Витя никак не думал, что Истомин так же точно, как и Нахимов, не расстался еще со своею флотской парадной формой; на нем, будто он был на судне, плотно сидел длинный наваченный на груди сюртук с густыми контр-адмиральскими эполетами и черные брюки. Уже один этот привычный, мирного времени, костюм адмирала заставил Витю сразу же оробеть, но Истомин, заметив это, спросил сам:
- Что вы пришли мне доложить? - и поднял ожидающе почти безволосые брови.
- Ваше превосходительство, я прошу разрешить мне зачислиться волонтером во вверенное вам отделение, - без запинки, как рапорт на вахте, проговорил Витя, так как фразу эту он приготовил заранее.
- Волонтером? Вот что! И на какую же должность? - чуть улыбнулся Истомин.
- Прислугой к орудию, ваше превосходительство! - весь напрягаясь, чтобы стоять, как в строю, ответил Витя.
- Ваша фамилия?
- Роты юнкеров Зарубин, ваше превосходительство.
- А-а! Сын капитан-лейтенанта Зарубина? - качнул головой Истомин. Впрочем, он ведь теперь уже в отставке... Как его здоровье? Ходит?
Вите показалось, что лучше будет, если сказать, что отец не только ходит, но даже хорошо ходит; он так и сказал и ждал того самого вопроса, какой уже слышал от Жерве, чтобы на него ответить, как он придумал, но Истомин спросил:
- А разве у вашего отца есть еще сыновья, кроме вас?
Этот вопрос ошеломил Витю, потому что он слышал не один раз раньше о <единственных> сыновьях, и снова у него предательски горячи стали уши. У него мелькнула было мысль ответить: <Есть>один моложе меня>... - но он берег ложь для более важного. Он ответил вопросом, который вдруг вытолкнуло чувство, похожее на отчаяние:
- Ваше превосходительство! Ведь если бы я был уже мичманом, а не юнкером, то, хотя бы я был и единственный сын, разве я сидел бы дома в такое время?
- Гм... да... Вы что-то очень молоды, юнкер Зарубин, - улыбнулся Истомин. - Сколько вам лет?
- Почти шестнадцать, - быстро ответил Витя, прибавив себе шесть-семь месяцев.
- Маловато! Да, между прочим, это ваше личное желание зачислиться волонтером? - спросил, наконец, Истомин, и Витя ответил, не отводя глаз:
- Я говорил об этом отцу, и он дал свое согласие, ваше превосходительство... Только чтобы я служил под вашим начальством!
Эта последняя фраза придумалась как-то сама собою, но Витя заметил, или ему это только так показалось, - что она навернулась как нельзя более кстати.
- Что же, под моим начальством? Ведь я взять на себя ответственность за вашу жизнь не могу, - сказал уже совсем добродушно Истомин. - Это желание ваше похвально, конечно, но требует оформления... Заходите завтра в это время, как-нибудь оформим...
Витя был так взволнован своей удачей у Истомина, что даже хотел зайти похвастать ею на батарею Жерве, но беспокоило предстоящее объяснение с отцом. Вдруг он ни за что не согласится отпустить его и даже напишет об этом самому Истомину, - что тогда?
Между тем все, что он здесь видел теперь, стало казаться ему совсем уже близким к пониманию, - вот-вот еще шаг, и он скажет с гордостью: <Наш>бастион>.
Бывшая дня за четыре до того буря, наделавшая так много бед флоту союзников, оторвала на одной стороне домика Зарубиных железо желобов и отливов, сбросила с места десятка три черепицы, а также вывернула водосточную трубу из рогачиков, и Витя сам прилаживал запасную черепицу вместо разбитой, для чего нужно было очень осторожно и только в определенных местах наступать на оставшуюся целой, чтобы не раздавить и ее, а при настилке железа отливов и желобов надо было умеючи прибить клямары, чтобы железо держалось прочно.
Витя трудился над этим почти целый день, но зато, когда все пригнал, поправил, закончил, дом, в котором он родился и вырос, стал ему как-то еще роднее, чем был прежде. Так же точно, проходя уже через горжу Корниловского бастиона и оглянувшись назад, Витя с минуту задержался на месте, разглядывая брустверы, траншеи и руины башни на кургане.
Когда он шел сюда, ему бросилось в глаза плачевное состояние этой башни, крыша которой была совершенно снесена неприятельскими снарядами и не восстанавливалась почему-то. Уходя же теперь, он понимал, что башня эта служила только прекрасной мишенью для артиллерии врагов, что простые невысокие насыпи и даже мешки с землею гораздо удобнее и надежнее, чем это сооружение.
