Глава 3(2)
— Ты ведь поняла, чем я весь день занимался? — спросил Бармин, когда они с Варварой остались наедине.
— Хель, — чуть прищурилась женщина, располагаясь в кресле напротив письменного стола, — это псевдоним Марены?
— То, что ты умная, не нуждается в подтверждении, — усмехнулся в ответ Ингвар. — Но об этом, не об уме, а о Марене знаем пока только мы вдвоем, да Елена. Всех остальных моих жен поставим в известность позже …
— Я чужая жена, али забыл? — не удержалась женщина от комментария на болезненную тему.
— Не сбивай меня с мысли! — нахмурился Бармин, которого и самого немало раздражало нынешнее положение дел, однако он знал, как знала, впрочем, и Варвара, что лучше так, чем никак, потому что других вариантов судьбой и обществом не предусмотрено.
— Вернемся к богине, — сказал, сделав мысленно пару вдохов и выдохов. — О Марене никому пока ни слова, даже им. Вот принесут присягу, явятся пред ее светлые очи, тогда… тогда, наверное, придет время кое-что объяснить, и кое-что сказать вслух.
— Наверное? — задала было вопрос женщина, но сама же на него себе и ответила:
— Не объясняй! Сама все понимаю.
Бармин молчал, ожидая продолжения, а Варвара между тем открыла стоявшую на столе сигаретницу и взяла из нее черную Vogue, их Ингвар держал специально для своих женщин.
— Семейная тайна, — констатировала Варвара очевидное и только после этого прикурила, создав в воздухе перед сигаретой крошечный клочок жаркого пламени, возникшего из неоткуда и тотчас канувшего в никуда. — Убедил. Молчу.
— На днях снова пойдем вниз, — сменил тему Ингвар.
— Жертвоприношение, — подтвердила Варвара, — я помню.
— Справишься? — Бармин был искренно обеспокоен, и настроения своего не скрывал.
— Есть другой способ? — криво усмехнулась Варвара.
— Нет, — покачал он головой, — увы, но другого способа нет.
— Жаль, — дернула губой женщина, — но делать нечего, — пыхнула она табачным дымом.
— За меня не бойся! — добавила вдогон. — Жертву принесу, не маленькая. И все, что положено, сделаю, как следует. Я твою книжку, к слову, уже прочла. Как раз сегодня днем читала. Так что знаю уже, что и как.
— Ну, раз знаешь, тогда на сегодня все.
В конце концов, Бармин тоже закурил, уступил мимолетному желанию, возникшему при виде пускающей дым Варвары. Курила она красиво, можно сказать вкусно, и устоять перед таким соблазном оказалось по-настоящему тяжело. Но Бармин даже не стал ему противиться. Зачем, если имеешь возможность потакать своим слабостям. Хотя бы иногда. Тем более, наедине с Варварой.
— Не все, если позволишь, — ответила женщина на последнюю его реплику.
— Что значит, позволю? — обиделся Бармин. — Когда это я тебе чего-нибудь не позволял? Ближе тебя у меня никого нет и вряд ли когда-нибудь будет.
— Честно? — подняла Варвара узкую бровь.
— А что, есть сомнения? — усмехнулся Ингвар, любуясь своей валькирией.
— Нет, но…
— Что «но»?
— Вдруг разлюбишь…
— Совсем с ума сошла?! — возмутился Ингвар.
— Прости! — сдала назад Варвара. — Мы женщины бываем непоследовательными и излишне мнительными.
— Они, — подчеркнул Бармин голосом выбранное им местоимение, — пусть такими и остаются, непоследовательными и мнительными. А ты не смей во мне сомневаться. Никогда и ни в чем! Но ты, кажется, хотела говорит со мной о чем-то другом?
— Именно так, — подтвердила Варвара, даже не пытавшаяся скрыть удовольствия, вызванного его словами. — Надо бы утешить Дарену, она из кожи вон лезет, чтобы заслужить твое прощение.
