Глава 6(2)
2. Девятнадцатое-двадцатое декабря 1983 года (Вечер-ночь)
«Не было печали, так черти накачал! — зло подумал Бармин, как минимум, в третий раз за последние полчаса вернувшись памятью к разговору, состоявшемуся в замке Вогнема. — Но с другой стороны…»
С другой стороны, древние не зря говорили, «Praemonitus, praemunitus» — предупрежден — значит вооружен. А вооружатся придется наверняка, знать бы еще, как это сделать! Но зато теперь становились понятны резкие телодвижения Карла Августа и союзников из Северо-Западных княжеств. Получалось, что они знали? Знали или только догадывались? Предчувствие большой войны? Возможно, что и так. Но о чем, тогда, думает император? Он что, вообще мышей не ловит? Это же его империю собираются рвать на куски!
«Какого хрена было собачится со мной, ослабляя заведомого союзника? Неужели разведка спит на посту?»
Впрочем, Бармин мог бы и не задавать риторических вопросов. Он помнил, как в его прошлой жизни просрал начало войны другой вождь народов. Там и тогда ведь тоже все было понятно. Идея войны, что называется, носилась в воздухе. Все, кто имел мозги и умел ими пользоваться, знали и понимали, быть беде. И, вроде бы, готовились. Но, во-первых, готовились, похоже, к какой-то другой войне, а во-вторых, ошиблись в расчетах и неверно оценили масштаб приготовлений. Ну, или как-то так, поскольку Бармин был ни разу не знаток этого вопроса, и, возможно, озвучивал сейчас какую-то из неправильных теорий, но уж больно ассоциации были недвусмысленные.
— Не молчи, Инг! — нарушила молчание Мария, терпеливо просидевшая все эти полчаса в кресле напротив Бармина. — Давай об этом поговорим!
— Не могу, — признался Ингвар. — Надо бы сначала успокоиться, привести мысли в порядок, тогда и поговорим.
— Отложим до утра? — предложила Мария.
— Да, — согласился Бармин. — Утро вечера мудренее. И знаешь, что, придержи до времени эту информацию. Не надо пока говорить с отцом. Девочкам тоже не рассказывай, не надо. День-два погоды не сделают. И даже неделя или две, если на то пошло.
— Ты ему не доверяешь? — нахмурилась жена, явно имея в виду своего отца.
— Ему доверяю, а вот его окружению — нет, — объяснил свою позицию Ингвар.
— Это из-за Нетшина?
— Из-за него, но не только, — покачал Бармин головой. — Если есть один, может быть и другой. Подумай еще вот о чем, кто мог знать о том, что Хатун ждет от меня ребенка?
— Если не брать в расчет, что это мог сделать кто-то из ее окружения, — предположила Мария, — остается мой отец и его приближенные. Подозревать отца мне не хочется, но вот его штаб — это совсем другое дело. Тут же вокруг полно шпионов жандармского управления и контрразведки. Многого о нас они не знают, но в этом случае многого знать и не надо. А информация стекается в штаб и только оттуда поступает к отцу. Так что, теоретически, это может быть кто-то из его офицеров, и он, я думаю, не обязательно шпион или предатель родины. Достаточно, если просто твой недоброжелатель или просто болтун. Мог шепнуть куму-то по секрету, а оттуда, в особенности, если речь о юго-восточных княжествах, слив пошел уже к австриякам.
— Звучит реалистично, — согласился Бармин. — Но давай все же отложим этот разговор до утра.
— Извини!
— Ерунда! — отмахнулся Ингвар.
— Я приду к тебе сегодня. — Не вопрос. Констатация факта.
— С остальными договорилась?
— А по-другому и быть не может, — пожала плечами юная красавица.
— Буду ждать, — кивнул Бармин. — И вот что. На ужин я не приду. Скажи всем, что у меня образовались срочные дела. Что за дела, ты не знаешь. Так что, без подробностей, пожалуйста.
— Сделаю, — пообещала жена.
