В кабинете, довольно большой комнате с четырьмя окнами на улицу, было только два стола, и за одним, большим, сидел сам подполковник, за другим, поменьше, военный чиновник со скромными бакенбардами в виде котлеток.
- Штабс-капитан Хлапонин! - представил Дмитрия Дмитриевича Доможиров.
Хлапонин стал навытяжку, как давно уже не приходилось ему ни перед кем стоять, и уже приготовился протянуть руку полковнику, но тот, сказав только: "А-а?! Это вы Хлапонин? Присядьте!" - пальцем указал ему на стул против себя.
Хлапонин, не успев еще удивиться, почему Раух не подал ему руки, уселся поудобнее на стул, так как чувствовал в этом настоятельную необходимость: ноги его были еще слабы, и легкую дрожь от усталости чувствовал он в коленях.
Доможиров подошел к чиновнику, взял у него какую-то синюю папку с бумагами и тут же передал Рауху, и в то время как тот безмолвно начал перелистывать бумаги в папке, Хлапонину не оставалось ничего больше, как разглядывать его самого.
Этот немец был лет сорока на вид и не мал ростом, но костляв, и руки его были, казалось, готовы рассыпаться на все составные части: кости, хрящи, сухожилия, вены... Лоб с желтыми лоснящимися взлизами, светлые волосы, жидкие, но аккуратно зачесанные справа налево, так что над левым ухом получалось даже что-то вроде буклей; усы обвисшие, притом лишенные малейшего оттенка добродушия; серые сухие глаза глядели как-то невнимательно, однако и явно недоброжелательно, как свойственно глядеть человеку, перед которым хорошо уже известный ему субъект предосудительного поведения.
- Перед приездом вашим сюда, в Москву, вы были в имении помещика Курской губернии Белгородского уезда Василия Матвеевича Хлапонина? смотря в бумаги, спросил Раух скрипучим, надтреснутым, очень неприятным голосом.
- Так точно, был, господин полковник, - по форме ответил Хлапонин, стараясь в то же время припомнить точно, сколько именно дней провел он у дяди.
Раух сделал знак чиновнику, и тот пересел к его столу, и бойко забегало его гусиное перо по большому листу голубоватой, прочного вида бумаги.
- В каких отношениях вы были к владельцу имения?
Хлапонин заметил, что поручик Доможиров, тоже подсевший к столу, записал карандашом в своей записной книжке что-то и ответил:
- Покойный Василий Матвеевич был мой родной дядя, по отцу.
- Я это знаю, - сухо сказал Раух и посмотрел на него неодобрительно. - Я вас спрашиваю об отношениях в смысле... житейском. О ваших личных отношениях к нему я хочу знать.
Хлапонин понял, что на этом строится какое-то обвинение против него самого, а уж не только против Терентия Чернобровкина и какого-то Гараськи, о котором не зря же упоминал поручик Доможиров.
- Отношения наши, когда я жил в Хлапонинке, натянутыми не были, ответил он подумав.
- Не были? Как же так не были? - негодующе поглядел на него Раух. Вы уехали от своего дяди, который вас сам пригласил к себе, на мужичьих лошадях! - При этом он сильно стукнул пальцами по бумагам в папке. Уехали и даже не простясь с хозяином - вашим родным дядей, а говорите, что отношения не были натянуты!
Дмитрий Дмитриевич почувствовал, как испарина покрыла вдруг его шею, хотя в кабинете Рауха было скорее прохладно, чем тепло.
- Так точно, господин полковник, уехал я, не простившись с ним... после того, как он накричал на меня за обедом, - сказал он, уже начиная терять кое-что из заготовленного запаса хладнокровия.
- Накричал за обедом! Чем же было вызвано это?
Раух глядел на него уничтожающе, и он перевел глаза на поручика Доможирова, у него ища защиты от такого наскока его же начальника.
- Это было вызвано тем... Я не совсем ясно помню, чем именно... Кажется тем, что я просил его вместо одного многосемейного... вместо него сдать в ополчение другого... - проговорил Хлапонин не совсем уже внятно.
