...Работа самая разнообразная. Он успевает почти одновременно писать романы, повести, стихи, переводы, редактировать. Сейчас поэт увлекается римскими поэтами. Он пишет большую повесть из римской жизни - "Юпитер поверженный" (окончание "Алтаря победы"), повесть из русской жизни "Обручение Даши", статью об Атлантиде, переводит "Энеиду" Вергилия, печатает второй том своего собрания сочинений, небольшую книжку мелких заметок о современной литературе, четыре книги (второе издание) "Французских лириков XIX века", редактирует сочинения Каролины Павловой и т.д.
У Валерия Яковлевича большая библиотека. Одна этажерка целиком отдана Пушкину... Великолепный справочный отдел, отдел писателей-классиков, произведения современных русских и иностранных, целая полка, занятая "молодыми" футуристами.
Кабинет Валерия Яковлевича удивительно простой - ни одной вычурной, бьющей в глаза вещички. Большой письменный стол, заваленный книгами и корректурами, другой - с пишущей машинкой, третий - для работы... Бюсты на шкафах, на стенах портреты Пушкина, Вл. Соловьева, копия с известного портрета самого Валерия Яковлевича, сделанного Врубелем.
В маленькой уютной гостиной - шкапик с литературой по искусству, большей частью иностранной, собранной поэтом во время заграничных поездок. На стенах картины: Радимов, Феофилактов, Бакст, а рядом с ними... Ларионов и г-жа Гончарова. Это все - подношения поэту признательных авторов. В этой маленькой гостиной Валерий Яковлевич просиживает в кругу близких те немногие минуты, которые он уделяет своему отдыху".
В.Я.Брюсов поселился в доме на 1-й Мещанской в те годы, когда за его плечами уже был большой путь в литературе. Признанный поэт, создатель и руководитель новой литературы - символизма, живой классик, он по-прежнему оставался в центре литературной жизни. Вокруг него группировались поэты-символисты старшего поколения: К.Бальмонт, А.Добролюбов, А.Миропольский, при его помощи и учась у него вошло в литературу следующее поколение символистов - "молодые символисты" - А.Блок, Андрей Белый, Вяч. Иванов (они с благодарностью признавали роль Брюсова в своем становлении) и более юное поколение - В.Ходасевич, Марина Цветаева, Маяковский и другие, в молодом задоре забывшие совет Пушкина: "Зачем кусать нам грудь кормилицы нашей? потому что зубки прорезались?", сказанный по поводу нападок молодежи на поэзию Жуковского; эти поэты, хотя также посещали школу Брюсова, "покусывали" мэтра, особенно после его смерти.
До революции еженедельно по средам у Брюсова в кабинете собирались поэты, "читались стихи, - вспоминает эти собрания Н.Асеев, комментировались вновь вышедшие сборники, велись споры о тонкостях поэтического мастерства", об этом же, но в более свободной атмосфере, продолжались разговоры за чайным столом. На брюсовских средах побывали все московские и петербургские поэты начала XX века. После революции "среды" прекратились, но дом Брюсова всегда был открыт для молодых поэтов: как и в дореволюционное время, сюда приходили почти все советские поэты начала 1920-х годов, некоторые оставили воспоминания о своих посещениях Брюсова. Приведу одно из них.
В 1920 году А.Л.Чижевский, по стечению обстоятельств, получил направление на работу в Калугу инструктором литературного отдела Наркомпроса (ЛИТО) и для оформления документов зашел к служившему там В.Я.Брюсову, с которым он встречался в 1915 году на различных литературных вечерах.
Чижевский не предполагал, что знаменитый поэт запомнил его фамилию одного из многочисленных юношей, завсегдатаев литературных вечеров. Но Брюсов его узнал, вспомнил те времена, когда Чижевский, в студенческом сюртуке, с гвоздикой в петлице, распоряжался на эстраде Политехнического музея, а увидев по анкете, что Александр Леонидович живет в Калуге, сказал:
- Вы должны знать Циолковского.
- Конечно, знаю, - ответил Чижевский.
- Расскажите мне о нем. Меня интересует его личность и вопросы, которыми он занимается: космос, возможности полета к планетам и звездам... Я позволю себе пригласить вас к себе для рассказа о Циолковском. Надеюсь, вы не откажете посетить меня? - И Брюсов вручил Чижевскому свою визитную карточку, написав на обороте дни и часы, удобные для посещения.