— Я пойду вниз, — объяснил Ингвар уже специально для нее. — Если задержусь, не обижайся. Спи, я тебя разбужу…
***
Спускаться к ужину не было никакого настроения, и Бармин перекусил в своих покоях. Так было спокойнее, и появилась возможность еще раз обдумать поступившую информацию. Собственно, этим он и занимался те полчаса, которые потребовались на то, чтобы съесть пару кусков осетрины холодного копчения, салат из парниковых овощей и пару ломтиков костромского и вологодского сыра под большую кружку крепкого кофе без сахара и молока. Пока ел эмоции успели остыть, мысли упорядочились, и Бармин вчерне составил план действий на ближайшие две-три недели. Все это, конечно, еще предстояло обмозговать и обсудить со своими женщинами — под вопросом, хотя и по разным причинам, оставались только Дарена и Ульрика Катерина, — и главными советниками, но, в целом, он уже знал, что и как будет делать. Послезавтра День Зимнего Солнцестояния, — его стоило отметить дома в кругу семьи, — затем будет почти полная неделя перед новым годом, когда можно будет нанести визиты к ближним соседям. В дни между языческим и календарным Новым Годом, традиционно устраивается множество в той или иной степени знаковых приемов, пиров и прочих коллективных сборищ. И практически на все эти увеселительные мероприятия Бармин и его жены уже успели получить приглашения. Приглашений таких было получено около пятидесяти, — сорок девять, если не округлять, — и, в общем случае, дело сводилось к вежливому ответному письму, в котором Менгдены благодарили за приглашение и извинялись за то, что не смогут, увы, присутствовать на празднике. Однако и раньше, то есть сразу после того, как он «воспрял от ран», и, тем более, теперь, когда в этом возникла острая необходимость, Ингвар собирался посетить некоторые из этих приемов лично. Во время танцев так удобно отойти с хозяином дома в сторонку, чтобы поблагодарить его за помощь в войне, предложить союз на будущее и договориться о не афишируемой сторонами деловой встрече в ближайшей перспективе. Обсуждать тему будущей войны со своим тестем, с императором и королем Швеции Бармин предполагал только после того, как составит прочный союз северо-западных земель. Они, разумеется, не вся империя, но, занимая относительно небольшую территорию и имея среднюю плотность населения, Старый Северо-Запад контролировал половину промышленного производства страны, — а в некоторых областях, например, в оружейном и транспортном бизнесе, и того больше, — а так же 59 % внутренних и 72 % внешних колоний[1].
Впрочем, это были планы на пусть и близкое, но все-таки будущее. Сегодня же Ингвар решил закрыть вопрос с наследием прадеда: то есть, выяснить, существует ли оно на самом деле, и, если действительно существует, принять. Поэтому, отужинав, Бармин переоделся и отправился в древний лабиринт Менгденов. Его путь лежал к Алтарному залу. Там, собственно, и должны были быть получены ответы хотя бы на некоторые из волнующих Ингвара вопросов. И вот что любопытно. Он получил-таки эти ответы, но вопреки его ожиданиям произошло это на редкость буднично. Без помпы и без спецэффектов.
Бармин пришел к алтарному камню, бросил на него тушку зайца, которому только-что, прямо перед алтарем открутил голову, добавил горстку старых, еще прошлого века серебряных рублей, окропил все это своей собственной кровью из разрезанной ладони и, встав на колени, попросил у богини отдать ему оставленный в наследство «спуд» и открыть дверь в тайную сокровищницу. Богиня к нему на этот раз не вышла, но «голос» подала практически сразу.
За имуществом пришел? — Показалось или нет, что в словах Марены прозвучала откровенная насмешка.
— Дед Ингвар сказал, что это мое наследство, — спокойно объяснил свою позицию Бармин.
Встречался с прадедом? — как-то буднично поинтересовалась богиня, которую, судя по всему, желание Ингвара ничуть не удивило.
«Заранее знала?»
— Вар обещала мне подарок, — сказал он вслух. — Пообещала отдариться за то, что буду хорошо относиться к Ульрике Катерине. Я свое слово сдержал, она ответила тем же.
Надо же, — уже откровенно хмыкнула Богиня, — какая добрая!
— Кто я такой, чтобы обсуждать деяния богов?
Хороший мальчик, разумный…
— Я стараюсь, — коротко ответил на замечание Марены Ингвар.
Ладно. Владей! Какой из них ты хочешь открыть? — спросила тогда богоиня.
— Что значит, какой? — не понял Бармин. — Я прошу открыть «спуд».
Их четыре, — объяснила непонятку Марена.
— Как четыре? — удивился Ингвар.
Смотри! — предложила богиня, и перед Барминым возникла парящая в воздухе деревянная полка, на которой в ряд были расставлены четыре сундучка. Размер у них был одинаковый, но они отличались друг от друга возрастом, — это как-то угадывалось само по себе, — и отделкой. Первый слева был старше других, инкрустирован моржовой костью и украшен потемневшими от времени золотыми зверями и птицами, но не реальными, а пришедшими прямиком из легенд и преданий седой старины: виверна и птица сирин, левиафан и Фафнир, и множество других зверей, которых Бармин не смог опознать.
Тринадцатый век, — прокомментировала богиня, явно знавшая, на что смотрит сейчас Ингвар. — «Спуд» Магни Менгдена. Между прочим, самый большой из всех. Если откроешь, подрастешь сразу до двадцать шестого ранга.
— Ты знаешь мой ранг? — удивился Бармин.
Двадцать второй.
— Почему же ты мне ничего об этом не сказала? — поинтересовался Ингвар, давно подозревавший, что Марена себе на уме, и никогда не говорит ему всей правды.
Ты не спрашивал, — последовал короткий ответ.
— Про «спуды» я тебя тоже не спрашивал, — кивнул Ингвар, — и никогда не спросил бы, ведь я про них просто не знал.
Теперь знаешь, — сказала богиня и явно хотела уже перейти к следующим сундучкам. Однако, Бармин твердо решил открыть именно тот «спуд», про который рассказал ему дед.
Он твой! — прочтя его мысли, согласилась богиня. — Владей!
Бармин не взялся бы объяснить словами, что именно он почувствовал в этот момент, но по ощущениям его, словно бы вывернули наизнанку, а затем перекрутили раз двадцать в стиральной машине, да не пустой, а до упора заполненной горячей водой и мыльной пеной. После чего у него взяло едва ли не сорок минут отдышаться и более или менее прийти в себя. Про время он узнал только благодаря часам, и ничего вспомнить об этом кратком отрезке своей жизни толком не мог.
Двадцать пятый ранг, — констатировала так и не появившаяся в алтарном зале Марена. — И «Шесть Первых Умений» в придачу.
— Шесть умений? — переспросил Бармин.
Прочтешь в книге рода, — остановила его богиня. — А сейчас мне пора уходить…
Сказала и ушла. Бармин как-то сразу почувствовал, что алтарный зал опустел, и кроме него здесь больше никого нет. Марина откликнулась на его зов, пришла и выполнила его просьбу. Остальное предстояло сделать самому, и прежде всего, Ингвару следовало посмотреть на тайную сокровищницу, спрятанную неподалеку от тайного алтаря богини. Проход туда, к слову сказать, открылся в противоположной от входа в алтарный зал стене. Узкий и низкий, он вел куда-то в молочную белизну, заливавшую пространство прямо за ним. Это явно был какой-то магический эффект, но, кажется, Бармин о таком даже не слышал. Впрочем, он пребывал в этом мире и в этом теле всего лишь немногим меньше года и не успел приобрести всех знаний, необходимых колдуну и владетельному графу. Хотя теперь его, наверное, следовало называть князем, но Ингвар к этому титулу еще не привык, ему и графский-то все еще «жал в плечах и давил на голову».
Он обогнул алтарный камень, с которого как-то нечувствительно исчезли и тушка зверька, и горстка серебра, пересек зал и, не чувствуя опасности, прошел через узкий проход. При его росте и габаритах сделать это оказалось совсем непросто, но он справился. А за проходом и пеленой молочного сияния нашлась еще одна пещера. Этот зал был меньше Алтарного, но, как и тот, поражал отсутствием пыли и влажности, и к тому же был освещен. Стены, пол и потолок слабо светились, но, по совокупности, этого желтоватого свечения вполне хватало для того, чтобы читать или писать. Впрочем, писать Бармин не собирался, а вот почитать хотел, поскольку ради той единственной книги, что лежала на пюпитре из темного дерева, он сегодня сюда и пришел. Однако, прежде чем обратиться к «Родовой книге Менгденов», Ингвар решил рассмотреть другие находящиеся в пещере вещи, и, следует сказать, здесь было на что посмотреть. На длинных деревянных полках, закрепленных прямо на грубо обработанной каменной стене, лежало и стояло довольно много предметов, буквально притягивающих к себе внимание Бармина. Но не только. Магия этого места была такова, что стоило взгляду остановиться на чем-нибудь определенном, как ты тут же узнавал, что это такое и отчего оказалось именно в этой тайной сокровищнице:
