Инспектор сел в мягкое кресло, рукой поманив к себе Алешу, - по росту принял его за "среднего Лобачевского".
У Коли вдруг закружилась голова. Саша, заметив это, шагнул к нему и незаметно поддержал рукой за пояс. Коля тотчас отвел его руку.
- Ничего, - шепнул он. - Уже проходит.
Яковкин ничего не заметил.
- Ты... как тебя... Николай?.. Сядь вон туда, можешь порисовать, что ли, - покровительственно сказал он и обратился к Алеше.
Коля сел на указанное место. "Младший Лобачевский".
Машинально сунул руку в левый карман и вытащил оттуда грифель, а в другой руке, по забывчивости, положив книги на стол, продолжал держать аспидную доску. Это, видимо, и подсказало Яковкину - "можешь порисовать".
"Не буду!" - решил мальчик и выглянул в окно. Ветер свирепел сильнее, голые ветки деревьев метались, словно просили о помощи. На толстом суку старой липы неподвижно сидела ворона. Ей, наверное, холодно.
"Поделом тебе. Улетела бы в теплые страны греться на солнышке..." размышлял мальчик. Но ворона вдруг наклонила голову и так лукаво посмотрела в окно, что Коля не выдержал: рука сама потянулась к аспидной доске. Рисованье давалось ему легко. На доске появилась такая же ворона, даже умный взгляд ее был передан удачно. Коля увлекся и рядом с вороной посадил сороку, затем нарисовал сову с круглыми глазами, похожую на инспектора. Но тут голос Яковкина прервал его занятие:
- Младший Лобачевский, подойди к столу. А ну-ка, покажи мне, что изобразил. - Он поднялся и подошел к мальчику. С минуту молча смотрел на его рисунок. - Сотри, - сказал наконец приглушенным голосом. - И ступай к столу!..
Корташевский и Левицкий удивленно переглянулись, они хотели посмотреть рисунок, но Коля уже стер его рукавом своей курточки.
- Приступим, - объявил Яковкин, усаживаясь в кресло.
Начало экзамена было неудачным. Коля так растерялся, что не расслышал первого вопроса. Когда же вопрос этот ему повторили, он ответил неуверенно. Затем чуть не запутался в четырех правилах арифметики, но Левицкий пришел ему на помощь:
- Не волнуйся, братец, вижу - знаешь... Расскажи-ка нам про звательный падеж.
Коля молчал.
- Ну, когда хочешь позвать кого-нибудь из товарищей, как ты говоришь? уточнил вопрос Лев Семенович.
- Эй! Поди сюда! - с отчаянием ответил Коля.
Яковкин язвительно усмехнулся.
Тогда Левицкий предложил:
- Прочитай нам свое любимое стихотворение.
- Выйдите на середину, - вставил Корташевский, нахмурив брови.
Коля подчинился. Он отошел от стола и, приподняв руку, начал читать по-латыни оду Горация "К Мельпомене".
Вскоре Яковкин прервал его, стукнув ладонью по столу:
- Хватит, можно так и попугая научить. Посмотрим, знаешь ли перевод.
- Знаю, - ответил Коля.
- Начинай!
Мальчик вспыхнул.
- Не буду, - сказал он.
- Как?! - растерялся инспектор.
Дело принимало дурной оборот.
- Успокойтесь, Лобачевский, - посоветовал "строгий". - Сейчас же извинитесь!
- Господин учитель, больше так не буду, - пробурчал Коля.
- Вот и прекрасно, - сказал Корташевский. - Переведите нам первые строчки.
Создал памятник я, меди нетленнее,
Пирамидных высот царственных выше он.
Едкий дождь или ветер, яростно рвущийся,
Ввек не сломит его...
читал Коля.
- Довольно, - сказал учитель. - Знаете... Прочтите нам, Николай, и русские стихи.
Он прочитал им басню Ломоносова о двух астрономах и поваре, отвергавшем утверждение Птолемея следующим доводом:
Кто видел простака из поваров, такого,
Который бы вертел очаг кругом жаркого?
Корташевский и Левицкий, переглянувшись, одобрительно кивнули друг другу. Но Яковкин был недоволен.
- Та-ак-с, - протянул он. - А кто же тебя, Лобачевский, обучил такому стихотворению?
- Мама, - сказал Коля.
- Ее выбор не одобряю, - объявил инспектор. - Стихами, смысл которых тебе еще не ясен, голову забивать не следует. Лучше скажи нам, какие люди назывались в старину волхвами?
Коля удивленно посмотрел на Левицкого, и тот счел нужным вмешаться.
- Извините, господин инспектор, - вежливо напомнил он. - Мы же собираемся принять Лобачевского в нижние классы.
Яковкин нахмурился: