Глава 2 (2)
2. Третье — шестое декабря 1983 года
Празднества в Гетеборге продолжались еще долгих пять дней, и Бармин все это время вел себя в высшей степени безукоризненно. Ему было скучно и неинтересно, — за исключением одного весьма любопытного эпизода, — но Ингвар улыбался и демонстрировал великолепное настроение, а временами даже род довольства и некое, ничем не омраченное благодушие, которое, по общему мнению, присуще счастливым молодоженам. Впрочем, ни Марию, ни Варвару с Ольгой он обмануть этим не смог. Все трое все поняли, — а что не поняли, о том догадались, — но, учитывая место, время и обстоятельства, деликатно промолчали. Во всяком случае, ему они ничего не сказали, но кронпринцессе, улучив момент, по голове, похоже, все-таки настучали. Испортили новоиспеченной княгине Острожской настроение так, что даже Бармин, не особо приглядывавшийся к своей «немолодой» супруге, что-то такое в ее поведении заметил. Однако и сам ни о чем спрашивать не стал ни ее, ни своих верных боевых подруг. Захотят — сами расскажут, а не захотят — так тому и быть.
В общем, он вел себя так, как должно, но с Ульрикой принципиально не спал. Крепко на нее обиделся и считал себя в своем праве. Она, правда, пару раз пробовала начать, — тем более, что физически они находились по ночам в одной спальне и в одной постели, — но Бармин был непреклонен и на провокации не поддавался. Терпел, хотя, видят боги, секса хотелось так, что, как говорилось в старом анекдоте, даже челюсти от желания сводило. Но, тем не менее, он от своих принципов решил не отказываться и принятого решения менять не стал. Был с молодой женой вежлив и обходителен, — и не только на людях, но и наедине, — никаких претензий больше не выдвигал, тем более, не высказывал, ни на что не жаловался, хотя ему в королевском дворце отнюдь не все нравилось, если не сказать больше. Однако при всем при том на сближение с Ульрикой Катериной принципиально не шел. И в конце концов, она кое-что начала по-видимому понимать и, сообразив, что это не дешевая размолвка и не детское надувание губ, а серьезный кризис, расстроилась уже по-настоящему.
Судя по всему, в начале партии принцесса ошибочно полагала, что, если будет с Ингваром демонстративно добра и корректна, поглядывая на него время от времени как бы снизу-вверх, — то есть так, как он, якобы, хотел, — да еще и даст ему, наконец, как-нибудь эдак или, на худой конец, возьмет, картинно встав перед ним на колени, — предварительно избавившись от скрывающей ее прелести одежды, — юноша поплывет, «вкурит благодати» и все вернется на круги своя. Но не тут-то было, поскольку не на того напала. Бармин вспомнил, кто он есть в обоих своих ипостасях, прошлой и нынешней, и твердо решил, что идти ей навстречу больше не будет. Мяч на ее стороне поля, ей теперь и предстоит доказывать «супругу и господину» серьезность своих намерений.
Так монотонно и, по большому счету, бессмысленно прошли все пять дней до их возвращения в Усть-Углу, и лишь один эпизод выбивался, — причем самым драматическим образом, — из этих, ничем не примечательных условно праздничных дней. Третьего декабря, устав от рутины королевских буден, Бармин высказал желание посетить Роннебю слот. Впрочем, ни у герцогини Сконе, ни у ее венценосного брата эта идея особого энтузиазма не вызвала, но и отказать в эдакой безделице они Ингвару не могли. Слишком опасным в случае возражений мог оказаться крен лодки. Так и перевернуться немудрено, тем более в условиях так и не разрешенного кризиса в отношениях молодоженов, о чем новоиспеченный король наверняка уже был осведомлен. Поэтому, немного поколебавшись, венценосец все-таки дал «добро», и семья Менгденов отправилась на конвертоплане в древний замок, построенный, о чем знали только Ульрика с Ингваром, над «Горячей скалой» — Источника семьи Стенкилей.
Сам городок Роннебю оказался небольшим, но, как и все населенные пункты в Швеции, аккуратным и буквально вылизанным до идеальной чистоты. Невысокие, по большей части, старинные каменные дома под черепичными крышами, кое-где беленые или украшенные деревянными вставками, мощеные камнем улицы и асфальтированные дороги, много зелени, — деревьев, кустов и газонов с цветочными клумбами, — и огромный парк Бруннспаркен, являющийся, по словам Ульрики, одним из трех или четырех лучших парков Европы. Ну и, наконец, королевский замок Роннебю слот. Тяжеловесный, темно-серый, имеющий, — несмотря на все перестройки XVII–XVIII веков, — все характерные черты раннесредневековой феодальной крепости, построенной в эпоху правления Магнуса Ласкового.