Секира Ретвина — сына богини Марены и Бера Менгдена, корона принцессы Ведис дочери Сигурда, правившего графством в XV веке, и меч ее мужа Кальва по прозвищу Ворон Тюра… Оружие, женские и мужские украшения, латная перчатка Гейры Менгден по прозвищу Богиня копья, — она была регентом при своем малолетнем сыне Ингваре, — и предметы обихода такие, как зеркало в серебряной оправе, золотой кубок или стальной веер. Все эти вещи были очень старыми, а то и вовсе древними, но всех объединяло одно — все они являлись довольно сильными артефактами. А книга… Что ж, книга оказалась не только большой, — ин-кварто[2], - но и толстой, хотя текста в ней было гораздо меньше, чем в современной книге того же формата: слишком толстые страницы из настоящего пергамента, слишком широкие поля и слишком много рисунков, гравюр и всяческих виньеток. И все-таки прочесть весь текст и понять его смысл за один раз Бармину не удалось. Однако за четыре часа работы он успел узнать много интересного и, в частности, то, что такое «Шесть Первых Умений». Оказалось, это то, что считалось базовым набором «колдовских техник», которыми, по мнению людей, живших больше тысячи лет назад, — дело происходило еще в древней Свее, — должен владеть настоящий стихийный маг. Со временем, предкам Ингвара удалось создать так называемое «общее знание» — знание, передаваемое в готовом виде из поколения в поколение, то есть, от отца к сыну или вот так, как случилось с Барминым, через «спуд» большой емкости.
В принципе, Ингвар уже знал, что при всех сущностных отличиях стихийного колдовства от классической магии, магия всегда остается магией, то есть является некой особой энергией или даже субстанцией, наподобие несуществующего на самом деле эфира[3], и одновременно — врожденной способностью, которую можно и нужно развивать. Точно так же, как пища перерабатывается человеческим организмом в энергию, энергия, поступающая из внутренних и внешних источников, преобразуется в магию. В этом, собственно, и заключается Дар мага. Таким образом, Одаренный — это человек, который способен генерировать магию, накапливать ее в своем организме и манипулировать ею с помощью различных техник, будь то вербальные формулы и жестовое кастование, если иметь в виду классическую магию, или, как в случае стихийной магии, волевое управление потоками Силы. Некоторые ученые, впрочем, утверждают, что магия существует и вне человеческого тела. Что ее, пусть и в малых дозах, генерируют все живые организмы, и что она растворена в воздухе и воде, в земле и камне. Есть и такие ученые маги, кто идет еще дальше, утверждая, что, являясь особым видом энергии, магия легко «прилипает» к другим энергетическим потокам, и поэтому ее так много в грозовых облаках и молниях, в штормовом ветре и в колебаниях грунта во время землетрясений, в вулканической магме и в океанических волнах, обрушивающихся на берег.
Итак, чтобы стать магом, нужно им родиться. В обычном случае, Дар открывается в возрастном интервале от 3 до 12 лет. И закономерность тут проста: чем раньше обнаруживается Дар, тем сильнее со временем будет маг. Впрочем, есть еще один важный показатель: скорость обучения. Маги с большим потенциалом быстрее овладевают различными техниками и, следовательно, быстрее прогрессируют. Но, если классическая магия — это, грубо говоря, Освоенная Земля, стихийное колдовство — настоящая Терра Инкогнита. И объясняется это, прежде всего, тем, что колдунов едва ли не на три порядка меньше, чем классических магов: где-то 1–2 колдуна на 700–900 магов. Редкий Дар, мало изученный и, по большому счету, непонятный. И вот еще что: владеют им преимущественно представители по-настоящему древних родов и эльфийские маги. Однако внутри семей, отмеченных наличием именно этого Дара, со временем, — а это, между прочим, долгие века, — возникли техники обучения подрастающего поколения. Разумеется, они сильно отличались, — не могли не отличаться, — от принципов и методов, используемых для обучения «классических» магов. Вот в рамках этой древней традиции, тщательно скрытой от глаз общественности и имеющей черты родовой тайны и семейных секретов мастерства, и возникли в давние времена способы передачи «Общего знания». Обычно это делал старший родственник, передававший наследнику «из рук в руки», — и, разумеется, только после инициации Дара, — «пакет», содержащий «Шесть Первых Умений». Причем, Первыми они были назначены не только потому что три из них были очевидно базовыми техниками, а потому что все шесть относительно легко поддавались «свертыванию» и «развертыванию». То есть, путем прямой передачи научить кого-то другим техникам и приемам не удавалось, а эти шесть — без проблем.