— Так я же ее уже простил! — удивился Бармин. — И, вообще, с чего это ты взялась за нее хлопотать?
— Она ребенок…
— Уже нет, — улыбнулся на ее слова Бармин.
— Не будь дураком! — поморщилась Варвара.
— Ладно, не обижайся! — отмахнулся Ингвар. — Я ее как раз для того и позвал сегодня, чтобы похвалить. Она хорошо действовала во время боев, и на хозяйстве себе неплохо показала. Титул ей в награду подарю. Что еще-то? НА вообще, ей надо учиться боевой магии и подтянуть физическую форму. Случись снова война, папенькиных гридей под рукой может не оказаться, и что она, тогда, станет делать? Должна соответствовать.
— Ты прав, — согласилась Варвара, — и ты ей это скажешь. Мария обещала ее подтянуть. Можешь сказать об этом Дарене, ей будет приятно узнать, что ее не отталкивают. Но всего этого мало.
— Что еще? — не понял Бармин.
— Надо девочку приласкать по-настоящему и показать ей небо в алмазах. Я знаю, ты умеешь. Теперь пришла ее очередь узнать.
«Небо в алмазах? Серьезно? — Бармин был удивлен, если не сказать большего. — Я не сплю?»
— Хорошо, — сказал он вслух, приняв пожелание сестры, как есть, без комментариев. — Как-нибудь на днях… Обязательно!
— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня!
— Сегодня я позвал Елю! — развел руками Ингвар. — Проявил инициативу. По твоему, между прочим, совету.
— Значит, Дарена придет к тебе вместе с Леной, только и всего.
— Аря, — покачал головой Бармин, вполне оценив и слова Сестры и заложенный в них смысл, — ты случаем ничего не перепутала? Лена — не ты, а Дарена — не Мария! Вряд ли у нас что-нибудь получится.
Однако Варвара сдаваться не собиралась.
— С Елей я договорюсь, — огорошила она Ингвара, сказав об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. — Мы с ней такую возможность уже пару раз обсуждали. Ну, не то, чтобы речь шла именно о Дарене, но теоретически этот вопрос среди твоих жен обсуждался, и я знаю, что Елена, в принципе, не против. Сама сказала, что хочет попробовать. Так что ее, я думаю, даже уговаривать не придется. Надо только, чтобы ты проявил настойчивость и уговорил Дарену. Придут вместе, проведут с тобой ночь, считай, она у тебя в кармане! Купил на корню.
— Звучит соблазнительно… — должен был признать Бармин, которому чем дальше, тем больше нравилось пользоваться «удобствами» полигамии.
— Скажешь, тебе не понравилось со мной и Машей? — не поняла его Варвара.
— Вы другие! — возразил Бармин, сообразив, что они все еще обсуждают характеры и привычки.
— Они тоже изменятся, — пожала плечами Варвара. — Надо только дать им шанс…
— Ты уверена, что Дарена готова к подобного рода экспериментам?
— Она женщина!
— Это не довод! — Бармин еще не забыл, как впервые выполнил с Дареной свой супружеский долг. Потом, правда, их отношения несколько изменились к лучшему, но именно что — несколько. Сказать, что их интимная жизнь стала похожа на нечто заслуживающее называться «нежностью и страстью», было бы преувеличением. Близость — да, но, увы, без должного пыла и энтузиазма с ее стороны, хотя он, видят боги, старался.
«Не изо всех сил, но все-таки, все-таки…»
— Это довод, да еще какой! — продолжала между тем Варвара. — Она молодая красивая женщина, к тому же, видит Лофн[1], не семи пядей во лбу. Дело за тобой, Инг! Неужели ты не сможешь совратить этого ребенка? Раскрутить ее на разврат и показать, что в постели можно делать гораздо больше того, о чем она уже знает?