«Неплохое местечко, чтобы встретить старость…» — мысленно сыронизировал Бармин, рассматривая замок через иллюминатор конвертоплана.
Он хотел было сформулировать в этой связи еще пару-другую банальностей, но неожиданно почувствовал направленное на себя внимание замка — или, вернее, чужого Источника, — и крайне этому удивился. Из того, что, благодаря великим предкам, он успел узнать о «горячих камнях», Источниках и божественном благословении, богине Вар не должно было быть до него никакого дела, поскольку Менгдены находились под покровительством не просто другой богини, а богини, принадлежащей совсем другому, не скандинавскому пантеону. Марена же явная славянка, как ни крути, — разве что северного, поморского разлива, — а Вар — чистокровная асинья. И, тем, не менее, «привет», полученный Барминым от замка не был ни агрессивным, ни просто отталкивающим. Скорее всего, это был именно «привет», посланный не чужаку, а, скажем так, дальнему родичу, впервые посетившему проживающих в этой местности членов своей большой разбросанной по миру семьи.
«Даже так? — искренне удивился Бармин, поймав переданный ему в приветствии смысл. — Родич? И с какого бока я, спрашивается, родич Стенкилям?»
— Ингвар!
Бармин обернулся и посмотрел на окликнувшую его Варвару.
Что? — спросил он взглядом.
Я в растерянности, — ответила сестра, — я в ужасе!
Этого не могло быть, потому что это противоречило всему тому, что Ингвар успел узнать об Источниках вообще и о своем «Горячем камне» в замке Усть-Угла, в частности, и, тем не менее, не только он — чужак в чужой стране, но все-таки сильный стихийный маг, несущий на себе благословение богини, — но и Варвара с ее скромными способностями к Стихии и всего лишь опосредствованной связью с Источником, судя по ее реакции, «слышала» сейчас «заговоривший» с ними замок Роннебю слот.
«Вычурно, — подивился Бармин причудам божественного благоволения, — но оригинально».
Что? — чуть нахмурилась Ульрика, перехватившая безмолвный обмен мнениями между своим мужем и его сестрой.
Все в порядке! — успокоил он ее легким кивком.
Ей, по его мнению, обо всем этом пока знать не требовалось. Если богиня Вар захочет, сама расскажет своей подопечной. А, если нет, значит, тому есть веская причина, и это тоже имеет смысл принимать в расчет.
Между тем, конвертоплан снизил скорость и, заложив пологий вираж, приблизился к замку. Затем, перейдя в режим геликоптера, он плавно приземлился на вертолетную площадку близ главных ворот. От моста через ров к ним тут же подъехали два автомобиля и в считанные минуты доставили гостей замка во внутренний двор Роннебю слот практически к самому красному крыльцу, хотя здесь, в Швеции, парадный вход в палас наверняка называется как-нибудь по-другому. Вообще-то, Бармин был не прочь прогуляться до крыльца ножками, но вмешались проблемы с этикетом и безопасностью, и эти несчастные триста метров пришлось ехать в бронированном лимузине. Впрочем, он не роптал, сидя в салоне представительского «Langskipа»[1] и прислушиваясь к своим ощущениям. А они, следует отметить, продолжали удивлять. После первого знакомства, Источник, если так можно выразиться, снизил интенсивность сигнала и ощущался теперь, как некий добровольный сопровождающий, идущий следом, все время оставаясь при этом где-то за правым плечом. Во всяком случае, так воспринимал его присутствие Бармин. Спрашивать об этом Варвару он не хотел, — это была их общая тайна, в которую он не хотел посвящать никого другого, — но по некоторым признакам она тоже продолжала «слышать» замок, хотя, возможно, уже не совсем так, как это было в самом начале. Понимая ее состояние, — удивление, тревогу, возможно, разного рода опасения, — Ингвар при переходе из конвертоплана в автомобиль успел коротко, но со значением пожать ей руку, что, судя по всему, оказалось для Варвары необходимым и весьма своевременным знаком поддержки. Женщина явно успокоилась, расслабилась и далее вела себя так, что никто, не знавший подоплеки событий, не усомнился бы в том, что у нее все в порядке и она вполне наслаждается экскурсией по замку.
