* Г-жи Ю. Б-ной. См. выше, стр. 97 и след. В. Р-в.
______________________
Ее возражения - возражения очень серьезной женщины. Письмо дышит пессимизмом и видит надежду семьи во внешней сколоченности ее членов, в неразрывности уз, а не в том, чтобы предупредить самое желание их разорвать, и не в рассмотрении естественных скреплений, которые держат даже мало любящую и мало счастливую семью все-таки в целости. Первое письмо*, на которое мы сослались, где отец высказывается против развода, потому что хотя он и несчастен в семье, но любит дочь, отвечает на излишнюю тревогу г-жи Ю. Б-ной.
______________________
* См. выше письма г. Геннадия Ел-ева, стр. 95 и след. и стр. 98-102. В. Р-в.
______________________
Посмотрите на замерзлую реку осенью. Вода - мертвая стихия, и, казалось бы, она должна замерзнуть гладкою, как стекло. Но наблюдение показывает, что во множестве точек торчат углы, бугры, где лед смерзнулся уродливо и непрямо. Можно ли ездить по нем, не сравнивая этих углов, ям, ребер, выперших кверху льдин! Что живое не болеет?!. Но все болеющее лечится, и дурна та страна, которая пренебрегает лечением. А ведь в вопросах семьи и брака мы принципиально отказались от лечения, говоря: "Уладится как-нибудь" - даже о таких случаях, где муж вбивает жену в могилу или жена начинает подсыпать мужу порошки. Мы убегаем от идеи развода только тем, что закрываем глаза на действительность, "не видим", "не смотрим". Но нужно именно видеть, нужно смотреть, да и рассмотреть как вообще весь вопрос о разводе, так и тысячи единичных случаев несчастно, неправильно и, наконец, преступно сложившихся и текущих семей. Мы ничего другого не хотим сказать, кроме: "Здесь нужно начать думать". Хороши были бы отношения собственности, если бы не было коммерческих судов, если бы не было вексельного устава. Но в неизмеримо более важной сфере семьи мы имеем, в сущности, пять строк: "Живите согласно, а если один из вас совершит прелюбодеяние в присутствии двух свидетелей, то другая сторона получит развод с правом замужества или женитьбы". Согласитесь, что это слишком коротко. Все дело в беззаботности (закона), а нужно приложить заботу, на чем мы и настаиваем. Как организовать эту задачу, об этом можно и следует годы, десятилетия думать; важно начать - и тогда мы как-нибудь что-нибудь сделаем, а то ведь в сфере семьи и брака мы именно принципиально отказались что-нибудь начинать. "Болит ли кто из вас - болей; уродлив ли - оставайся уродом", вот единственная медицина и хирургия, которую мы имеем и которую нельзя не назвать слишком деревенской медициною. Автор письма совершенно не задается вопросом: да чем же фактически (а не юридически) в настоящее время семья обеспечивается в какой-нибудь чистоте, предупреждается от разврата которой-нибудь одной стороны? Он называет "без вины флирт началом распадения семьи", - но вот флирт удлинился, есть вина, наконец, жена уезжает от мужа, переезжает к другому, третьему, четвертому и, от всех рождая детей, записывает их на имя первого, ею брошенного мужа! Картина, которою г-жа Ю. Б-на пугает в будущем, есть изображение не будущего, а настоящего времени. Такая женщина все-таки перед законом не виновна, а по смерти мужа (первого из четырех) является в казначейство получать пенсию "до совершеннолетия его законных (от троих посторонних людей) детей". Согласитесь, что положение вещей, доросшее до такой разительной чудовищности, до такого совершенного смешения самим законом "брака" и "разврата", требует поправок.
