из Петрограда в Москву и обратно. Мы ездили как сотрудники ЧК по уголовным делам».
У Орлова и Рейли были очень схожие взгляды на перспективы развития европейских и других стран в случае неоказания сопротивления международной коммунистической пропаганде, деятельности организаторов коммунистического движения и агитаторов, направляемых из Советской России. По их мнению, именно на этом направлении необходимо было сосредотачивать усилия разведывательных и полицейских служб различных государств, не забывая, естественно, о помощи белым армиям и подпольным контрреволюционным группам для свержения власти большевиков — первоисточника угрозы в виде мировой революции.
Поэтому, на наш взгляд, нельзя сводить, как это делалось во многих изданиях советского периода, совместную работу Орлова с Рейли и другими представителями спецслужб Антанты к банальному шпионажу. Кстати говоря, добываемую информацию о замыслах немцев в Петрограде и на фронтах и Орлов, и союзнические разведчики доводили до советских государственных и военных деятелей. Шла война, и кайзеровская Германия была общим врагом, в противодействии ей сходились, пусть и временно, интересы советских властей, антантовских специалистов по тайной борьбе и подпольных организаций, подобных орловской.
Владимир Орлов не кривил душой, когда сообщал Дзержинскому об активной работе по немецкой линии.
Ориентировочно с марта 1918 года на основе связей присланного от генерала Алексеева бывшего ротмистра драгунского полка (освоившего в свое время и специальность военного летчика) Александра Николаевича Экеспаре (псевдонимы Плотников и Эльц) была создана группа офицеров, занимавшихся разведкой на русско-германском фронте и непосредственно в Петрограде. Основным агентом, а вернее подрезидентом являлся бывший корнет гусарского полка Николай Николаевич Жижин, работавший под псевдонимом Балашов. У него на связи находилось еще три человека, добывавшие необходимую прежде всего союзникам информацию о действиях немцев в Финляндии и на карельском боевом участке.
Жижин смог лично войти в контакт с лейтенантом Зегерсом, ведавшим вопросами разведки и контрразведки в германской военной миссии.
По указанию Орлова, Экеспаре и Жижин поддерживали связь с резидентом английской секретной службы в России капитаном Бойсом. Эта связь нужна была не столько для информирования англичан, сколько для получения от них финансовых средств на содержание других сотрудников Орлова и развития агентурной сети.
Согласно полученным позднее чекистами данным, при всей своей скупости англичане, тем не менее, выплачивали ежемесячно до 250 тысяч рублей. Экеспаре сознался на допросе в Петроградском отделении Военного контроля (военная контрразведка Красной Армии, подчиненная Троцкому), что, «так как Орлинский вел почти всю работу моей группы, то я и отдавал ему почти все суммы, поступавшие в мои руки».
Когда английская миссия была арестована чекистами после высадки десанта генерала Пуля в Архангельске, денежные вливания прекратились, и Экеспаре отошел от работы с Орлинским-Орловым.
А Жижин продолжал действовать. Немцы ему доверяли, так как он хорошо знал немецкий язык, поскольку несколько лет учился до войны в Берлине, — короче говоря, был человеком явно «германской ориентации».
Приемник Бойса на посту резидента СИС Макларен выдал Жижину 50 тысяч рублей и велел расширить работу на немецком направлении. Вскоре сотрудник английской резидентуры Гиллеспи принес еще столько же.
Однако вскоре все сотрудники британской разведки покинули Петроград и выехали в Мурманск и Архангельск. Связь оборвалась.
В ноябре 1918 года Экеспаре, Жижин и некоторые их осведомители были арестованы Петроградской ЧК совместно с отделением Военного контроля и по приговору ПЧК расстреляны. На следствии они не могли не упомянуть Орлинского-Орлова, но дали о нем весьма фрагментарные сведения.
Второй агентурной группой руководил Иван Николаевич Стояновский, официально зачисленный Орловым в штат Центральной уголовно-следственной комиссии, что давало ему определенную свободу действий.
Через Стояновского поддерживалась связь с офицерами французских спецслужб, действовавших под прикрытием сотрудников военной миссии, причем Стояновский был завербован французами и выполнял их задания, не входящие в круг интересов орловского разведцентра. Из-за этого несколько раз организация оказывалась на грани провала, и только неопытность петроградских чекистов позволяла подпольщикам выбраться из кризисных ситуаций.
К примеру, по заданию французов Стояновский поехал в качестве курьера в Гельсингфорс. На границе его задержали и обнаружили зашифрованную переписку. На допросе в Петроградской ЧК он не скрывая заявил, что работал в интересах союзников и выполнял их поручение.