«Вот даже как…»
— А теперь скажи-ка мне правду, — улыбнулся Бармин, сообразивший, откуда дует ветер. — Ты рассказывала остальным про то, как «хорошо это делать втроем»?
— Я не рассказывала. Только на вопросы отвечала. А хвасталась, между прочим, наша княгиня Полоцкая.
— То есть, фоном к твоей просьбе идет желание моих жен попробовать себя в тройничке? Я прав?
— Прав, — подтвердила Варвара, ничуть не смутившаяся от его слов, — я тебе только что сама об этом сказала. Обсуждали. Чисто теоретически, но обсуждали и не раз.
— Кто конкретно?
— Все конкретно.
— Но есть же, наверное, личные предпочтения? — решил уточнить Бармин, которому идея, на самом деле, понравилась.
— Еля хотела бы со мной, а Ольга с Марией, но они открыты для предложений, Инг, и сегодня есть отличный повод, чтобы опробовать новую модель отношений, и заодно приблизить к себе Дарену, сделав девочку по-настоящему счастливой, а значит, довольной жизнью и преданной тебе лично, как супругу и господину.
— Интересный ты человек! — признал Ингвар, выслушав сестру.
— Я просто реалистка, — пояснила Варвара свою позицию. — Мне война со всеми твоими женами не нужна. С некоторыми, кстати, тоже. И, если уж мы об этом… Не знаю, что тебе сделала Ульрика, но думаю, что ты ее уже достаточно проучил. Пора мириться!
— Именно за этим я ее и позвал, — кивнул Бармин, соглашаясь. — Не нужна нам война в доме. Сегодня же попробую заключить мир и установить между нами доброе согласие.
— Ну, ну, — покивала Варвара на эти его слова. — Бог в помощь!
— Который из них? — улыбнулся Ингвар.
— Любой, — улыбнулась в ответ женщина, — и все вместе!
***
Как ни странно, но уболтать Дарену на секс втроем оказалось гораздо проще, чем представлялось заранее. Возможно, на Бармине, и в самом деле, лежало благословение богини, но все у него с бывшей «строптивой» женой получилось легко и просто, словно так и должно быть. А надо было всего лишь похвалить юную женщину, выказав благодарность за своевременно продемонстрированные ею мужество и решимость, передать грамоты на титул посадницы Себежской и Идрицкой, обнять за плечи и прижать к себе, для чего пришлось ее посадить к себе на колени, — слишком большой была разница в росте, — поцеловать в губы, да не кое-как, а так, как надо: долгим поцелуем до потери дыхания, если и вовсе не сознания. И, разумеется, погладить по разным в той или иной степени заповедным местам, высказав при этом вполне уместное восхищение ее божественной красотой. В разговорах про мужество и решительность содержалось, как и следовало ожидать, подходящее случаю художественное преувеличение. Поцелуй, однако, получился весьма возбуждающим и уж точно многообещающим, а все выпуклости и узости, до которых добрались его жадные руки, были, — о чем Бармин, впрочем, уже знал, — просто восхитительны, но главное — Дарене эти его «упражнения в прекрасном» настолько понравились, что она сама уже не хотела останавливаться на достигнутом. Но, увы, по объективным причинам сделать это здесь и сейчас представлялось затруднительным, и тогда, видя на лице молодой жены выражение горького разочарования, Бармин предложил ей продолжить прерванный приступ «страсти и нежности» несколько позже, но зато уже в его постели. Дарена приняла эту идею с неподдельным энтузиазмом и благодарностью к мужу за проявленную им чуткость, но уже через мгновение впала в уныние, вспомнив, что сегодня к Ингвару должна прийти Елена.
— Приходите вместе! — предложил тогда Бармин.
— Как это вместе? — опешила юная женщина.
— Как Варвара и Мария, — напомнил Ингвар. — Только не говори, Дара, что не знаешь, о чем я говорю. Я точно знаю, что вы этот казус обсуждали на девичниках, и не раз.
