— Три дня назад, Наташа говорит, что Женя сам просил сразу не звонить нам. А сейчас она закрывает и оставляет квартиру и приезжает с Аней в Коммунарск.
Нина Моисеевна отошла к окну и долго смотрела через стекло на туманный двор дома. Квартира была на первом этаже, но она не замечала изредка мелькавших прохожих.
— Ну почему все испытания достаются именно мне? Ведь только начали они жить. Зачем Афганистан? Ведь там война…
Она тихо плакала, утирая фартуком слезы. Чайник закипел, но Нина Моисеевна не замечала этого. Вера Петровна выключила газ и подошла к плачущей женщине.
— Не плачь, Нина! Успокойся. Будем вместе надеяться на лучшее. Ведь многие уезжают. Женя — офицер, и ему еще много раз предстоит переезжать с места на место. А сейчас Анечка нам будет утешением.
Нина Моисеевна повернулась, и они обнялись, не вытирая слез, которые наполнили их глаза.
Стремительный ИЛ-76 летел над горами Афганистана курсом на Кабул. Его пассажиры уже поутихли, многие дремали под мерный гул двигателей. Внизу проплывали заснеженные вершины, извилистые речки, змейками повторяя рельеф ущелий. Потураев пробрался к одному иллюминатору, задумчиво и внимательно смотрел сверху на незнакомую землю. Отсюда ему казалось, что простой земли там нет, одни горы. Он пригляделся, чтобы увидеть хоть какие-нибудь населенные пункты, но ничего не увидел, высоко было. Житель равнины, Евгений, глядя на горы, все недоумевал: как же жить на этих склонах? Горы все голые, без растительности. Потураев протиснулся к своему чемодану, потеснил незнакомого майора, уселся на пол самолета и стал смотреть на своих попутчиков. Более трех сотен офицеров и прапорщиков, разных возрастов и воинских званий, неслись в незнакомый им мир, беспрекословно подчиняясь приказу своей Родины. Это на их плечи ляжет вся тяжесть походной жизни и смертельных схваток с противником. Каждый из них оставил где-то свою семью и будет все эти годы постоянно держать их в сердце. Каждого ждала своя судьба, но легкой ни у кого из них ее не будет. За этими мыслями Евгений задремал, склонив голову на плечо соседа-майора.
В Кабул они прилетели во второй половине дня. Отойдя от самолета, все прибывшие дружно закурили, с любопытством оглядываясь по сторонам. Издалека виднелось здание аэропорта, когда-то, видимо, красивое, а сейчас обшарпанное и исцарапанное осколками снарядов. На соседней рулежке стоял пассажирский «Боинг» афганской авиакомпании «Ариана». Офицеры обсуждали его внешний вид, сравнивая с нашими ТУшками. Потураева сразу поразил окружающий пейзаж. Кабул был окружен грядами высоких гор, земля беловатого, выжженного цвета. На него пахнуло теплым и чужим воздухом. Кругом были только военные: и прибывшие, подошедшие встречать самолет, в надежде увидеть земляка. Лица у них были смуглые, и одеты они были кто во что. Полевая форма с погонами и без них, сапоги, ботинки, фуражки, шапки, панамы. И все вооружены. Этого нельзя было не заметить. У каждого автомат, а у офицеров еще и пистолеты на поясе в кобуре. Здесь же, у самолета, Евгений увидел первых афганцев. Это были военнослужащие в своей серой форме, работающие у вертолетов. Темнокожие и худые, они рослому Потураеву показались какими-то уж совсем маленькими.
Военными грузовиками их перевезли на пересыльный пункт, расположенный в трехстах метрах от аэродрома. Он представлял собой участок территории-на голой, выжженной солнцем земле 100x200 метров. По периметру поставлено двойное ограждение из колючей проволоки, между которым ходят часовые с автоматами, в касках и бронежилетах.
Эта пересылка предназначалась для приема военнослужащих из Советского Союза, их учета по воинским специальностям и должностям и дальнейшей отправки в воинские части по всему Афганистану. Дух и вид войны чувствовался во всем: в напряженных взглядах солдат и офицеров, в их поголовной смуглости и наличии у всех оружия.