В это время Валерий Яковлевич работал над научно-фантастическим романом "Экспедиция на Марс", и работы Циолковского, в первую очередь его научно-популярные рассказы и повести "Вне Земли", "Грезы о земле и небе", "На Луне", послужили ему тем образцом, от которого отталкивалась его собственная фантазия.
"Через два-три дня в 10 часов утра, как и было условлено, рассказывает в своих воспоминаниях Чижевский, - я нажал кнопку звонка двери небольшого особнячка на 1-й Мещанской улице... Дверь мне открыла женщина, которая, как я потом узнал, именовалась Брониславой Матвеевной и была сестрой жены поэта. Я назвал себя. Она приложила палец к губам и шепотом сказала:
- Валерий Яковлевич сегодня в ударе, он еще не ложился спать. Писал всю ночь, пишет и сейчас. Я, право, не знаю, как и быть...
- Если так, надо отложить нашу встречу.
- Нет, нет, подождите. Я все же спрошу его: ведь он вас ждет возможно, потому и не ложился спать. Минуточку... присядьте.
Бронислава Матвеевна ушла, а через минуту я входил в кабинет Валерия Яковлевича. Это была просторная комната, из-за густого табачного дыма почти ничего не было видно.
- Я здесь, - сказал Валерий Яковлевич. - Прошу покорно, входите!
Я пошел на голос, пораженный столь странной картиной... Выходя из-за стола, чтобы пожать мне руку, он наткнулся на ведро, наполненное водой, в которой качались белые мундштуки выкуренных за ночь папирос... Их было, вероятно, более сотни. Брюсова слегка качало.
- Вы уж простите меня, я неисправимый курильщик... Вот заработался и забыл обо всем. Надо открыть форточку. Садитесь в это кресло...
Пока он открывал форточку, я успел сквозь дым рассмотреть его кабинет. Кабинет был большой, по стенам - книжные шкафы, картины, портреты. Стол завален рукописями, на стульях - тоже рукописи. Стихи... Проза... Левый ящик стола выдвинут, и в нем уложены стопки папирос..."
Жена Брюсова Иоанна Матвеевна позвала мужа и гостя в столовую, там, за чаем, и состоялся разговор о Циолковском, о научных работах самого Чижевского.
Возможно, тогда же, но, скорее всего, в одно из следующих посещений Чижевский передал Брюсову тетрадь своих стихов.
Начать разговор о своих стихах было для Чижевского трудно. Дело в том, что год назад он послал Брюсову письмо и сборник стихов, но не получил ответа. Чижевский не напомнил о письме, Брюсов о нем не заговорил.
Письмо это очень важно для понимания отношения Чижевского к Брюсову. Пятьдесят лет спустя после смерти Брюсова оно нашлось в его архиве, при получении затерявшееся среди бумаг и потому непрочитанное.
Вот фрагменты из этого письма:
"14-VIII-1919 г.
Милостивый государь многоуважаемый Валерий Яковлевич!
Простите меня за то, что, не будучи лично знакомым с Вами, смею беспокоить Вас своим письмом, одновременно с коим посылаю два своих труда: "Тетрадь стихотворений" и "Академию поэзии".
Если Вас не затруднит моя просьба, не откажите в любезности выразить о моих стихах свое мнение. В них много недостатков и ошибок, которые стали особенно ясны после отпечатания. Но я все же решил выпустить стихи в "свет", во-первых, потому что на счет "культпросвета", а, во-вторых, потому что "сегодня - жив, а завтра - расстрелян".
Мне пошел 22 год, а из жизни уже 5 лет утрачено на войну и революцию, и обидно будет потерять еще столько же, что при современном положении дел как будто и возможно...
Подожду Вашего, глубокоуважаемый Валерий Яковлевич, мнения о моих виршах (ибо только Вас считаю серьезным и тонким критиком и знатоком искусства), а потом что-нибудь предприму...
Зная хорошо Вас по Вашим произведениям, я надеюсь, что Вы поймете меня и не осудите за излишнюю мою откровенность..."