— Обсуждали, — вынуждена была признать Дарена. — Знаю… Но… Ты уверен, что Еля согласится?
«Ну, надо же! — восхитился мысленно Бармин. — То есть, если Лена не против, то принципиальных возражений у тебя, моя радость, нет? Умереть не встать!»
— Лену я беру на себя! — пообещал Бармин. — Значит, придешь?
— Если ты хочешь…
— Я хочу! — решительно подтвердил Ингвар, и даже добавил для усиления эффекта:
— Очень сильно!
— А ты уверен, что это не разврат? — Еще одна робкая попытка отступить на исходные позиции, но Бармин уже ковал железо, пока оно не успело остыть.
— Ну, конечно же разврат! — воскликнул он, залезая Дарене в трусы. — Все, что происходит между мужчиной и женщиной в постели… ну, или еще где… — погладил он ее по заду, — это разврат в глазах одних людей и любовь — в глазах других. Но мы-то с тобой не какие-нибудь замшелые тетеньки и дяденьки, ханжи и ретрограды! Мы молоды, Дара, и должны получать от жизни максимум удовольствий.
— Думаешь…
— Знаю! — поставил Бармин точку в несколько затянувшихся колебаниях супруги. — Сегодня. Вместе с Леной. Часов в одиннадцать.
— Хорошо! — отвела взгляд женщина. — Но с Елей ты поговори сам!
— Договорились! — подытожил Бармин, и Дарена, пунцовая от смущения, но при том буквально сияющая глазами, покинула его кабинет.
А еще через несколько минут дверь открылась снова, пропуская в кабинет Бармина его первую и пока отнюдь не любимую жену. Одета она была в длинную, до щиколоток, юбку из темно-зеленого бархата и длиннополый велюровый жакет серого цвета, серые же кожаные сапожки на среднем каблуке, словно принцесса собралась на прогулку, и бежевый обтягивающий свитер гольф из тех, какие в молодости Бармина назывались водолазками. Почти без украшений, не считая колец и сережек, с самой что ни на есть простецкой прической — конский хвост.
— Стесняюсь спросить, что тут произошло, — начала разговор Ульрика, — но, если это то, о чем я подумала, то почему так быстро?
— Тут, дорогая, произошел разговор по душам, — улыбнулся Ингвар, вставая из-за стола.
— Дорогая? — Ульрика специально умерила шаг, позволяя Ингвару встретить ее на полпути.
— Есть возражения? — Бармин взял ее за плечи, притянул ближе, почувствовав упругое прикосновение полной груди, заглянул на мгновение в расширившиеся от удивления зеленые зрачки и поцеловал Ульрику в губы. Жестко, настойчиво, по-хозяйски или, скорее, по праву сильного. И женщина, что любопытно, подчинилась. Не сразу, — взяло пять-шесть секунд, никак не меньше, — но все-таки расслабилась в его руках, отдаваясь на волю мужчины. А спустя еще немного времени еще и ответила на поцелуй, но скорее с нежностью, чем со страстью, покорно, но не требовательно.
«Умеет, когда хочет, — усмехнулся мысленно Бармин. — Посмотрим, может быть у нас все еще как-нибудь образуется».
— Многообещающее начало, — несколько смущенно, констатировала Ульрика, когда Бармин оторвался от ее губ.
— Хочешь продолжить? — прямо спросил тогда Ингвар, не выпуская ее из объятий.
— Хочу, — неожиданно просевшим и враз охрипшим голосом ответила женщина.