Поистине, если бы так доктора относились к больным, не было бы у них выздоравливающих, а только умирающие. Семья и стала очень похожа на "умирающего". Автор не оспаривает коренного нашего утверждения, что настоящее отсутствие развода приводит к уничтожению разграничительной линии между "семьею" и "не семьею", "браком" и "развратом". Думает ли он, что такое смешение не опасно? Он спрашивает: "Чем же отличить порядочную женщину от непорядочной?" И мы спросим: "Чем же в самом деле отличить?" При облегченном разводе они отделятся и вышедшая четвертый раз замуж так и будет иметь надпись своего настоящего положения, тогда как теперь жена, променявшая трех на четвертого, есть "первая и единственная законная жена такого-то", хотя бы она именно сменила четыре квартиры и поведение ее было известно акушеркам и знакомым. Теперь только общество осуждает таких женщин, но закон их не осуждает. При разводе общество получило бы помощь закона: "Ты - четвертая и именуйся четвертою". Трудно представить себе мужчину, который, увидав в паспорте прописку о трех мужьях, захотел бы вписаться к ним четвертым. Но теперешнее положение, которое можно назвать "игрою втемную", тем и ужасно, что никому не известно, где кончается одно-мужие и где начинается много-мужие.
Есть совершенно простые и совершенно твердые способы отделить, как выражается автор, "совершенно негодных для брака людей". Таков каждый резко и грубо пренебрегший своими обязанностями отца, матери, жены, мужа. Оставление семьи, покушение на жизнь и, наконец, постоянная связь с другою или с другим - все это есть достаточная причина кассации брака.
В заключение одна историческая справка. Известно, какое отвращение римляне времен республики питали к разводу, с каким страхом и как поздно они его начали давать. Нужно заметить, что для здоровья семьи очень важно наблюдать, чтобы не дать развод в слишком (исторически) поздний фазис семьи, когда она уже разложилась и развод приходит запоздалым и бессильным лечением. Отсутствие развода в Риме открыло эру таких "семейных нравов", что пришлось развод дать. Но, мы сказали, все пришло слишком поздно. Разводом воспользовались не как средством здоровья, но как способом увеселения. Напротив, развод безусловно свободен у евреев еще со времен Ниневии и Вавилона, и семья у них очень прочна и чиста. Ничего не слышно о гибели семьи и у турок или у татар, хотя у них также совершенно свободен развод. Вообще важно, чтобы развод пал на сколько-нибудь способную к выздоровлению почву, и тогда он оздоровит, но, понятно, трупа он не воскресит. Мы пошли и успешно идем по пути очень легких семейных нравов, и вот почему нам медлить и откладывать с разводом опасно. Тут нечего довольствоваться архаическими наивностями какого-нибудь "Любушиного суда", который очень напоминает теперешний суд о браке, - а нужно позаботиться о более зрелой мудрости.
"Нов. Вр.", 1900.
В предыдущем письме своем я выразила очень ясно свою мысль, что в некоторых случаях совместная жизнь супругов может сделаться невыносимой для них, тяжела и вредна для детей, вследствие чего полезно и даже необходимо допускать* отдельное жительство (французское separation de corps); но не развод, разрешающий вступление в новый брак**, при живом муже или жене***. Живя с одним из родителей, дети не будут свидетелями тех тяжелых семейных сцен, о которых так скорбят сторонники разводов. Далее, средством удержать от распадения семью не только юридически, но и нравственно может послужить лишь изменение воспитания молодого поколения, и особенно девочек, на что я и указывала в моем первом письме. Допустимость разводов между евреями со времен библейских только потому не увеличила их числа, что все же на них смотрят очень строго**** во всех тех случаях, когда причиной служит не бесплодиеженщины. Это единственно, что не ставится ей в упрек, но дает мужу безусловное право требовать развода. Развестись еврейке действительно легко, но выйти после этого вторично замуж очень трудно*****. Затем, между евреями, кроме самых малых исключений, при миллионных состояниях, не существует праздных женщин, а этим почти все сказано. На мои доводы мне говорят, что нельзя требовать