- Да, это я, - ответил он смеясь. - Я хорошо загримировался? В прежние времена мне случалось частенько показываться в этом облике. Если бы Сади был немного умнее, он должен был бы вспомнить об этом. Больше всего хлопот у меня с носом, потому что клей на солнце тает и все время приходится заново клеить себе нос. А все остальное очень просто.
- Но у тебя нет зубов, - сказала она.
- Нет, нет, все зубы на месте! Зубная щетка, немного мыла - и рот снова будет в порядке!
После восхода солнца Джемс подвел лошадь к колодцу, расседлал ее и напоил.
- Я боюсь, что не сумею накормить тебя, - сказал он. - Единственное, что я могу сделать...
И он направился к ручью. Когда вернулся, перед Джоан был уже не уродливый старик, а Джемс Морлек.
- Я не верю своим глазам, - прошептала пораженная девушка. - Боюсь, что все это сон, я проснусь и... - она задрожала при этой мысли.
- Нет, это не сон, - успокоил ее Джемс. - Мы находимся в двух милях от побережья, и вряд ли люди Сади осмелятся преследовать нас здесь.
Джемс был прав. Преследователей не было видно, и они беспрепятственно достигли сторожевого домика.
На сторожевом посту оказался испанский офицер: беглецы достигли полосы побережья, являвшейся зоной испанского влияния.
Джемс переговорил с офицером и объявил Джоан:
- Нам придется направиться отсюда вдоль берега. Испанцы по политическим причинам не могут сопровождать нас до Танжера. Французы тщательно следят за тем, чтобы их соседи не переступали границы. Но я не думаю, чтобы нам угрожала какая-либо опасность.
Вечером они расположились на берегу моря. Вдали виднелись огоньки Танжера. Джемс разостлал полученные у испанцев одеяла у полуразвалившейся сторожки. Устроив на ночлег Джоан, он устроился неподалеку от нее.
Джоан, засыпая, подумала о том, что ее брак с "нищим" является действительным и законным, и это не огорчило ее: она хотела, чтобы этот обряд сохранил свою силу.
Глава 31. РАЛЬФ РАССЧИТЫВАЕТСЯ С ГАФИЗОМ
Сади Гафиза доставили в дом Гамона слуги.
Они громко постучали в ворота. Ральф Гамон поспешил на стук и отворил окно.
Ворота были заперты, и без его разрешения никто не мог попасть в дом. Перед воротами в свете фонаря смутно маячили силуэты. Чей-то пронзительный голос назвал его по имени. Узнав голос Сади Гафиза, Гамон поспешно спустился к привратнику.
- Впусти его, - приказал он.
Увидев Сади, он сообразил, что произошло нечто весьма Серьезное. Он помог раненому пройти в дом и терпеливо выслушивал его стоны. Сади был ранен в плечо.
- Аллах! - стонал Сади. - Почему я не отправил этого проклятого пса в преисподнюю?
Гамон велел позвать рабынь и осмотреть рану.
- Ничего, - резко заметил Сади. - Когда он стрелял в меня в прошлый раз, дела обстояли хуже.
- Что? Когда стрелял в прошлый раз? В вас? - переспросил изумленный Гамон и изменился в лице.
Сади заметил, что в Гамоне произошла какая-то перемена, и не мог понять, что именно повлияло на него.
- Что случилось? - спросил Сади.
- Ничего, - ответил Гамон. - Вы ведь сказали, что...
- Да, я сказал, что в прошлый раз, когда он выстрелил в меня, рана была опаснее.
- Кто же в таком случае стрелял в вас? Уж не нищий ли?
- Да, нищий, - сердито ответил Сади.
Дальнейшее объяснение было прервано появлением сеньоры Гамон. Она принесла перевязочные средства, промыла и забинтовала рану. Когда она удалилась, Гамон возобновил беседу:
- Я никогда бы не подумал, что он мог причинить вам вред - он слаб и немощен с виду. И вы мне не говорили, что знакомы с ним.
- Я не подозревал, что знаю его, - ответил Сади, - или, вернее, что и вы его знаете. Должен вам сказать, что мистер Морлек мой давний враг.
Гамон вздрогнул.
- Вы ведь говорили только что о нищем, - сказал он и нахмурился. - Я так взволнован... вы ведь говорили о нищем Абдулле?
- Я говорил о мистере Морлеке, - простонал Сади. - Это вы ухитрились сегодня утром обвенчать его с леди Джоан.
Гамон онемел от изумления. Новость, сообщенная ему, показалась настолько дикой, что он не мог постичь ее. Смущенно провел он рукой по лбу.
- Это мне совершенно непонятно, - сказал он беспомощно. - Нищий был не кто иной, как Морлек? Но это же невозможно. Нищий - совершенно дряхлый беспомощный старик.
- Если бы у вас были глаза и мозги хотя бы месячного теленка, - с горечью сказал Сади, - то вы сообразили бы, с кем имеете дело. В свое время, когда он состоял в Марокко на дипломатической службе, то неоднократно появлялся в таком виде.
Гамон бессильно опустился на диван.
- Так значит нищий оказался Морлеком... и я их обвенчал, - прошептал он, совершенно убитый этим известием.
Это было выше сил Гамона. Он разразился истерическим хохотом, и Сади, хорошо разбиравшийся в людях, почувствовал, что Гамон близок к безумию.
- Почему он вас преследует? - осведомился Сади, когда Гамон понемногу пришел в себя.
- Он хочет завладеть документом, который хранится у меня, - возбужденно заговорил Гамон. Гамон был так возбужден, что Сади счел его пьяным.
- Вы думаете, что я пьян? - продолжал Гамон, словно угадав мысль Сади. - Это не так. Я еще никогда не был более трезв, чем сейчас.
С этими словами он покинул Сади и удалился в соседнюю комнату.
Сади, оставшись в одиночестве, стал раздумывать над сложившимся положением. Если за Гамоном охотится английский полицейский офицер, то нужно сделать так, чтобы он попал к нему в руки: Гамон должен исчезнуть. Лишь таким образом мог бы Сади реабилитировать себя перед лицами, от которых зависел. Гамон перестал для него быть дойной коровой. Сади предполагал, что Ральф близок к падению и что его средства для борьбы иссякли. Хитрый араб хорошо разбирался в таких вопросах, и ночь ушла у него на размышления. Рана беспокоила его и не давала спать.
Утром он поднялся со своего ложа и отправился разыскивать хозяина.
Гамон находился в комнате, предназначавшейся для Джоан. Он заснул, сидя в кресле; голова его покоилась на столе. Рядом с ним лежал его бумажник, и Сади бесшумно просмотрел его содержимое.