И тогда Бармин несильно, но вполне осмысленно нажал ей на плечи. Секунду или две она не двигалась, но затем начала медленно опускаться вниз, не разрывая, однако, зрительного контакта. Игорь Викентиевич теоретически понимал, разумеется, отчего, когда речь идет о женщине, взгляд снизу-вверх так возбуждает мужчин, но реально, — а не в теории или фантазии, — по-настоящему испытал это чувство впервые. Моментом слабости можно было считать лишь голос ревности, напомнивший Бармину, что такие умения сразу вдруг не усваиваются и на пустом месте не возникают. Для них нужна практика. Однако наваждение, и в самом деле, длилось всего лишь одно краткое мгновение, поскольку женщине, которая сейчас опустилась перед ним на колени, было тридцать шесть лет, а невинность, если верить одной случайной обмолвке Ульрики Катерины, она потеряла в пятнадцать. И было бы странно предполагать, что любовник, от которого она родила свою Сиф, был ее единственным мужчиной за все эти двадцать лет активной половой жизни. А то, что она была активной, и к гадалке не ходи! Мастерство не пропьешь! Но, разумеется, ни о чем подобном Ингвар в тот момент не думал. Он был заворожен взглядом женщины, а его возбуждение нарастало так стремительно, что еще немного и хозяйство Ингвара перестало бы помещаться в штанах. Однако Ульрика успела их расстегнуть прежде, чем брюки начали лопаться по швам. И да, она оказалась по-настоящему опытной женщиной, потому что во всем, что она делала, отличная техника сочеталась с ясно выраженным желанием доставить Бармину максимальное удовольствие. Впрочем, не только ему, но, как вскоре выяснилось, и себе любимой тоже.
Вообще-то, Бармин всегда интуитивно полагал фелляцию[2] чисто мужским спортом, считая, что минет по определению не может доставлять женщине то же наслаждение, какое испытывает от этого мужчина. Впрочем, одна из его пациенток заметила как-то, объясняя свои непростые отношения с супругом, что ее удовольствие от орального секса сродни животному восторгу от того, что «он внутри меня». То, что называется "так бы и съела!" Это все к тому, что или вопреки мнению мужчин, женщины все-таки способны испытывать оргазм даже тогда, когда берут, а не дают, или, что вероятнее, герцогиня Сконе завелась сейчас по-настоящему, то есть, не по-детски, и желала поглотить Ингвара целиком, как того слона — всего, начиная с хобота.
Впрочем, на самом деле, не суть важно, что лежало в основе ее «воодушевления». По факту, сосала она виртуозно и доставила Бармину море удовольствия, не оставив при этом неприятного чувства, что он ее попросту использовал. А такое у него в прошлом иногда случалось именно во время минетов. С одной стороны, Игорю Викентиевичу был приятен сам факт мужского доминирования, — один взгляд снизу-вверх чего стоит, — но с другой стороны, секс без взаимного удовлетворения всегда имел для него оттенок разочарования. Поэтому в прошлой своей жизни он никогда не спрашивал у своих партнерш, имитируют ли они во время секса оргазм. Стонут, и слава богу, а то стыдно как-то получать удовольствие за чужой счет. Возможно, это была его личная слабость, как мужчины, а Бармин стремился изживать свои прежние слабости в этой новой жизни. Однако, так или иначе, но внезапная импровизация, на которую он сподвигнул свою первую жену, не просто ему понравилась, она доставила ему удовлетворение в полном смысле этого слова.
— Вот даже не знаю, что сделать сначала, — сказал он вслух, взяв Ульрику за плечи и поднимая ее с колен, — штаны застегнуть или тебя с пола поднять?
— Решение принято в мою пользу, — улыбнулась кронпринцесса и медленно с неподражаемым изяществом облизала губы. Глаза ее при этом сияли именно так, как и должно быть после хорошего секса.
«Счастливая натура? — спросил себя Ингвар. — Возможно, мне просто повезло!»
— Это точно, — ответно улыбнулся Бармин, поправляя и застегивая брюки. — В твою пользу, ибо ты вне конкуренции.
— Значит, мир? — Заглянула она ему в глаза.
— Я позвал тебя именно затем, чтобы прекратить конфликт, — не стал скрывать Ингвар.
— И минет был запланирован, как акт примирения на твоих условиях? — уточнила Ульрика, балансируя между удовлетворением и разочарованием.