от людей, созданных из крови и нерв, чтобы они перестали быть людьми, отрешившись от своих страданий, и всецело отдались служению идее, а мне кажется, для этого именно надо быть только людьми, но не животными. Если бы люди несколько веков тому назад отказывались жить для идеи, то не было бы теперь всей нашей цивилизации. Сколько лучших людей жертвовали своей личной жизнью за идею? В том же, что я говорю, нет и этой жертвы, так как жизнь для моего собственного ребенка, для этой плоти и крови, не есть отказ от личной жизни, а только ее духовное продолжение. В этом случае страдает одна чувственно-животная****** сторона, отказаться от которой совсем уже не так трудно******* для честной******** женщины; я думаю, что женщина, прожившая восемь, десять лет замужем и имеющая трех, четырех детей, не может сказать, что ей навязывают тяжелую роль весталки, если разрешат жить отдельно от мужа, но запретят вновь********* выходить замуж. Ранее же такого срока очень редко возникают вопросы о разводе, а потому и говорить о тех редких случаях нельзя в общем правиле. Что касается одной практической стороны вопроса, указанной также в вышеупомянутой статье, чтобы чужие дети не могли получать пенсию за фиктивных отцов, то для этого надо прибегнуть просто к административной мере, изменив правило выдачи метрических свидетельств. При крещении ребенка таковое свидетельство должно выдаваться исключительно его законному отцу, а в случае его отсутствия - лишь при представлении его личной просьбы о выдаче матери**********. При невыполнении же этих двух условий - вписывать ребенка хотя бы и замужней женщины "незаконным и родившимся от неизвестного отца"***********. Мой оппонент напрасно думает, что кто-либо из мужчин остановится перед тем, чтоб быть вписанным четвертым мужем. Я уверена, что эта арифметика не устрашит ни тот ни другой пол. Нельзя нам, при нашем нравственном неряшестве************, давать право легкого развода, как нельзя давать ребенку огня в руки*************. Мы еще для этого слишком молоды************** и не сумеем обращаться с ним осторожно. Ни в одной европейской нации нет той шаткости нравственных устоев, как у нас. В семейной жизни англичанки, немки, француженки есть у каждой своя определенная система, в русской же семье одна безалаберщина. Что хочет сделать русская мать из своих детей - она сама не знает, и растут эти дети, как трава. Попадают они случайно под хорошее чужое влияние или под дурное, смотря почему выходят люди получше и похуже, но матери тут решительно ни при чем (говорю о большинстве, исключения, конечно, есть). Домовитости в теперешней русской женщине также нет совсем во всех классах общества. К гнезду своему, в противоположность женщинам всех других европейских национальностей, она относится с полным равнодушием***************; что же будет тогда, когда, выходя замуж, она не будет считать, что это есть ее гнездо навсегда? **************** Довольно, что мы по своей небрезгливости дошли до того, что не знаем, по словам моего оппонента, где кончается одномужье и начинается многомужье, но не будем же по крайней мере санкционировать это законом*****************.
Ю. Б-на
______________________
* Да что вы за инстанция, "допускающая и не допускающая"? Удивительна эта закоренелая привычка рассуждающих о браке, в печати ли или в законах, принять осанку, принять сановитость и начать вещать: "допускаю", "не допускаю". А где же право "сотворенных мужем и женою" Адама и Евы и вообще всякой четы (Бытия, 2, Матфея, 19)? В. Р-в.
** А разрешающий что же?., внебрачное сожительство? пользование проституцией? Ведь фактически вы не имеете сил предупредить ни одно, ни другое. И закрываетесь фиговым листком притворного неведения: "Я не вижу ("не смотрю", "не хочу смотреть") и, следовательно, нет". В. Р-в.
*** Почему "при живом"? Жив мужчина, жив человек, чиновник, воин, гражданин, но не жив он как муж, ибо прервана с ним "плоть единая" и, след., все брачное умерло. Считать "мужьями" и "членами" семьи или брака таких отделенных от ложа и стола mesdames и monsieurs есть возмутительное введение в брак идеи фиктивного брака, т. е. суммы форм без всякого содержания. В. Р-в.