А замок, следует заметить, стоил того, чтобы его осмотреть. Он не был, разумеется, братом-близнецом цитадели Менгденов в Усть-Угле, но что-то общее между Беровым кромом и Роннебю слот не заметить было сложно, и речь не о том, что строили их в одну и ту же эпоху, и предназначались они, прежде всего, для защиты своих хозяев от нападения. Общими были аура древней силы и северный варяжский стиль, прослеживавшийся, как в архитектуре, так и во внутреннем убранстве. Так что, прогулявшись по замку, Бармин получил удовольствие и от интерьеров, в отделке которых было много дикого камня и резного дерева, и от хранившихся здесь коллекций живописи, скульптуры и холодного оружия. Но главное действо ожидало его в основании донжона. Здесь в цокольном этаже огромной восьмигранной башни была выставлена на обозрение частная коллекция королевской семьи, состоявшая из рыцарских доспехов едва ли не всех времен и народов: от хауберков викингов до миланского и максимилиановского[2] доспехов, и от японских самураев до чукотских воинов. Впечатляющее собрание, в особенности, для тех, кто разбирается в предмете. Бармин с вопросом был знаком весьма посредственно, но впечатлился даже он. А потом, как-то так вдруг вышло, что среди экспонатов выставки остались гулять лишь они с Варварой, вдвоем, тогда как все остальные экскурсанты, включая герцогиню Сконе, даже не заметив, что потеряли кого-то в пути, ушли дальше, поднимаясь по лестнице наверх.
«Отряд не заметил потери бойца…»
Бармин изменение ситуации заметил буквально в последний момент, но все-таки обратил на это внимание и насторожился. И, как тут же выяснилось, сделал это как раз вовремя, потому что в следующее мгновение из-за витрины с очередным ратным железом к ним с Варварой вышла высокая крепкого сложения темноволосая женщина, одетая в древний нормандский доспех. Вышла, постояла пару мгновений, окидывая Менгденов оценивающим взглядом синих, как море, глаз, и наконец заговорила:
— Передай моей сестре, воин, что я не претендую на ее род, — сказала она глубоким звучным голосом, казалось, исходящим из самых недр ее прикрытой стальным панцирем груди. — Мне надо сказать вам обоим нечто важное, оттого и пришла. Ты правильно сделал, Менгден, что женился на моей девочке. Она еще молоденькая и дура дурой, но я ей мозги вправлю. Слово Вар! Но ты… ты ведь взрослый… — сделала она многозначительную паузу перед тем, как произнести его имя, — Игорь/Ингвар. Будь к ней снисходителен. Остальное приложится, и ваша дочь станет самой великой королевой Швеции в истории.
Помолчала, давая ему, верно, оценить сказанное по достоинству, чем Бармин, на самом деле и был занят, прокручивая в уме озвученные богиней смыслы и пытаясь угадать, зачем ей такие сложности, если все равно то, чего она хочет, уже практически свершилось. Он женился на «ее девочке», которая, на его взгляд, уже не так юна, чтобы считаться ребенком. Но, возможно, у богини на этот счет имеется свое мнение, и не ему с ней спорить. Кто он, и кто она! Разные весовые категории, где-то так.
— Ты, Барбара, дщерь севера, — продолжила Вар после паузы. — Помоги брату отстроить разрушенное.
И замолчала, словно приглашала говорить.
— По твоему слову, великая, — поклонился Бармин.
— Сделаю все, что смогу, — пообещала, поклонившись в свою очередь, Варвара.
— Что ж, — улыбнулась Богиня-воительница, — быть по сему. И мой дар вам обоим на удачу! Тебе, девочка, сразу, а ты, Бьёрн[3], свой позже найдешь. Не сомневайся…
И все, собственно. Сказала и исчезла, как не было. Была и вот уже нет. Но при этом у Бармина возникло такое ощущение, что ему разом вскипятили кровь и наполнили легкие чистым кислородом.
«Она назвала меня Бьёрном или все-таки медведем? — спросил себя Ингвар, отдышавшись и смахнув со лба капли пота. — Вспомнила Бера Тяжелую руку[4]? Но почему, тогда, его, а не Дари Маленького Волка, как основателя рода Менгденов, или сына Марены — Ретвина Копье Богини?»
Вопросы. Но так и должно, верно, происходить, когда боги вмешиваются в дела людей. Одно было ясно, Вар знала, кто таков на самом деле Ингвар Менгден, и ей это ничуть не мешало.
«Уже хорошо!» — отметил Ингвар, но уже в следующее мгновение ему стало не до теории, потому что он увидел, какой по истине королевский подарок сделала богиня Вар им с Варварой. Слабенький ореол стихийной магии, каким еще пару минут назад могла похвастаться его сестра, сменил цвет и обрел едва ли не вещественную насыщенность.
«Ультрамарин… — вспомнились ему записи Ингвара Менгдена третьего своего имени, — Ультрамарин, ради всех асов и их дома в Асгарде!»