Брюсов, познакомившись с оставленной ему рукописью стихов, писал Чижевскому в Калугу: "Разнообразие тем и форм Ваших стихотворений делают Вас одним из замечательных мастеров нашего времени. Работайте над Вашим высоким даром". К сожалению, из письма Брюсова сохранилась лишь эта небольшая цитата, выписанная Чижевским, а само письмо, как и многие другие материалы архива Чижевского, пропало.
Сорок лет спустя, 22 апреля 1961 года, уже после лагеря и ссылки Чижевский шел мимо дома Брюсова, увидел барельеф поэта на мемориальной доске, а во дворе дома пожилую женщину. "Я решил подойти к ней и узнать: не известно ли ей что-нибудь о судьбе семьи поэта? Каково же было мое удивление, когда эта женщина, пристально посмотрев на меня, добродушно улыбнулась, протянула руку и сказала:
- Сколько же лет мы с вами не встречались?
Я, откровенно говоря, смутился и ответил, что в этом доме не был ровно 41 год, подумав, что эта приветливая женщина просто ошиблась, спутав меня с кем-либо.
- Вот видите, как нехорошо забывать старых знакомых. Вы и меня не узнаете - ведь я Иоанна Матвеевна, а вы - поэт. Не так ли?
Я, удивляясь зрительной памяти Иоанны Матвеевны, не надевая шляпы, поклонился и назвал себя..."
После смерти В.Я.Брюсова Иоанна Матвеевна сохраняла квартиру такой, какой она была при жизни мужа. Она разобрала и привела в порядок его огромный архив, подготавливала издания его произведений. В конце 1920 начале 1930-х годов в доме Брюсова продолжались встречи поэтов и литературоведов, занимавшихся изучением жизни и творчества Брюсова, но постепенно они прекратились.
В 1960-е годы часть помещений дома, в том числе и комнат квартиры Брюсова, заняла районная библиотека. После смерти Иоанны Матвеевны в 1965 году библиотеке был передан и кабинет Валерия Яковлевича с условием организации в нем мемориального музея.
В феврале 1971 года музей открылся. Его заведующей Е.В.Чудецкой и научному сотруднику А.А.Китлову удалось сделать новый музей одним из культурных центров Москвы. В те времена литература Серебряного века еще находилась под полузапретом, а в музее регулярно проводились вечера, посвященные творчеству Брюсова и его современников.
К сожалению, в 1975 году дом пострадал от пожара, фонды музея были законсервированы, и лишь спустя двадцать четыре года в бывшем "доме Брюсова", теперь уже занимая его целиком, открылся филиал Государственного литературного музея - "Музей Серебряного века русской поэзии" и мемориальный кабинет В.Я.Брюсова.
В начале 1930-х годов второй этаж особняка занимала мастерская архитектора Ивана Александровича Фомина - академика, руководителя одной из архитектурно-проектных мастерских Моссовета. Здесь он работал над проектом реконструкции Сухаревской площади с сохранением Сухаревой башни.
При жизни В.Я.Брюсова ходили слухи, что он как-то связан родством с шотландскими Брюсами, сам же он в автобиографиях всегда подчеркивал свое происхождение от костромского крепостного крестьянина. Но, видимо, это обсуждалось и в семье. В воспоминаниях Брониславы Матвеевны, о которой упоминалось выше, говорится, что дед Брюсова был управляющим у графа Брюса - факт, опровергающийся документально; говорили также, что этот дед получил наследство откуда-то из Шотландии, на которое и начал свое торговое дело...
Слухи слухами, но одна связь - достоверна: графу Якову Вилимовичу Брюсу в 1730-е годы принадлежал на 1-й Мещанской участок, соседний с домом-музеем В.Я.Брюсова, на территории нынешних домовладений 34 и 36, на которых недавно располагался "Комитет защиты мира", а теперь открыто множество контор, ресторан, пиццерия и другие подобные заведения.
Правда, Я.В.Брюс здесь не жил, построек тут не было, видимо, участок использовался под огород.
Следует отметить и еще одну, причем более знаменательную, московскую топографическую встречу имен В.Я.Брюсова и Я.В.Брюса.
В главе "Между Лубянкой и Сретенкой" уже было рассказано о причине рождения Валерия Яковлевича не в семейном доме Брюсовых на Цветном бульваре, а в снятой квартире в Милютинском переулке, во владениях Милютиных.