— Женя, ты, наверное, тоже иди и устраивайтесь в кабине у Скворцова. Поедете в центре колонны сразу за однимиз БТРов. Выезд минут через двадцать. Водитель у тебя один из самых опытных — десятки раз переползал Саланг. В каких только передрягах не был. Ну все, пока! А я проверю остальных. — Троценко пошел к машинам своей роты, а Потураев направился к автомобилю Скворцова. Его Зил-131 стоял третьим на линейке готовности и выглядел по-настоящему рабочей и боевой машиной. На бортах зияло несколько пулевых пробоин, такие же дырки на капоте и дверях. Два солдата о чем-то оживленно разговаривали между собой, когда к ним подошел Потураев.
— Водители нашли общий язык, так? — спросил он сразу двоих.
— Так точно, товарищ старший лейтенант! — весело ответили они.
— Ну, что, Скворцов, довезешь нас без приключений в Пули-Хумри?
— Довезу, товарищ старший лейтенант! Я на Салангекаждый камешек знаю, каждый поворот.
— А духов тоже знаешь?
— Духи, товарищ старший лейтенант, вне плана. Какповезет. Один раз едешь — ни одного выстрела, а другой — не проехать без моря огня. Здесь уже как повезет, — повторил Скворцов и начал укреплять свой автомат на дверце кабины.
— Мама! Когда папа пиедет? — спросила Анечка, когда Наташа взяла ее на руки и понесла в ванную купать. Уже неделю они жили в Коммунарске у ее родителей, оставив свою квартиру в Мирове под присмотр соседей.
— Приедет, доченька, скоро приедет. Приедет и увидит, что его Анечка неумытая и не будет тебя любить. Скажет: это не моя дочка, моя дочка всегда чистенькая, — она еще разпощупала в ванне воду и осторожно опустила в нее Аню.
— Не скажет, не скажет! Он меня всегда любит, всегда! Да, да, да! — затараторила Анечка.
— Ну, конечно, любимая, папа всегда тебя любит, и мы с тобой его любим, — сдерживая внезапные слезы, успокаивала Наташа дочь. — А вот сейчас искупаемся, так он еще больше будет тебя любить!
— Да, да, да! Давай купаться! Папа пиедет, а я буду истая и хоёсая. Мы с ним пидем гулять, и он будет носить меня на голове.
— Будет, доченька, будет. Только не на голове, а на шее. Ты что, помнишь, как гуляла с ним?
— Да. Он мне моёженое покупал!
— Ах, вы, мои негодники! Я же всегда папу просила не брать тебе мороженое, чтобы не простудиться, — с нарочитой строгостью сказала Наташа и стала легонько намыливатьее голову. Анечка зажмурилась и только начала хныкать, как ее слезы прервала Наташа:
— А если папа бы увидел, как ты плачешь в ванной, чтобы он сказал?
— Похая Аня! — и Анечка сразу же замолчала. Наташа ополоснула теплой водой ее волосы и, держа Аню на двух ладошках, опустила маленькое тельце в воду.
— А ну, Аня, поплавай!
Искупав дочь, Наташа завернула ее в большое полотенце и принесла в свою комнату. Там она положила ее на кровать и еще раз насухо вытерла. Пухленькие детские ручки и ножки Анечки раскраснелись, но было видно, что ей нравилась эта процедура. Звонок в дверь прервал их занятие.
— Аня! Лежи и не вставай. Мама сейчас откроет дверь и придет! Хорошо?
— Хоёсе, мама.
Наташа открыла входную дверь. За ней стояла Нина Моисеевна.
— Здравствуй, Наташа!
— Здравствуйте, мама! Проходите, я только что искупала Анечку.
— Вы одни? А где Вера?
— Мама на работе, скоро должна прийти. Вот эти тапочки берите, они помягче.
Нина Моисеевна оставила сумку в прихожей, сняла свое старенькое демисезонное пальто, прошла в ванную комнату, ополоснула там руки и зашла к невестке с внучкой.
— Бабуля! Смотри какая Анечка чистая и хоёсая, — радостно встретила ее внучка, протягивая навстречу Нине Моисеевне свои ручки. Бабушка присела на кровать и приложилась головой к животику внучки.
— Здравствуй, моя радость! Какая ты румяная и красивая. А какие волосики мягонькие. С легким паром!
— Спасибо. Бабуля, а что ты нам пинесла?
— Баночку малинового варенья, еще летом его сварила. И пирожков напекла. Ты с чем любишь пирожки?
— Тьевогом.
— Балуете Вы нас, мама, мы сами завтра хотели Вас навестить, — мягко укорила Нину Моисеевну Наташа.
— Да какое там, доченька! Совсем я одна осталась — только вы у меня да Женя. Каждый день за вас думаю. А сегодня напекла пирожков, Анечкиных любимых, и дай, думаю, схожу к ним, попроведую, может быть, от Жени какая весточка есть? — Нина Моисеевна пытливо посмотрела на Наташу.
— Нет, мама. От Жени ничего нет, и мы не знаем его адреса. Ну, что, трудно ему написать? Так, мол, и так, все хорошо. И адрес бы оставил. А мы бы уж каждый день ему писали. Так, ведь, Аня?
— Да, да, да! Письмо папе будем пиять!