Если, «выпив» кучу «горячих» камней, Варвара смогла всего лишь пробудить в себе Дар стихийной магии. «Дотянулась до планки» так сказать, — что позволило ей вступить в контакт с замком в Усть-Угле, — то сейчас, если судить по цвету ауры, у нее уже был, как минимум, пятый или, возможно, даже шестой ранг, и она превратилась, пусть и не в очень сильную, но все-таки такую же колдунью, как сам Ингвар. Густая, насыщенная аура цвета ультрамарин указывала на это самым недвусмысленным образом. Теперь, скорее всего, Варвара сможет встретиться с Мареной лицом к лицу, и, значит, у Менгденов появился еще один сильный боец и маг, способный активно помогать Ингвару в управлении графством. Кто-то, кто сможет напрямую контактировать с Усть-Углой и Источником Менгденов.
«Серьезный дар, — признал он мысленно. — И все это всего лишь за то, что мы поддержим ее «девочку»? Спорно, но приемлемо… Или я просто чего-то не понимаю?»
— А ну-ка, Аря, взгляни на меня! — попросил он, вспомнив, что сама Варвара вряд ли сможет сразу понять, что с ней сотворила чужая богиня.
— Это была Вар? — спросила она, оборачиваясь. — О! Ты же светишься! — обалдело распахнула Варвара свои прекрасные глаза.
— Отлично, — подбодрил ее Бармин. — Какого цвета у меня аура?
— Очень плотная и насыщенная…
— Ну же! — поторопил ее Бармин. — Какого она цвета?
— Кобальт…
«Кобальт — это выше восемнадцатого ранга… Сильно выше…» — сейчас рядом с ним появился, наконец, человек, способный рассказать Бармину про его собственную ауру. Жена Федора альва Екатерина тоже видела его ареол, но не так отчетливо, как Варвара, так как ее стихийное колдовство было все-таки иным. То была не человеческая, а эльфийская магия, — если что, — а вот Варвара теперь стала не только магессой, имея в виду стандартную людскую магию, но и колдуньей, как Бармин и его нынешняя жена. Но с Ульрикой у них с самого начала все было непросто. Поэтому он ей свою ауру пока не показывал, как, впрочем, и она ему свою.
«Хотя, что это я? — хлопнул он мысленно себя по лбу. — Она же видела судебный поединок, а значит, и ауру мою должна была увидеть. Тогда зачем полезла ко мне с выволочкой? Она что, не знает, что такое кобальт?»
— Это то, о чем я думаю? — прервала его размышления Варвара.
— Да, — кивнул Ингвар, предположив, что они говорят об одном и том же. — Это наша родовая сила — стихийное колдовство. Ты видишь мою ауру, а я вижу твою. Теперь тебе придется, конечно, подучиться пользоваться этой силой, но я тебе помогу!
— Эт-то, наверное, хорошо…
— Но?
— Я что, теперь всегда буду видеть тебя таким? — едва ли не с ужасом прошептала Варвара.
«У кого что болит… — вздохнул мысленно Бармин. — Женщины!»
— Не беспокойся, — успокоил он сестру. — Это можно гасить, как электрическую лампочку. Надо только сосредоточиться и представить себе, как угасает сияние. Вот так.
— Ох ты ж… Я тоже так могу?
— Разумеется, — кивнул Бармин. — Представь себе это, и у тебя сразу все получится! Давай, Аря! Вперед!
[1] Langskip — «длинный корабль». Слово использовали для обозначения боевого корабля с веслами по всему борту, без уточнения размера. В эту категорию попадали «снеки» («снеккар) и «драки» («драккар»).
[2] Хауберк — вид доспеха. Хауберк появился в конце Х века у норманнов как плотно прилегающий к телу доспех, закрывавший тело до колена и руки до локтей, и зачастую дополнявшийся чулками. Материалом служила кожа или материя, укреплявшаяся нашитыми металлическими кольцами либо пластинками, заклепками, и иногда даже нашитыми цепочками.
Миланский доспех — полный латный итальянский доспех, появившийся в конце XIV и существовавший до начала XVI века. Это первый тип доспехов, в котором латы закрывали всё тело.
Максимилиановский доспех — германский доспех первой трети XVI века, названный так по имени императора Максимилиана I, а также с намёком на максимальность защиты.
[3] Björn (Бьёрн) — "медведь". Медведь как наиболее опасный для охотника зверь считался символом храбрости и силы, кроме того, он — одна из ипостасей Одина, верховного бога скандинавского пантеона.
[4] Бер (русское табуированное название медведя, «берущий», тот, кто «берет») — Берни, Бьерни, Бьярни. Отсюда же и топонимы Берлин, Берн и др.
Бер Тяжелая рука — внук Дарри Менгдена.
Дарри Менгден — выдуманный автором свейский ярл, приведший свою дружину на помощь князю Никлоту в его борьбе с немцами под предводительством герцога Генриха Льва.
Никлот (ок. 1105–1160) — последний независимый князь бодричей/ободритов (1129–1160) и родоначальник Мекленбургского дома.