— Чистая импровизация, — откровенно признался Бармин. — Само как-то вышло, и я тебе, Рикке, благодарен не только за то, что это был лучший минет в моей жизни, но и за то, что подыграла.
— Значит, понравилось… — усмехнулась женщина, по-видимому, вполне удовлетворенная его ответом. Усмешка получилась до крайности соблазнительная, но на сегодня им было уже достаточно.
— А разве могло не понравиться? — «удивился» Ингвар. — Ты великолепна, Рикке… когда не делаешь глупостей.
— У нас все может быть хорошо? — не констатация факта, а вопрос. При том очень важный вопрос.
— С чего бы стало иначе? — Вопросом на вопрос ответил Бармин. — Ты красивая женщина, Рикке. Вполне в моем вкусе. И секс с тобой, я думаю, не скоро превратится для меня в рутину. Для тебя, надеюсь, тоже. Между нами нет любви, это факт, но ничто не мешает нам для начала просто подружиться. Как считаешь, можем мы стать искренними друзьями?
— Если закрыть глаза, можно подумать, что ты старше меня, — словно бы, невпопад ответила Ульрика.
— Жить с закрытыми глазами довольно затруднительно, — покачал головой Бармин. — Но ты не ответила на мой вопрос.
— Да, нет, Ингвар, ответила.
— То есть, ты готова признать меня старшим, — сформулировал Бармин то, что, по его мнению, должно было быть произнесено вслух, — я правильно тебя понял?
— Да, Ингвар, — сейчас она уже не улыбалась, а смотрела на него с самым серьезным выражением лица, — ты главный, и это не обсуждается. Я, собственно, за тем к тебе и шла, чтобы помириться. Обрадовалась, если честно, когда ты меня позвал. Даже подарок с собой захватила. Все никак не получалось тебе ее отдать, а тут такой удобный случай.
— Кого ее? — не понял Бармин.
— Варвара сказала, что у тебя все еще нет ни одной наложницы, — объяснила женщина, говоря о пласаже[3], как о чем-то само собой разумеющемся, естественном а, значит, не безобразном. — Вот я и хотела тебе подарить первую наложницу. Но в Гетеборге все было как-то не с руки, и здесь сегодня тоже. Только приземлились, а ты уже убежал по делам.
О том, что Бармин убежал не один, а с Варварой, кронпринцесса благоразумно промолчала, зачем снова нарываться на неприятности, если сама сказала, что пришла мириться?
— Красивая? — поинтересовался Ингвар, просто чтобы не молчать. На самом деле, он все еще переваривал слова своей первой жены.
Наложницы являлись в империи явлением настолько обыденным, что даже обсуждать, вроде бы, нечего. Есть законные жены, которых может быть больше одной, — до семи у язычников и максимум до трех у представителей авраамических религий, — и есть наложницы, часть из которых являются скорее содержанками и конкубинами, тогда как другая часть — настоящие наложницы-рабыни. При этом общественная мораль и закон воспринимают институт наложниц, как должное. Аристократ не имеет возможности жениться на крестьянке или мещанке, — во всяком случае, не может сделать этого без скандала и утраты статуса, — но зато может иметь такую женщину в качестве своей конкубины или, другими словами, легальной любовницы. Совсем по-другому обстоит дело с холопками или купленными, — легально или нет, — рабынями. Эти женщины могут быть только наложницами в самом простом, первоначальном смысле этого слова. Все это Бармин успел узнать за то время, что прошло с его появления в этом мире и в этом теле, но сказать, что он свыкся с идеей эдакого изощренного пласажа, было бы явным преувеличением.
— Красивая? — спросил он супругу, пожелавшую преподнести ему такой странный свадебный подарок.
— На мой взгляд красивая, — пожала плечами Ульрика. — Надеюсь, тебе тоже понравится. Позвать?
«О времена! О нравы![4]» — покачал он мысленно головой.