— Может, нет времени ему написать, Наташа. Всякое на войне бывает. А может, еще и не доехал Женя до своего Афганистана. Ничего не знаем! Господи, за что ты нас так мучаешь? — у Нины Моисеевны навернулись на глаза слезы. Наташа присела рядом с ней, обхватила одну ее руку и приложилась головой к плечу Нины Моисеевны. Анечка пристроилась с другой стороны бабушки и, поглядывая на взрослых, тоже собралась плакать. Но плакать ей расхотелось, так как было уж очень хорошее настроение после купания. Она подергала бабушку за руку:
— Пидем, бабуля, на кухню. Пиожки кусать!
— Да, моя ты кровиночка, — спохватилась Нина Моисеевна, — давай, Наташа, одень ее, расчеши и пойдем чай пить. Может, и Вера подойдет.
Наташа привела в порядок Анечку, надела на нее теплую пижаму и шерстяные носочки. На кухне Нина Моисеевна достала из своей сумки две баночки варенья, судок с пирожками, после чего поставила чайник на плиту. Пока заваривался чай, пришла Вера Петровна. Увидев Нину Моисеевну, она сразу спросила:
— От Жени письма нет?
— Нет, Вера, письма нет. Мы здесь чай приготовили, проходи на кухню.
Три женщины за столом вели разговор, который, независимо от затрагиваемой темы, сводился к будущему письму старшего лейтенанта Потураева. Лишь одна Анечка беззаботно и с аппетитом уплетала свои любимые пирожки с творогом. В то время, когда колонна третьего десантно-штурмового батальона с первой арт. батареей, оставив Потураева с Ахметовым в Джабале-Уссарадже, направлялась в Кабул, из него выходила другая колонна бригады, первой уехавшая из Кундуза 1 декабря 1981 года. В ее составе были четвертый ДШБ, разведрота, вторая, третья и реактивная батареи дивизиона. Старшим здесь был начальник штаба бригады майор Масливец. Он ехал в радийной машине в центре колонны. Боевые машины десанта с саперами на борту возглавляли эту длинную вереницу машин. Был четвертый день пути, солдаты и офицеры немного очумели от такого длительного марша, от прорыва сквозь многочисленные засады моджахедов, от холода высокогорья, урывочного питания сух. пайками и гула многочисленных двигателей.
Проехав индийский квартал Кабула, колонна вырвалась из города и по хорошей асфальтированной дороге пошла на юго-восток страны к Пакистанской границе. В этом последнем переходе конечной целью у них был город Гардез, километров за двести отсюда. Сразу за городом над колонной попарно стали барражировать боевые вертолеты Ми-24, обгоняя колонну над ниткой дороги и разведуя обстановку в придорожных кишлаках, в ущельях и на склонах близлежащих гор. Покружив впереди, они, снижаясь на предельно малую высоту, возвращались к колонне и с таким ревом пролетали над машинами, что все невольно пригибались. В конце колонны они взмывали высоко вверх, разворачивались, и все повторялось заново.
— Сережка! Как бы они не врезались в нас! Страх берет, когда такая «вертушка», набычившись, мчится на тебя.
— А ты сильнее пригибайся, может, и не зацепит, или кулаком им погрози, — засмеялся Бирюков, видя как не на шутку боится вертолетов его напарник Столяров. Эти два сапера сидели на броне первой БМДешки и, несмотря на усталость, «увертывания» от вертолетов и шуток по этому поводу, внимательно смотрели на полотно дороги, стараясь непропустить замаскированные противотанковые мины. Гусеницы боевой машины смачно шлепали по крепкому асфальту, изрытому многочисленными воронками, водители лихорадочно дергали то один рычаг, то другой, объезжая эти ямы. Саперы Бирюков и Столяров были одеты в десантные куртки с широкими воротниками, солдатские шапки и для удобства обуты в легкие поношенные кроссовки. Их автоматы болтались за спиной, так как в руках они держали щупы для проверки подозрительных участков дороги, где могли быть мины и фугасы. Боковым зрением они следили и за дальней обочиной справа и слева, определив себе стороны, чтобы вовремя обнаружить проложенные к дороге провода управляемых взрывных устройств. Ближе к полотну дороги эти провода, как правило, присыпаны землей, а дальше лежат на поверхности вплоть до спрятавшегося моджахеда-минера, держащего концы провода у клемм аккумулятора и готового подорвать любую машину. В настоящее время Бирюков и Столяров были на переднем крае своей части, и от них зависела безопасность нескольких сотен однополчан. За последние дни марша они сняли семь итальянских противотанковых мин, вон они валяются без взрывателей на корме их боевой машины. Пластмассовые, круглые, ребристые, оранжевого цвета, красивые по внешнему виду, они не реагируют на сигнал миноискателя, и найти их можно только с помощью саперного щупа. Рассказывали, что в других частях были поисковые собаки, но в их саперной роте пока собак нет. Вся надежда на собственный «нюх», если так можно назвать опытность и смелость солдата.
— А ты, Серега, в Крыму у моря живешь? — вдруг спросил Столяров.
— Ты чего, Юрка, о море заговорил?
— Да я его ни разу не видел. У нас в Новосибирске вода в Оби даже летом холодная. А у вас, говорят, бывает, как парное молоко. Вон, смотри, опять летит на нас, как танк, — заволновался Столяров, увидев впереди мчавшийся им навстречу вертолет. Он действительно погрозил кулаком видневшимся в кабине летчикам, на что один из них дружелюбно махнул ладонью, думая, что их приветствуют.