Оглядывая же потом горжу, он видел, что эта расположенная в виде какой-то геометрической фигуры насыпь и ров за нею замыкают бастион с тыла, делают его как бы отдельной крепостью в ряду других подобных же крепостей-бастионов, соединенных батареями, как та, которой командует Жерве.
В первый раз именно теперь он, привыкший с детства к виду огромных и несокрушимых с виду зданий фортов, представил себе вполне эту цепь оборонительных сооружений в земле, все то, чего совсем не было еще там недавно, и это так переполнило его верою в могущество родного города, что кулаки его сами собою сжались до белизны пальцев и грудь долго не хотела выпускать воздуха, расширившего ее.
III
В этом приподнятом настроении уже не прежний, рейдовый, а новый, бастионный, Витя шел к Малой Офицерской улице, совсем не замечая при этом, как и куда он ставит ноги, и даже ставит ли их вообще куда-нибудь, или просто проносится над неровностями поверхности земли, как это довольно часто бывало с ним во сне.
Так как дня три уже не было такой бомбардировки, которая выгоняла семью Зарубиных в адмиралтейство или на Северную, то все были дома, и Витя, раздевшись, тут же начал говорить с отцом о том, что его переполняло до краев: оно должно было вылиться немедленно, - носить его молча было бы невыносимо, и единственный, кто мог бы его понять, как нужно, был отец.
- Папа, - начал он возбужденно, - тебе поклон от лейтенанта Жерве!
- А-а! Жерве! Вот как!.. Ты где же, где его видел? - оживился отец, который в это время в своем небольшом кабинете сидел за столом, перебирая какие-то бумаги.
- Где я его видел? - несколько запнулся Витя. - Я просто ходил посмотреть батарею, какой он командует... Ходил с одним своим товарищем.
- Та-ак! - отодвинул от себя бумаги отец. - С то... с товарищем? Ну, это знаешь ли... С каким товарищем?
Видя, что отец нахмурился и насторожился, Витя отвернулся к окну и ответил, насколько мог безразлично:
- Да это Боброву туда нужно было, к Жерве, а я просто с ним вместе пошел.
- Ишь ты, а?.. Боб-ров! Два сапога, да, два сапога па-ра! - протянул отец. - А ни Боброву твоему, ни... ни тебе тем более... тем более тебе!.. со-овсем незачем шляться туда... на батареи эти!
Отец волновался, почему и говорил с трудом, но Витя счел все-таки возможным улыбнуться краешками губ, отзываясь:
- Ну, все-таки отчего же не посмотреть, когда никакой стрельбы нет?
Он понимал, что здесь в своем доме, среди своих каких-то бумаг, отцом овладевают домашние мысли, он знал также и то, чем можно было выбить их из отца, и добавил:
- Там говорят, что идут к нам большие подкрепления, и скоро союзникам дадут еще один Инкерман попробовать, только уж этот будет какой следует.
Средство подействовало сразу, - Зарубин посмотрел на сына примиренно: чтобы принести домой весть об идущих больших подкреплениях, пожалуй, стоило пойти на батарею. Однако...
- Откуда же он-то... он... Жерве-то откуда же это слышал?.. И что же, что же, что идут эти... подкрепления? Должны идти, да, должны, а как же? Вот и... и идут они... А только вопрос... придут когда? Вот что! Это главное... И сколько именно их придет, вот в чем дело... А Жерве там как, Жерве?
- Ничего. Такой, какой был всегда, такой и есть. Веселый... Только ботфорты надел, как пехота! - стараясь держаться независимей, сказал Витя.
- Бот-фор-ты! Вот как!
Эти ботфорты как будто даже несколько развеселили капитана. Он подкачнул головой и прищурился, очевидно стараясь представить себе Жерве в ботфортах, а Витя продолжал между тем:
- И маме кланялся, и Варе тоже...
- А-а! Вот видишь, вот! Стало быть, не забывает нас. Ну что же, спасибо ему... - просветлел отец, и, заметив это, Витя сказал, как будто бы кстати:
- Адмирала Истомина я тоже там видел, папа.
- Истомина?.. А-а! Вот как! - совершенно оживился отец, даже, пожалуй, несколько преобразился. - Что же он... он как? Или ты его... издали... издали, конечно, заметил?
- Я?.. Что ты, папа! Да я в двух шагах от него стоял! - слегка усмехнулся Витя - Он какой был, такой и есть, - и ботфортов не носит... А вот что он эполет своих не снимает, это уж, пожалуй, лишнее совсем, потому что у англичан, говорят, наводчики какие следует есть!