По углам караульные вышки. В центре стоят большие армейские палатки. Но порядка на пересылке в Кабуле было больше, чем в Ташкенте. Скорее, был настоящий армейский порядок. Прибывших построили, и майор, один из работников пересыльного пункта, начал рассказывать правила поведения здесь. Евгений стоял во второй шеренге и внимательно слушал. Он обратил внимание, что даже этот майор резко отличается от них. Приехавшие все были в фуражках: с красными, голубыми, черными околышками, в шинелях с блестящими пуговицами, а этот в солдатском ХБ и в панаме на голове. Инструктаж был ясным и простым: НЕЛЬЗЯ ВСЁ! Нельзя покидать пересылку — застрелят бандиты. Нельзя ночью выходить из палаток — могут пристрелить свои часовые. Нельзя при ходьбе по территории отклоняться от протоптанных тропинок — можно подорваться на противопехотных минах.
Кто-то в строю крикнул:
— Ну и запугали нас, мужики!
Все засмеялись. Однако никто в мыслях не подумал о нарушении этих правил. Чем черт не шутит! Майор велел получать постельное белье и устраиваться в палатках.
Пятеро мировских однополчан разместились вместе в одном углу. Кровати здесь, в отличие от Ташкента, были одноярусными. В палатке стояли две печи-буржуйки. Было тепло, сухо и, по-своему, уютно. Женя устроился рядом с капитаном Царегородцевым. Они вытащили из чемоданов полотенца, бритвы и сходили к умывальнику. Там уже плескались и другие офицеры. Побрившись и умывшись, Потураев почувствовал себя другим человеком.
Капитан Троянов спросил:
— Ребята, пойдем на ужин в столовую или сами что-нибудь организуем?
— Никуда не надо ходить. Той перловки мы еще наедимся, успеем. Предлагало устроить свой ужин, — потирая ладони, сказал подполковник Кривошеин. Все поддержали его.
Мировцы составили табуретки между кроватями, накрыли их найденными газетами и выложили кто что мог. Две бутылки водки, рыбные консервы, сухая колбаса. Евгений достал свою банку сельди «Иваси» и с юмором рассказал о приключении с ней на таможне.
— Представляете, — говорил он, — таможенник — психолог с университетским образованием, так вычислил контрабандиста, то есть меня, что аж светился от счастья! Идиот! Ну кто будет из-за пол-литра спирта куда-то бегать и искать, где закатать ту банку?
— Женя! Ты расскажи, как он затыкал дырку на банке! — смеясь сказал Царегородцев.
Потураев размотал изоленту и ножом открыл жестяную банку сельди. Не думал он в Мирове, что она окажется в центре внимания в Ташкенте и здесь, в Кабуле.
Ласкин сбегал в столовую за хлебом, и земляки, сидя на кроватях, подняли первый тост: «ЗА ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ!» И каждый понимал, пусть они только что приехали в Афганистан, теперь всегда первым тостом у всех будет этот. ЗА ВОЗРАЩЕНИЕ!
Их разбудили в 5.00, и на общем построении подполковник-кадровик из штаба Армии зачитал приказ о назначении прибывших в различные воинские части, о сроках и порядке убытия в них. Среди личного перечня званий и фамилий Евгений услышал:
— Старший лейтенант Потураев Евгений Михайлович!56-я отдельная десантно-штурмовая бригада, артиллерийский дивизион, 1-я батарея, на должность старшего офицера батареи. Вылет в Кундуз через полтора часа.
В эту же бригаду были назначены и его четверо земляков. На аэродроме стоял готовый к вылету военно-транспортный самолет АН-26. Офицеры подошли к открытой рампе в хвостовой части, поставили чемоданы на землю и в сторонке от самолета закурили. Бортмеханики в синих полотняных комбинезонах проверяли стойки шасси, крепление какого-то груза, убирали тормозные колодки из-под колес. Из самолета вышел второй пилот и махнул рукой:
— Заходи! По местам!
Через час полета они были в Кундузе. Метрах в трехстах от взлетной полосы густо стояли палатки военного городка. Местность вокруг него была пустынной, с редкими зарослями верблюжьей колючки. Вдали по кругу проглядывались синеватые громады гор. Взглядом артиллериста Потураев разглядел за палатками гаубичную батарею, окопавшуюся в боевом охранении на краю крутого обрыва и стволами нацеленную на город. Подходя к части с чемоданами в руках, мировцы увидели знакомую суету солдат и офицеров, что всегда сопровождает подготовку лагеря к переезду. Кое-где уже снимали палатки, скручивая их в тугие тюки, грузовики загружались матрацами, ящиками с боеприпасами, табуретками, резиновыми бурдюками с водой. Спросив у пробегающего мимо солдата с котелком в руке, где находится штаб бригады, они подошли к еще нетронутой большой армейской палатке. В это время из нее вышел коренастый, молодой, лет 35-и, майор в полевом полушерстяном обмундировании и до блеска начищенных хромовых сапогах. Тугие и румяные щеки, веселый и хитрый взгляд с прищуром резко отличал его от озабоченных и задерганных туда-сюда офицеров части. Он сразу же обратился к приезжим:
— Вижу новые лица, вы вновь прибывшие? Я начальник штаба бригады майор Маслов. Комбрига нет, он еще в Кабуле. Прошу за мной!