**** Фактическая ошибка. "Муж может потребовать развода, не объясняя других причин, кроме того, что у жены дурно пахнет изо рта", - решил светило еврейства, кроткий Гиллель (около Р. X.). Конечно, мудрые раввины хорошо понимали, что если муж любит жену - то он не пожалуется на дурной запах у нее изо рта, а перенесет даже и побои от нее (terribile dictu!). А если нет любви, то, как вы ни запрещайте развод, - ничего, кроме разврата, в браке не будет... В. Р-в.
***** Опять фактическая ошибка. Я расспрашивал об этом и знаю, что преспокойно выходят разводки. Да и вообще разведенная жена не менее привлекательна, чем совершенно невинная девушка, что видно из того, как часто замужние женщины внушают к себе глубокую страсть (напр., Вирсавия, Лукреция). В. Р-в.
****** Ну, въехала... В. Р-в.
******* Да что вам за дело, "трудно" или "нетрудно". Просто - не хочет, и конец вашей риторике, ибо "не хочет"-то она во исполнение заповеди: "Раститесь, множитесь, наполните землю". На земле есть уголок пустой, квадратик незанятый, и женщина, вдова, "разведенная" говорит: "Хочу его наполнить детьми моими", и для этого сближается с мужем, и благословение Божие над ней. Но у нас какая-то адская злоба или декадентская эстетика: пусть земля пустеет, а женщина не с детьми возится, а с портнихами, сплетнями, учеными книгами. Но мы ни книг, ни даже портних не отрицаем, а только пусть идут вперед - дети, "тех бо Царство Небесное". В. Р-в.
******** Вот, вот. Как только не по нашему закону, так "нечестная женщина". И этим-то позором, криком, атуканьем, выпусканием стаи злых слов и заставили женщину поникнуть головою, и отступить от своего права, и бросить детей, и выйти из-под закона Божия - под ваш человеческий, продиктованный "г-жою Б.", "кн. Марией Алексеевной", Сперанским или творцами византийских "Кормчих книг". В. Р-в.
********* Руфь, будучи очень счастливой женою, потом вышла за Вооза и стала одною из праматерей Давида и нашего Спасителя. Научитесь из сего, что никому и никогда не поздно выходить замуж, не поздно и жениться (знамение Авраама). Только одного бегите - одиночества, уныния; бегите тоски сердечной. В. Р-в.
********** Это очень просто и мудро. Теперешние метрики прямо представляют государственное и религиозное покровительство семейному разврату, именно - прелюбодеянию жен и их полному мужьям непослушанию. Впрочем, при закрытии (запрещении, затруднении) развода и нужен же был какой-нибудь исход несчастным, иначе число повешенных и повесившихся было бы еще больше в христианском мире, чем теперь. "Вас заставляют насильно отдаваться, с горькой миной любви при факте отвращения: ну, пусть слабые уж погибают, а кто силен - бегите", - вот молчаливая тенденция этого правила о метрических записях, их невыставленный raison d'etre <смысл существования (фр.) >. В. Р-в.
*********** Вообще это мудро и так справедливо, что невозможно возразить. Но и по Ветхому и Новому Завету, когда так явен факт прелюбодеяния, - конечно, должен быть дан развод. И он должен быть дан предварительно, дабы "зачинаемый не от мужа младенец" был уже "зачат от мужа". Вообще идея чистого брака абсолютно исключает мысль и фактическую возможность зачатия "не от мужа" или "не от жены", и посему-то и требуется, чтобы развод лежал в руках и власти мужа и жены, дабы предупредить прелюбодеяние. В. Р-в.
************ Да неряшество-то откуда? И теперь любящие семьи у нас, у русских, не уступят в святом целомудрии ни римлянам, ни евреям. Но много ли их? А почти нет их - потому, что не любовь вы поставили фундаментом брака. В. Р-в.
************* Ну, и не дали, не давали 1000 лет. Что же получилось? Полное омертвение семьи, семейной жизни в стране. "Сильна любовь - как смерть", - это еще Соломон сказал. Оттого она все узы перетирает. Но вы изуродовали ее цветок, он оборван, испачкан, а мог бы цвести и благоухать. В. Р-в.