— Не надо! — остановил Бармин жену. — Успеется. Сейчас поговорим о более важных вещах. Ты слышишь замок?
— Слышу, когда прислушиваюсь, но не могу понять ни слова. Знаешь, будто человек за стенкой говорит. Голос слышно, а слов не разобрать. Но общее настроение уловить можно.
— И какое оно?
— В целом благожелательное, — объяснила женщина. — Еще иногда проскальзывает любопытство. Это все.
— Знаешь, кто из богов благоволит Менгденам?
— Раньше думала, что Джевана[5], - покачала головой Ульрика, — но сегодня ты целый день был занят кумирами Хель, и сейчас я не знаю, что и думать. Богиня мертвых? Серьезно?
— Позволь мне не отвечать на твой вопрос, — взглянул Ингвар в глаза женщине. — Пусть все пока так и остается. Придет время мы это с тобой обсудим, и ты поймешь, в чем тут дело. А сейчас расскажи мне про наложницу.
— Может быть, лучше ее позвать?
— Сначала слова, — усмехнулся Ингвар, — картинка потом.
— Слова? — переспросила принцесса. — Что ж, изволь. Зовут Петра, ей шестнадцать или семнадцать лет, точнее не выяснить. В Швецию попала по цепочке перепродаж из американских колоний, откуда-то с юга. Возможно, из Луизианы. Точнее не скажу. Я перекупила ее у хозяина дорогого борделя в Стокгольме. Не девственница, как ты понимаешь, зато красавица, хорошо обучена своему ремеслу, и не потеряла способности к, скажем так, размножению. То есть, детей рожать может, но пока не рожала. Что-то еще?
— Долго она была проституткой? — поинтересовался Ингвар, немало удивленный выбором своей жены. Он-то думал, что речь идет о какой-нибудь лично свободной, но бедной девушке или, на худой конец, о крепостной крестьянке самой принцессы. И того, что это может быть рабыня, да еще и проститутка, никак не предполагал.
— В Швеции она около полугода, — продолжила между тем Ульрика. — Как раз успела немного выучить шведский и норн. Говорит пока плохо, понимает — лучше. Родной язык — какой-то американский диалект английского, но, если знать классический английский, понять ее можно. Во всяком случае, я понимаю. Что-то еще?
— Ах, да! — вспомнила на ходу. — Она смешанных кровей, но, кажется, обошлось без негров и китайцев. Отец, вроде бы, наполовину маори. Уж не знаю, каким ветром его занесло в Америку, а мать квартеронка с примесью индейской крови. Это все, что она знает. Ну, или говорит, что знает. Фамилии у нее не было, поэтому я записала ее, как Петру Свег. Свег — это мое имение на озере Свегсшён. Теперь точно все! Позвать?
— Подожди! — остановил Бармин Ульрику, направившуюся было на выход. — А что я буду с ней делать?
Вопрос получился так себе, и ответ был ожидаем, — «То же, что и со мной», — хотя Ингвар имел в виду нечто иное.
— Я имел в виду, где она будет жить, на каких основаниях и все прочее в том же роде.
— Об этом можешь не беспокоиться, — успокоила его кронпринцесса. — Я говорила с твоим кастеляном. Мажордом уже распорядился. У Петры будет своя комната в Южном флигеле, где живут слуги, относящиеся к первой категории. Так что в бытовом плане, — жилье, еда и прочие услуги, — все у нее в порядке и, поверь, условия ее жизни явно улучшились по сравнению с тем, как она жила раньше. Ну и я, разумеется, прослежу, чтобы твоя наложница ни в чем не нуждалась. Надо бы ее приодеть и вообще… Она конечно шлюха, но теперь это твоя шлюха, Инг. Ну, так что, позвать?