Все это Бармин узнал из «Родовой книги Менгденов». Там, вообще, много чего было написано о всяком и разном, и вот что ценно — это было именно систематическое описание стихийной магии. Все другие записи, с которыми в тайных архивах рода успел уже ознакомиться Ингвар, были сродни заметкам профессионального физика, которому нет надобности объяснять базовые понятия и прочее все в том же духе. Многое из этого Бармин все-таки понимал, но только потому что и сам уже в той или иной степени владел этим типом колдовства. Однако, как теперь выяснилось, многое из этого он понимал неверно и использовал неправильно, а значит, и неэффективно, поскольку попросту не имел систематического образования. Теперь же, по прочтении первой части содержащегося в книге текста, он стал понимать многие вещи совсем не так, как прежде. Новое знание расширяло перспективу и давало Бармину инструменты для продвижения вперед. Но это же знание заставило его снова вернуться к своей собственной истории и посмотреть на нее, если и не новыми глазами, то уж точно под другим углом зрения.
Был ли отрок Ингвар одаренным по праву крови? Скорее всего, так все и обстояло, но вот ответить на следующий вопрос, — когда открылся его Дар, — Бармин уже не мог. Впрочем, кое-что он про это все-таки знал. Ингвара никто ничему не учил. Некому было, поскольку на осужденных магов накладывалось заклятие «демобилизации», и они лишались магии. И специфических книг на острове не было тоже. Поэтому не факт, что его Дар, — имея в виду Бармина, вселившегося в Ингвара, — проснулся бы и стал развиваться, не попадись Игорю Викентиевичу чемодан с «горячими» камнями. По-видимому, чтобы дать толчок к развитию Силы, нужен внешний фактор. И это уже не просто предположение. Пример Варвары указывает скорее на правило, чем на исключение из правил. И вот теперь это: «спуд», открытие которого резко увеличило силу его собственного Дара, и «Шесть Первых Умений», перешедших к Бармину вместе с заемной Силой.
Из шести умений ни одно не являлось атакующим, а вот защитных было целых два: Большой и Малый Щит. В тексте их называли так же «скутумом» и «баклером»[4], и в этом действительно был заключен определенный смысл, поскольку «Большой щит» был практически стационарным. Выставив его, двигаться становилось крайне затруднительно, но зато этот щит можно было растягивать вширь и вверх насколько хватит сил, то есть, чем сильнее маг, тем большего размера щит он мог выставить, хотя верно и другое — чем меньше щит по площади, тем он крепче. Баклер же являлся, можно сказать, мобильным щитом и всегда возникал на не доминантной, то есть не ведущей руке. Он был мал по площади, но зато им можно было парировать довольно сильные атакующие заклятия.
Два других умения, на взгляд Бармина, относились к высшей магии, но он был неуч — самородок и самоучка, — и не ему судить, что просто, а что, напротив, сложно. Да, и вообще, дареному коню в зубы не смотрят, а техники ему, и в самом деле, достались зачетные: способность открывать порталы, — «Ну, наконец-то я буду, как все!» — и «ключ» к классической магии, открывший ему доступ к тому таинственному «Средоточию», которое позволяло генерировать в себе магию классического типа и манипулировать ею, овеществляя заклятия всех возможных видов. Разумеется, это не делало его сильным магом. Слабым, если по совести, тоже. Но зато Бармин получил возможность развивать этот нежданный Дар. Теперь точно так же, как Варвара обладала доступом к двум разным формам Силы, Ингвар тоже мог стать магом «удвоенных способностей» — что случалось, как ни странно, только среди стихийных колдунов. Так что относить это умение к высшей магии или, напротив, к базисным техникам, во всяком случае, для стихийных магов — вопрос, скорее, риторический, чем сущностный.
И, наконец, еще два по-настоящему базовых умения: способность к концентрации внимания и его распределению, ну или расщеплению, если говорить другими словами. И вот что любопытно: Бармин все это уже умел. Знал, как настроиться на волшбу и сконцентрировать на ней внимание, умел он так же распределять внимание, то есть творить два или даже три колдовства одновременно. Но делал это, — в свете нового знания, — что называется, через жопу. Сложно, энергозатратно и никак не оптимально. А умения-то на поверку оказались простыми, как хлеб и вода, но с самоучками такое случается сплошь и рядом. Повторное открытие Америки или изобретение велосипеда — это ведь не единичные случаи, это горькая правда жизни.