************** Ну, проживя-то тысячу лет... Старая это сказка. Мы неразвиты, неучи, но ведь мужик до старости неуч. В. Р-в.
*************** Да, когда нелюбимое это гнездо, вами столь охраняемое. А посмотрите-ка на любящие русские семьи: не уступят, а может быть, превзойдут и немок, и англичанок. Любящая русская женщина как тигрица у изголовья усталого мужа и у постелек невинных детей. Видал русских матерей и жен и на факте-то их и строю восклицание: "Все будет спасено ими, но сперва спасите их! не мучьте!! не смотрите как на бесправную рабу перед вашими закононачертаниями!!!" О всем выспросите их самих с любовью и вниманием. Да и так Господь велел! Издеваться над женщиной, которая по силам физическим есть между нами то же, что ребенок между взрослыми, никто не позволил. В. Р-в.
****************** Конечно, нужно как жениться, так и выходить замуж с идеей "навсегда". Но органическое от механического тем и отличается, что в органическом присутствует "неизвестное", "неусчитываемое", нерациональное; "благодать, вера и свобода", перелагая живые термины на евангельские. Вот они-то действуют, преодолевая наше соизволение "навсегда" и обращая его во временное. Да и вот аргумент: а сколько в каждую минуту, положим в сегодняшнюю среду, уже зреет и дозрело преступников уголовных (тайных и явных) и вместе людей женатых. Что же, "единиться" с ними женам? и притом женам, ни душою, ни телом к уголовщине не склонным? Знаете ли, что есть мужья, которым преступно оставаться верною женою; и есть жены, которым преступно оставаться верным мужем (по их скаредности, скверности, лживости, пустомыслию, какому-то душевному безбожию). И поверьте, что распадение брака, уже до развода начавшееся, имеет мистические и религиозные основания. Где Бог не устроил "в плоть едину", значит, - и неустроима вовсе "единая (мистически) плоть". И тут закону, рациональному и внешнему, надо только покориться высшей мистике. В. Р-в.
******************* Да как же все это без развода сделаете? Вгоните внутрь? Снимете вывеску многомужия? Что в том, что без вывески, - ведь вонять все равно будет. А нужно и можно из самой жизни вымести дурной запах. В. Р-в.
Это слово пробуждает нежность в самом черством сердце. Вокруг колыбели нарастает семья со всем, что в ней кроется творческого. Над колыбелью царит рой ангелов. Колыбелью клянутся, колыбелью обновляются, к подножию колыбели складывают и мир, и злато, и благовоние. Ничто так властно и нежно не связывает нас с церковью, с христианством, как колыбель: из колыбели выросло христианство.
______________________
* Статья эта всего лучше исчерпывает вопрос о детях при разводе, ставимый моими оппонентами. В. Р-в.
______________________
Сила и обаяние колыбели во все времена и у всех народов так велики были, что сам Христос воспользовался этой силой, чтобы вернее, прямее попасть в сердца людей. Он снизошел до колыбели. Мне кажется, что, если бы Он явился во всеоружии величия, каким ушел, Он оставил бы больше немого благоговения к себе, чем активной, напевающей райские песни, любви. Своей детской беспомощностью, этими крохотными ручками, ножками, этими наивными, широкими, небо поглотившими глазами, Он завоевал сердца людей раньше, чем проповедью своей, Он подготовил себе почву. На меня образ Христа-младенца, Христа-крошки сильнее действует, чем образ Христа-Страдальца. Этот детский наивный лик больше любви и ласки выжимает из сердца, чем тень окровавленного, распятого Христа-Бога.