Он открыл брезентовый полог палатки и жестом показал следовать за ним. Внутри было несколько столов, за одним из них сидел за печатной машинкой солдат, писарь штаба, в правом углу стояло зачехленное Знамя части, охраняемое часовым с автоматом. Несколько офицеров складывали служебные документы в железные ящики. Здесь тоже все говорило о предстоящем отъезде.
— Товарищ майор! Подполковник Кривошеий для дальнейшего прохождения службы, в должности начальника артиллерии бригады, прибыл! — первым доложил Кривошеин, приложив правую руку к козырьку фуражки. За ним поочередно представились и остальные его однополчане, подавая начальнику штаба свои предписания.
— Хорошо, товарищи офицеры! Очень хорошо! Вы прибыли вовремя и в самый ответственный и сложный момент. Наша бригада получила приказ командующего Армией о передислокации в другое место, и вы, наверное, уже заметили свертывание лагеря. Карапетян! — Маслов повернулся к солдату за пишущей машинкой. — Отдать прибывших офицеров очередным приказом по части и поставить на все виды довольствия! Через полчаса мне на подпись!
Он передал подскочившему Карапетяну пачку предписаний и продолжал:
— Люди нам нужны, кто болен, кто ранен, но это ни в коей мере не означает снижение боевой готовности и своевременного начала марша. В подразделениях вы найдете некомплект личного состава. А убываем завтра в 7–00. Времени на знакомство нет, узнаете своих подчиненных в пути. Всего вам хорошего. Посыльный!
— Я, товарищ майор! — заглянул в палатку солдат с красной повязкой на левом рукаве.
— Проводишь товарищей офицеров по их подразделениям.
— Есть!
Они шли за посыльным по передней линейке лагеря, оставаясь каждый у показанной им палатки.
— Вот первая батарея дивизиона, товарищ старший лейтенант. А Вам, товарищ подполковник во-он туда надо, там управление артиллерией бригады. — Посыльный, сделав свое дело, ушел обратно в штаб. Первая батарея занимала три больших палатки, одна из которых была уже свалена на землю, и солдаты грузили в стоявший рядом УРАЛ многочисленное имущество, при повседневной жизни не так заметное по количеству. Одни солдаты растягивали натяжные веревки, другие, присев на корточки, скручивали большую палатку в тугой узел.
— Где ваш командир батареи? — спросил Потураев у солдат.
Среднего роста младший сержант бросил веревку и подошел к Потураеву:
— Товарищ старший лейтенант! Комбат на позициях, готовит с огневиками орудия к завтрашнему отъезду. Вы к нам в батарею?
— Да, в первую батарею. Здесь, у пааток, наверное, взвод управления работает?
— Так точно! Комбат приказал собрать две жилые палатки и все хозяйство с них погрузить в машину. А с третьей погрузим все кровати, табуретки и все остальное, ночь переспим в ней на матрацах, брошенных на землю, а утром быстренько и ее уложим и погрузим. Пойдем-те, я Вам покажу, где оставить вещи.
Младший сержант зашел в третью палатку. За ним следом за брезентовый полог, пригнувшись у входа, вошел Потураев. В палатке кроватей уже не было, только по обе стороны лежали на земле матрацы, образуя узкий проход. В дальнем конце, от потолка до земли, палатка была перегорожена брезентом, образуя за ним небольшую комнатку. В ней по периметру стояли пять железных кроватей и между ними небольшой столик, сколоченный из досточек от снарядных ящиков. Три кровати были заправлены подвернутыми суконными одеялами, две остальные были с голыми сетками. Здесь жили офицеры. Потураев поставил чемодан на одну из свободных коек, осмотрелся и спросил у своего сопровождающего:
— А Вы, сержант, кем здесь будете?
— Командир отделения разведки взвода управления младший сержант Чесных!
— Старший лейтенант Потураев! Будем знакомы, — они пожали руки. — Чесных, я пойду на огневые к командиру батареи, а Вы продолжайте заниматься по плану.
— Так точно, товарищ старший лейтенант!