Но Коля не был занят. Он передал тетрадь Алеше - тому подошел черед записывать - и смотрел в окошко.
Было хмурое утро. Накрапывал дождь, заставляя прохожих спешить по своим делам. Вскоре тучи рассеялись, прояснилось небо, и солнце вдруг заглянуло в комнату, озарив ее сиянием.
Коля вынул из кармана металлическое зеркальце, подставил его под солнечный луч, и яркий зайчик с темного, прокопченного потолка перепрыгнул на белую, с облупившейся штукатуркой стену, затем на черную классную доску.
- Что бы это значило? - спросил учитель, когда светлое пятно скользнуло по его лицу. - Кто из вас пускает зайчика?
Все переглянулись, недоуменно пожимая плечами. Тогда Коля поднялся.
- Господин учитель, это я... Лобачевский... Нечаянно.
- И тебе не совестно? Почему не пишешь?
Коля объяснил, что пишут они с братом поочередно.
- Тогда не мешай другим, - сказал учитель. - Иди в коридор и там лови зайчика.
Но едва сконфуженный Коля вышел из класса, как наткнулся на нового директора Яковкина. Тот вел не менее сконфуженного Сережу Аксакова.
- Чем вы тут заняты? - грозно спросил Яковкин.
- Я... я, Илья Федорович, вышел, - забормотал растерявшийся Коля.
- Сейчас же назад! - крикнул директор. - Все вы от уроков отвиливаете!
Коля нерешительно вернулся в класс. Вошли за ним и Яковкин с Аксаковым.
Гимназисты вскочили.
- Николай Мисаилович, - начал директор, - ни у кого столько бездельников не спрашивается выйти, как у вас.
Для этого существует перемена. Во время урока воспитанники должны заниматься... Предупреждаю, буду строго следить за тем, чтобы мои указания исполнялись неукоснительно.
Ученики затаив дыхание смотрели на учителя. Стоило тому сказать, что Лобачевский не отпущен по своей надобности, а выгнан из класса, как последует строгое наказание - новый директор в таких случаях крут был на расправу.
- Хорошо. Ваше указание приму к руководству, - сказал Ибрагимов, глядя не в глаза Яковкину, а в раскрытый на столе журнал. - Садитесь, Лобачевский.
Все облегченно вздохнули. Коля прошел на свое место.
- А его, - кивнул директор на Сережу, - запишите в классный журнал.
- Как? Почему же Аксакова снова сюда? Пятьдесят четвертым?.. По славянской грамматике и русской словесности он удостоился награды, сказал Ибрагимов. - И был переведен. За что же опять...
Но Яковкин прервал его:
- За то, что ничего не знает по другим классам. И я решил оставить его еще на год в среднем.
Разрешив ученикам сесть и продолжать занятия, директор вышел. По классу прошел удивленный шепот. Все ждали, что скажет учитель.
Но всегда снисходительный Ибрагимов приказал им замолчать.
- Продолжим прерванный урок, - объявил он строго...
Пэсле обеда, во время большого перерыва, Сережа под
бежал к братьям Лобачевским.
- Пускай хоть и в средних, зато вместе с вами, - весело сказал он и взял Колю за руку: - Пойдем-ка в сад, прогуляемся. Что-то хочу сказать.
Алеша, проводив их до лестницы, побежал к старшему брату.
- Берегись Яковкина, - предупредил Сережа на лестнице. - Теперь он будет нас преследовать...
Они спустились вниз, и, когда шли по двору, Коля задумался: это ведь по его вине директор сделал выговор учителю. Но тот не дрогнул, спас ученика. Чем же теперь отплатить ему?
- Да ты меня, видать, не слушаешь, - сказал Аксаков, - Этот Яковкин придирается ко мне хуже Камашева.
- Кого? - не понял Коля.
- Был у нас такой инспектор. Боялись его больше, чем директора. И чем я не приглянулся ему - не знаю.
Просто изводил меня: сам, бывало, проверял мои тетради.
Придирался на каждом уроке. Всех учителей заставлял меня спрашивать, а сам сидит в сторонке - слушает. Был я тогда казеннокоштным и поэтому казался ему дармоедом. При всех называл меня: "плакса", "маменькин сынок". Я даже захворал от обиды, и вскоре увезли меня домой, в Аксакове. Целый год потерял из-за этого Камашева, пока не вышел он в отставку. Снова привезли меня сюда, в нижние классы. Только уже на своем содержании своекоштным.
- И снова не везет? - спросил Коля.
- Ничего, привыкну... Я теперь люблю гимназию.
Меня уже не смущает суматоха. На первых порах помогли мне учителя Николай Мисаилович и Григорий Иваныч Жорташевский. Так что скоро я стал у них лучшим учеником. На уроках Ибрагимова - тем более. Он ободрил меня даже стихи сочинять приохотил. Да и сам их неплохо пишет. Недаром считают его первым поэтом Казани Помню пришел к нему на урок новичком и сел на заднюю скамейку. Вдруг он подошел, начал спрашивать - сперва из славянской грамматики, затем из русской: одну главу другую Отвечаю - он только улыбается и головой кивает. Потом берет меня за руку, подводит к первому столу и говорит:
"Садитесь, вот ваше место!"
- Замечательно! - воскликнул Коля. - Рад я, что и тебе он понравился. Только вот не пойму, как ты мог полюбить Корташевского, этого сухого и жесткого человека.
Чем он привлек тебя?
- Умом! - ответил Аксаков. - Ум у него что надо!
Григорий Иваныч большой ученый, сам он пишет курс геометрии. Читает много древних авторов. Латинский и греческий знает, как мы с тобой русский.
- Откуда же тебе известно? - усомнился Коля. - Ты разве учился в его классе?
- Я же у него живу.
- Как?! Давно?