Есть две величайшие картины христианской эры: Сикстинская Мадонна и картина Христова распятия. У первой простаивают часами, днями. Чем больше на нее смотришь, тем она понятнее, милее, дороже. Хочется прижать к сердцу этого малютку с всклокоченной головкой, но его глаза - что за глаза! - удерживают. Эти глаза из того мира; но это все, что Он принес оттуда. Слабое, крошечное тельце и глаза Бога! Они покоряют. Они примиряют тот человеческий, немного страстный, немного даже физический восторг к прелестному ребенку, с безграничным духовным трепетом перед ощущаемым Богом. Если бы эта картина возбуждала в отдельности каждое из этих чувств - любовь человеческую или поклонение Богу, она не стала бы бессмертной: она бессмертна потому лишь, что передала величайший момент и христианства, и человечества - колыбель. А момент этот отозвался содружественным эхом в каждом сердце человеческом, где любовь к Богу всегда вызывает любовь к детям, и наоборот.
Я не помню, кто автор картины распятия Христа. Технически она выполнена не хуже Сикстинской Мадонны. А между тем, она не вызывает в душе гармонии и не примиряет чувств: скорби и любви. Скорбь (жалость) и любовь, вообще, редко уживаются рядом: обыкновенно жалость вытравляет любовь уже потому, что жалость есть род страдания ("до боли жалки"). Картина распятия Христа не пробуждает во мне ни любви, ни смирения, ни прощения. Напротив! Вырастает протест. Казнь Христа напоминает мне о казнях, которыми усеяна жизнь, - несправедливых, жестоких. Делается жутко, мрачно. Я не чувствую и не могу понять, почему нужно страдать и умереть, чтобы познать истину. Тогда как у Сикстинской Мадонны я вижу и чувствую, что стоит родиться и жить и дать жизнь потомству, чтобы совершить шаг к Богу. Каждая новая жизнь вливает ведь в мир каплю новой любви - где-нибудь ведь радуются же этой новой колыбельке.
Всякая новая жизнь - новая связь земли с небом. Вот почему выше колыбели (начала жизни) ничего нет, и Христос не опроверг* этой истины даже смертью своей, потрясшей и скалы, и горы, и сердца людей...
______________________
* Есть какое-то противоборство, опровержение друг друга, между гробом и колыбелью, рождением и смертью, в последней инстанции - между Вифлеемом и Голгофою. Но в этом взаимном "опровержении" которая сторона шире, разрисована ярче - та и побеждает. Физиологическая, - пока рождающихся больше, чем умирающих, - победа за рождением; но нельзя не обратить внимания, что в Евангелиях страдания и смерть И. Христа шире и ярче выражены и сильнее поражают сердце человеческое, нежели Рождество Христово. В. Р-в.
______________________
Великая творческая и примиряющая с жизнью сила детской колыбели не в том только заключается, что она размягчает сердца и наращивает вокруг себя семью, а и в том - что она олицетворяет собой единственный воплощенный на земле вид правды. Нет другой абсолютной правды на земле, как детская правда. Дети - это бросаемые с неба в человеческую муть хрустальные капли, которыми дано нам не только духовно, но физически упиваться.
Общение с ребенком очищает душу, а прикосновение к нему вызывает у матери и отца усиленный ток кровообращения, от которого, как от свежего воздуха, от гимнастики, вырастают физические силы. Кусок мяса греет душу и плоть, как радостная весть, как луч солнца. И все это только потому, что в нем - воплотившаяся Божественная правда, что у колыбели никогда не было, нет и не будет места лжи. Могут быть нищета, горе, позор, стыд - но не ложь! Рождение ребенка может усложнить жизнь, стиснуть ее, вызвать к борьбе разные низменные инстинкты, - но никогда не замутит ее. Если иногда колыбель и становится поперек мирному течению жизни, то лишь тогда, когда эта хрустальная капля падает в сплошную муть, раздвигает ее, но не сливается с ней. Муть кажется от того еще мутней, но не по вине колыбели. Ложь и обман бегут от колыбели, как ночные птицы от солнца.