С того момента, когда Бармин впервые узнал про бытующее в этом мире рабство и про узаконенную торговлю людьми, прошло уже достаточно много времени, и он не то, чтобы привык к этому дерьму, но вынужден был принять ставшие ему известны факты к сведению, поскольку жил теперь в довольно-таки противоречивом и отнюдь не идеальном мире. Здесь действительно творились ужасные, вызывающие омерзение вещи, в особенности неприемлемые в глазах человека из двадцать первого века той реальности, где с рабством, в целом, было покончено еще в девятнадцатом столетии. Впрочем, Игорь Викентиевич, не мог с уверенностью утверждать, что эта новая реальность намного хуже той, в которой он прожил едва ли не семьдесят лет своей первой жизни. Людьми, если быть честным перед самим собой, торговали и в его прежнем мире. Возможно, не настолько откровенно и не в таких масштабах, как здесь, но тем не менее, торговля живым товаром процветала даже в тех странах, которые позиционировали себя в качестве образцов демократии и борьбы за права человека. В Англии, в Германии и в тех же США. Разумеется, полиция и прочие фэбээры с этим явлением активно боролись, — даже кого-то арестовывали и судили, — но как-то так получалось, что искоренить это зло никак не могли. Однако дело не только в работорговле, имелись, увы, и другие различия. В мире Ингвара Менгдена не случилось, например, ни одного полноценного геноцида, и двух мировых войн с десятками миллионов убитых тоже не произошло. Войны, естественно, велись и здесь, — как без них! — но их масштабы были совсем другими. Так что, весь негатив сводился, по сути, к крепостному праву и работорговле.
«Может быть попробовать устроить здесь революцию? — мрачно усмехнулся Бармин. — Должны же здесь быть какие-нибудь коммунисты, или магия не совместима со всепобеждающим учением Маркса и Ленина?»
Впрочем, он знал, что ничего из этой затеи, к сожалению, не получится, потому что один в поле не воин, а он здесь и сейчас именно, что один. Но вот облегчить жизнь конкретных людей, типа той же госпожи Ивановой, занимающейся его финансами, или этой вот его первой наложницы, вполне в силах Бармина. Он хозяин, его право!
А Петра Свег, к слову сказать, и в самом деле, оказалась экзотической красавицей. Тоненькая девушка-подросток, невысокая, с точеной фигуркой и неожиданно большой для ее параметров грудью — на взгляд Бармина, где-то между вторым и третьим размером, — и в довершении образа изящная головка юной Нефертити, смуглая кожа, пышные темно-каштановые волосы и янтарные глаза.
[1] Лофн, или Ловн (Lofn — «утешительница» или «любящая») — в скандинавской мифологии добрая богиня-асинья, которая освящает браки между людьми.
[2] Если кто еще не знает, фелляция — это минет или, говоря по-научному, разновидность орогенитального контакта, вызывание полового возбуждения воздействием ртом и языком на половой член партнера.
[3] Пласаж — общепризнанная негласная система культурных взглядов и норм, которой подчинялись отношения между мужчинами и женщинами в патриархальных колониальных сообществах Новой Франции: белые мужчины брали в официальные жёны белых женщин, но при этом могли одновременно содержать одну или несколько цветных любовниц, которые не были проститутками, а являлись скорее наложницами-конкубинами, так как оставались верны своему господину до его смерти и даже имели от него официально признанных детей (которые, однако, имели меньше наследственных прав, чем законнорождённые дети).
Конкубинат — в древнем Риме незамужняя женщина низшего сословия, находившаяся в сожительстве с мужчиной. Такое отношение, называемое в Римском праве конкубинатом (лат. concubinatus), не было зазорным, но было лишено всех прав, какие имел законный брак.
[4] O tempora! O mores! (с лат. — «О времена! О нравы!») — латинское крылатое выражение.
[5] Девана или Джевана — в западнославянской мифологии богиня, покровительница зверей и охоты. Юная, прекрасная и бесстрашная богиня, Девана, была весьма почитаемая народами, промышлявшими охотой и звероловством.