В общем, Бармин получил в тот день довольно-таки дорогой подарок, — увеличение личной силы едва ли не на три ранга и одномоментное приобретение принципиально значимых умений, — и удивлялся в этой связи только тому, отчего Марена ничего об этом не рассказывала прежде. Скорее всего, у нее имелись свои резоны, чтобы не спешить одаривать Ингвара сверх меры и здравого смысла. Например, чтобы «не избаловать мальца». Выглядело достаточно разумно и убедительно, и все равно было жаль, что это все пришло к нему только сейчас. Во время войны с Союзной ратью кое-что из этого ему бы точно не помешало, но прошлое уже не вернуть, и жалеть о несделанном неразумно. Тем более, что разумом прожившего жизнь человека Бармин понимал, что получать незаслуженные блага вредно и даже опасно. Сам он всю жизнь трудился, — учился, работал, преодолевал, — и все, чего, в конечном счете, добивался, было его собственным. За ним никогда не стояли богатые родители, высокопоставленные родственники и «райком с обкомом». С потом и кровью писал и защищал диссертации, строил карьеру, — два раза, между прочим, и оба раза успешно, — выгуливал девушку, ставшую ему женой и так далее и тому подобное. Здесь же, в этом новом мире, он многое получил сразу вдруг: по праву рождения, по праву сильного, имея в виду, прежде всего, его мощный стихийный Дар, и, наконец, по праву отмеченного богиней. И все это, не говоря уже, о внешности, интеллекте и огромной физической силе, что в значительной мере зависит от ее величества генетики.
Дары и «плюшки» буквальным образом сыпались на Игоря Викентиевича, как из рога изобилия. В кустах прятались белые и красные рояли и даже целые симфонические оркестры. Женщины влюблялись в него, привлеченные немереной харизмой Ингвара Менгдена, и смерть до сих пор обходила его стороной, хотя возможностей свернуть себе шею было все-таки более чем достаточно. И, соответственно, возникал важный, можно сказать, концептуальный вопрос: сожалел ли Бармин о такой щедрости судьбы? И ответ был под стать вопросу: разумеется, нет! С чего бы ему переживать на эту тему? Поэтому и отреагировал так болезненно на факт утайки от него богиней столь важной информации, как существование «тайного тайника» и содержимом этой невероятной сокровищницы. Ведь кроме того, что получил он сам, в руки Бармина попало теперь средство для усиления стихийного Дара Варвары. Два сильных стихийных мага в семье, — да еще таких, кто может оперировать и классической магией тоже, — это серьезный бонус и туз в рукаве. А ведь в заалтарной пещере кроме всего прочего хранились отнюдь не исторические реликвии. Все эти мечи и латные перчатки являлись серьезными боевыми артефактами, — по нынешней классификации это были артефакты трех классов: аз, буки и веди, — что представлялось более чем важным, в особенности, в свете угрозы надвигающейся мировой войны. Конечно, кое-что из этого было запрещено к применению, но, как говорится, на войне, как на войне, и ведь победителей не судят. Впрочем, и то правда, что все это еще предстояло изучить и освоить, но Бармин не сомневался: у него получится!
[1] Внутренними колониями в этом мире называются территории, непосредственно примыкающие к границам государства (например, восточная Сибирь, Северный Казахстан и Приморье), а внешними — колонии, находящиеся на других материках (в случае Великорусской империи это северо- и южноамериканские, африканские и азиатские колонии).
[2] Ин-кварто — два перегиба, на типографском листе размещаются 4 листа или 8 страниц. Форматом ин-кварто было издано большинство инкунабул.
[3] Эфир — тончайшая пятая стихия в античной и средневековой натурфилософии, физике и алхимии. Его синонимами были термины «пятая стихия» («пятый элемент»), «пятое тело», «пятая сущность» («квинтэссенция»).
[4] Скутум — ростовой (башенный) щит с центральной ручкой и умбоном.
Баклер — маленький, 20–40 см в диаметре, чаще всего металлический круглый щит. Был рассчитан, главным образом, в качестве вспомогательного оружия с мечом или шпагой. Держался за ручку с обратной стороны. Баклеры имели только одну рукоятку, которую воин сжимал в кулаке, из-за чего их называли «кулачными щитами».