В группу Стояновского входил и бывший чиновник Департамента полиции Георгий Александрович Загвоздин, внедренный в качестве агента в германскую миссию. Он предоставлял разведцентру Орлова некоторые данные, однако из-за подозрения в двойничестве ему не слишком доверяли.
Особая роль в организации Орлова принадлежала скандально известному в Петрограде Ивану Федоровичу Манасевичу-Мануйлову. Его Орлов знал еще со времени работы в комиссии генерала Батюшина, где Иван Федорович состоял негласным осведомителем по Распутину и некоторым финансовым дельцам, хотя и занимал должность секретаря председателя Совета министров Штюрмера.
Манасевич являл собой классический тип опытнейшего агента.
Со времен длительной командировки во Францию по линии заграничной агентуры департамента полиции Манасевич был знаком с отдельными чинами парижской полиции. И вот в Петрограде в 1917 году он вновь встретился с опытным сыщиком — призванным из запаса и направленным в Россию в составе военной миссии капитаном Фо-Па-Биде. Будучи руководителем контрразведывательной службы миссии Фо-Па настойчиво искал подходящих для этой работы агентов из числа русский подданных. Манасевич, с его связями в различных слоях общества, умением поставить добывание нужной информации на поток, идеально подходил на такую роль. Вопрос был только в том, какова будет планка оплаты услуг. В деньгах резидентура французской разведки недостатка не испытывала.
Орлов и французы оценили и то, что Манасевич уже внедрился в агентурную сеть Всероссийской ЧК, а после отъезда аппарата Дзержинского в Москву остался на связи в его петроградском филиале, имел доступ на Гороховую, 2, и, следовательно, потенциальную возможность выявлять угрозы в отношении подпольной организации и резидентуры союзников.
С помощью Манасевича удалось перевербовать агента ВЧК Бориса Ржевского. Впрочем, последний готов был работать на кого угодно. Вот характеристика этого типа, данная Орловым: «Элегантный молодой альфонс, носивший золотой браслет, делавший маникюр и всегда одетый по последней моде. Он был гомосексуалистом, нюхал кокаин, но, тем не менее, оказался хорошим и надежным источником. Ржевский немного занимался журналистикой и писал не так уж плохо. Раньше был отличным агентом на службе последнего царского министра внутренних дел. Теперь он работал в ЧК и приносил мне все самые свежие новости… Он был заметной личностью в Петрограде».
Для освобождения арестованных бывших офицеров Орлов завербовал некоего Моделя, эсера, эмигрировавшего в свое время в Америку и до Февральской революции торговавшего газетами в Нью-Йорке. Как гонимый царскими властями революционер, он сумел по возвращении в Петроград выхлопотать себе синекуру — пост председателя следственной комиссии в тюрьме. Явно надуманная должность давала возможность, не утруждая себя службой, вымогать взятки за «положительное рассмотрение жалоб заключенных и их родственников». «Модель брал столько, сколько мог получить, — отмечал Орлов, — и не испытывал никакого угрызения совести. Все, за что он брался, быстро выполнялось».
Орлов не гнушался использовать и прожженного авантюриста, спекулянта и вымогателя Вейнберга, который якобы одно время был секретарем Максима Горького, а в 1918 году нашел подход к Надежде Константиновне Крупской.
Ржевский, Модель и Вейсберг доставляли главе разведцентра Добровольческой Армии не только устную информацию, но и, пополняя архив Орлова, большое количество документов, которые они похищали (или снимали копии) в различных советских учреждениях Петрограда.
Благодаря Манасевичу-Мануйлову была установлена связь с сотрудником германской дипломатической миссии Вальтером Генриховичем Бартельсом. Через своих доверенных лиц он, помимо исполнения служебных обязанностей по линии разведки, занимался скупкой русских ценных бумаг и ювелирных изделий, памятуя о необходимости создать себе достойные условия жизни после возвращения на родину. На одной из сделок его «подцепил» Мануйлов и, вероятно, под угрозой разоблачения завербовал, а затем передал на связь непосредственно Орлову.
Поскольку некоторые групповоды и агенты Орлова являлись одновременно и информаторами союзных военных миссий, контакты с Бартельсом не остались для последних тайной. И с этого времени «борца с немецким шпионажем» стали подозревать в работе на кайзеровскую разведку. Все последующие годы Орлову припоминали конспиративные отношения с Бартельсом. Это, в частности, послужило основанием для отказа французских разведчиков ходатайствовать перед своим правительством о награждении Орлова, как ему это было официально обещано, орденом «Почетного легиона» — знаком высшего отличия в деле служения Французской Республике.