- Вместо одного другого?.. Какое же вам было дело до этого?.. Ведь крестьяне были не ваши, а вашего дяди?
Хлапонин вполне ясно видел, что тот самый становой пристав Зарницын, который подписал присланную ему бумажку, гораздо раньше прислал сюда ли прямо, или в московское полицейское управление очень подтасованный им материал следствия, почему этот Раух взял тон, каким не принято говорить с простым свидетелем.
- Крестьяне были не мои, а моего дяди, господин полковник, это так... но тот, за кого я просил, ко мне обращался как многосемейный... не помогу ли я... то есть не упрошу ли своего дядю, чтобы заменил другим.
- Так-с, очень хорошо-с! - потер руки с довольным видом Раух и кивнул чиновнику, чтобы записал ответ Хлапонина. - Фамилия этого, за которого вы просили?
- Фамилия - Чернобровкин, имя - Терентий...
- Ну, вот видите как! - точно сам удивившись успеху своего допроса, обратился Раух к поручику Доможирову. - Итак, Терентий Чернобровкин! Отчество его?
- По отчеству - не знаю как, господин полковник.
- По отчеству он - Лаврентьев... Скажите, он к вам приходил и вы с ним говорили?
- Приходил, точно, и я говорил с ним, - повторил Хлапонин.
- Это было в отсутствие вашего дяди?
- Да, насколько помню, дядя уезжал куда-то... кажется, в Курск, припомнил Хлапонин.
- И этим отъездом своего дяди вы воспользовались, чтобы настроить против него этого самого вот негодяя Терентия Чернобровкина? - откинувшись на спинку кресла, почти выкрикнул Раух.
- Господин полковник! - изумленно проговорил Хлапонин и встал; он почувствовал, что испарина охватила его виски и лоб, а сердце начало беспорядочно биться.
- Сядьте! - приказал Раух трескуче.
- То, что я услышал от вас...
- Сядьте, я вам говорю! - и Раух показал пальцем на стул.
Хлапонин сел; стоять он все равно не мог бы больше, - он чувствовал сильную слабость не только в ногах, - во всем теле. Он даже оглянулся на дверь, за которой осталась Елизавета Михайловна, - не вошла ли она, услышав, что сказал этот голубой подполковник с немецкой фамилией.
- Восстановление же крестьян против их помещиков есть преступление политическое, - известно ли вам это? - тоном, не предполагающим даже и тени возражения, проскандировал Раух.
- Точно так, господин полковник, это мне известно, - пробормотал Хлапонин.
- Известно? Вот видите! А между тем вы... принимаете в отсутствие владельца имения у себя крестьян... (он посмотрел в бумаги) даже целыми семьями... и говорите с ними... О чем именно вы говорили с этим Терентием Чернобровкиным и его женой?
- Я не могу припомнить... этого разговора...
- Тогда я вам напомню-с! - Раух перевернул бумагу, посмотрел в нее и спросил: - Вы говорили, что имение должно было принадлежать после смерти вашего отца вам лично, но незаконно будто бы захвачено вашим дядей-опекуном? Это вы говорили?
- Я вспоминаю, что мы... говорили, как охотились вместе... когда я был еще кадетом, а он, Терентий, казачком у нас в доме, - с усилием проговорил Дмитрий Дмитриевич.
- Ага! Так что вы с ним, значит, старые приятели? - иронически спросил Раух и кивнул чиновнику. - Хорошего приятеля вы себе нашли!
- Могу ли я узнать, в чем же собственно обвиняется Терентий Чернобровкин, господин полковник? - спросил Хлапонин, почему-то несколько окрепнув.
- Задавать вопросы имею право только я вам, а не вы мне, - сухо ответил Раух, - вам же я советую чистосердечно сознаться в том, что вы, пользуясь приятельскими отношениями вашими, с отроческих еще лет, с этим самым Терентием Чернобровкиным, подбивали его на убийство своего дяди, чтобы имение перешло в ваши руки!
- Господин полковник! - снова поднялся Хлапонин.
- Сядьте! Попрошу вас сесть и отвечать мне сидя! - приказал Раух.