Тем бесполезнее попытки фальшивой человеческой морали эксплуатировать колыбель ради чисто практической, хотя и в моральной области, цели. Я говорю о разводе. Мне казалось всегда, что развода, как секретной болезни, налагающей на страдающих ею известную тень, не следовало бы касаться публично. Не следовало бы копаться во внутренней стороне этого явления! Внешние его стороны: юридическая, церковная, процессуальная, наоборот, должны быть выдвинуты и обсуждены с наибольшим тщанием. Это ведь только последствия явления. Обряд развода следует за совершившимся уже фактическим разводом, как обряд венчания - увенчивает лишь и приобщает к церкви, к законам и обычаям страны, уже совершившийся, иногда вопреки велениям церкви, вопреки законам и обычаям, союз любви. Но так же, как никакая мораль, никакая логика и чуждая воля не может предписать законов и изучить путей, по которым совершается союз взаимнолюбящих, так и никакая мораль и никакой нравственный закон не должны и не могут вмешиваться в процессе разложения этой любви, ведущий к разводу. А между тем, вечно беспокойная человеческая совесть только и делает это.
Недавно я видел французскую пьесу, сенсационно озаглавленную "Колыбель". И я в ужас пришел от той массы лжи, которую фальшиво построенная, вымученная мораль скопила вокруг этого воплощения на земле правды.
Прежде всего, фундамент пьесы ложный: супруги разводятся, не перестав любить друг друга. Временная ошибка, если бы ее не раздули посторонние люди, была бы прощена и забыта. Тут нет самого ядра развода - есть только форма его, есть следствие без причины, есть недоразумение. Все, что построено на этом недоразумении, - фальшиво. Разведенная жена вторично выходит замуж, но без любви. Второй муж любит ее - но любит телом. С ними живет ребенок от первого брака ее; но этот малютка, которого в опьянении страстью он поклялся любить, теперь внушает ему ненависть: глаза его, схожие с глазами отца, напоминают второму мужу о ласках, которые его жена расточала своему первому мужу. Животная любовь к жене возбуждает и животную ненависть к ее ребенку. Ребенок опасно занемогает. Зовут отца, и тот, вопреки воле ревнующего его второго мужа, остается у колыбели своего дитяти. Жизнь борется со смертью, одолевает ее. Измученные родители улыбаются, впервые вглядываются друг в друга. Близость к колыбели подымает правду со дна надломанных душ их. Они сознаются, что любят друг друга, что жить друг без друга не могут. Но... входит второй муж, и все лопается. Все трое мечутся, изводятся, ищут выхода и не находят. Вдали от колыбели ложь опять засасывает этих несчастных. И, в кульминационном пункте этой лжи, любящая жена и нежная мать гонит от себя обоих мужей и заклинает со сцены всех жен, всех матерей, никогда и ни под каким предлогом не разводиться...
Поистине, нужно быть французом, нужно все вопросы жизни мерять размерами актов в пьесе, нужна эта несмываемая с воображения и с таланта этой нации гривуазность, чтобы втиснуть хрустальную колыбель между такой дерзкой ложью.
Я отдохнул от этой лжи, читая в "Нов. Вр." прекрасную статью г. Розанова: "О непорочной семье". Какое странное совпадение! Там, в блестящем зале, наполненном отборной публикой, среди аромата духов, среди голых плеч и влажных взглядов, на дне которых притаился грех, принесенный с собой из будуаров, из альковов, из этих трупных ячеек распавшихся уже семей, - красивая француженка с соблазнительно прикрытыми формами, соблазнительно изящным языком говорила: "Не разводитесь ради колыбели!" А тут скромный русский писатель, упрекаемый фарисеями чувства в нескромном разоблачении тайны брака, говорит, осеняя себя крестным знамением: "Разводитесь, ради чистоты и непорочности семьи!" Вот она разница мировоззрения двух рас! Вот они два русла течения человечества: одно уже иссыхающее, обессиленное шириной своей, прорезанное мелями и островками, а другое - еще сжатое мощными берегами, еще глубокое, чистое. Первое отступает, огибает всякое препятствие на пути своем, разливаясь в ручьи и рукавчики; второе - смывает все, что на пути его, что мешает ему быть глубоким и чистым.