Глава 5(1)
1. Пятнадцатое декабря 1983 года
Разговор с дедом, — а Бармин был теперь полностью уверен, что это был Карл Менгден или, во всяком случае, его «тень», — форменным образом выбил Ингвара из колеи. Слишком сильное и непростое впечатление произвела на него эта встреча. Слишком актуальными могли оказаться нечаянные дары богини Вар. Но дело, разумеется, не только в этом, а в том, что та часть Бармина, которая оставалась Ингваром Менгденом, — ну или стала им за время пребывания Игоря Викентиевича в этом теле и в этом мире, — испытала от этой странной встречи настоящий эмоциональный шок. Одно дело знать, что у тебя были когда-то мать, отец и дед, и совсем другое — лично встретить одного из них, причем того самого, кто являлся последним подлинным главой рода и погиб задолго до твоего рождения. Игорь Викентиевич и сам не ожидал от себя такого эмоционального отклика, такой невероятной бури чувств. Его буквально захватил шквал сильных, но при этом весьма противоречивых эмоций, так что Бармин не сразу даже сообразил, где он теперь находится, и кто пытается «достучаться» до его перегруженного впечатлениями сознания. А между тем, он находился в своей спальне в замке Усть-Угла и говорила с ним, пытаясь пробиться через внезапно возникшие стены непонимания, его собственная жена — Хельга графиня фон Нойвид. А он стоял перед ней, как громом пораженный, и ничего не понимал. Слова доносились, как сквозь вату, а интонации не «читались» вовсе.
К счастью, это продолжалось относительно недолго. Минуту, максимум — две. А потом сознание Бармина справилось с нагрузкой, и он разом сбросил с себя охватившее его было состояние «отупения».
— Все! — сказал он, с трудом выталкивая из горла первые слова. — Все, Хельга! Угомонись! Я… Я жив, и я не… Я не спятил. Я просто…
«Я просто что? — спросил он себя, постепенно приходя в норму. — Оглушен? Раздавлен? Мешком пыльным ударен по голове?»
— Я в норме, — сказал вслух. — Плесни мне чего-нибудь. Неважно чего, но покрепче.
Он сел на козетку в изножье кровати и стал охлопывать карманы в поисках сигарет, но, разумеется, ничего там не нашел, потому что уже с месяц, как перестал брать их с собой.
— Не помню, — сказал он, поморщившись, — здесь есть где-нибудь сигареты?
— У меня есть, — ответила Ольга, не оборачиваясь, она как раз наливала ему что-то в хрустальный стакан. — Но ты такие не куришь. Они ментоловые.
Ментоловые сигареты он, и в самом деле, не курил. Не любил, что в прошлой жизни, что в нынешней.
— Тогда кликни Марфу, — предложил он устало. — Она принесет.
Марфа Подосенкова происходила из семьи потомственных слуг графов Менгденов. У Ингвара, она работала за честь и за деньги, взяв на себя деликатную роль комнатной служанки в его апартаментах, где кроме самого графа все время крутились его женщины.
В результате, и сигарета нашлась, и коньяк плескался в стакане. Бармин сделал несколько сильных глотков, закурил, затянулся, выдохнул дым, и только тогда Ольга нарушила тишину.
— Что-то случилось?
— Ко мне дед приходил…
— Какой дед? — не поняла женщина.
— Мой дед Карл, — пояснил Бармин.
— Карл Менгден?
— Он самый. — Ингвар сделал еще одну затяжку и снова отпил из стакана.
— Но он же…
— Умер, — кивнул он жене. — Из Валгаллы приходил.
— Это не шутка? — нахмурилась Ольга.
— Такими вещами не шутят, — покачал головой Бармин.
Повисло многозначительное молчание. Пауза, глоток-другой коньяка, еще пара затяжек.
— Очень устал, — признался он наконец. — Никогда не думал, что так может случиться. Вот буквально все силы ушли.
«Наверное, Гамлету тоже было плохо после встречи с тенью отца».
Самому Бармину было, именно что, плохо. И никак не думалось, хотя подумать следовало о многом: и о Силе, и о Мести. Но, похоже, думанье следовало отложить до утра.
— Который час? — спросил он вслух.
— Десять.
Значит, все про все заняло какую-то минуту. Минута в нигде и никогда, а чувствовал он себя так, словно, товарняк в одиночку разгружал.
— Хочешь, чтобы я ушла?
— Да, нет, — покачал он головой. — Оставайся. Но…
Ингвар имел в виду, что не уверен, что сможет соответствовать «высоким идеалам» их отношений, но не договорил. Смутился. И однако же Ольга все поняла правильно.
— Я не расстроюсь, — улыбнулась она Бармину. — Я понятливая. Ванну будешь принимать?
— Только если вместе с тобой, — попробовал улыбнуться Бармин.
Идея ванны ему понравилась. Горячая вода, обнаженная женщина на расстоянии вытянутой руки, — или, и вовсе, на твоих коленях, — и коньячок в плипорции были способны сотворить чудо. Ну или ему так пригрезилось. И кстати о грезах.
— Слушай, Хельги… А что если организовать не ванну, а баню? — спросил он, представив «образ результата».
— А ты дойдешь?
— Думаю, должен.
— Ну, тогда я прикажу Марфе… Но это возьмет время, как ты понимаешь.
— Вот и хорошо, — кивнул Бармин. — Плесни мне еще коньяка, и я пойду пока приму душ. Заодно потренируюсь в ходьбе ногами.
— Ну-ну… — и она оставила его один на один с задачей пройти полтора десятка метров.
Впрочем, вернулась Ольга гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Бармин едва успел доплестись до ванной комнаты, стащил с себя одежду, — комнатного лакея он отправил восвояси, чтобы не отсвечивал, — и встал под душ, пустив воду. А она уже тут как тут, появляется где-то за спиной и задает вполне очевидный в их случае вопрос:
— Ты как?
— Уже лучше.
— Спинку потереть?
— Сам справлюсь.
— Тогда я оставлю тебя, Инг, на пару минут, надо бы к себе зайти, распорядиться о белье и платье на после бани.
— Иди и ни о чем не волнуйся! — не оборачиваясь, махнул рукой Ингвар.
Он все еще был слаб, — голова пустая и ноги ватные, — но уже совсем не так, как, скажем, десять минут назад. «Отдышался» немного. Стал потихоньку приходить в себя. Так и стоял, ни о чем не думая, под горячими струями, потом включил холодный циркулярный душ, выбрав при этом самый жесткий из всех возможных режим. Тонкие и острые, как вязальные спицы, водяные струи ударили сразу со всех сторон, вызвав резкий выброс адреналина и мгновенное «прояснение» в глазах. Кровь закипела, дыхание сбилось, но зато голова очистилась и в мышцах, вроде бы, прибавилось сил, хотя идти вниз, к алтарному залу он все еще не мог. Да и не хотел пока, если честно. Хотелось прежде все обдумать услышанные от деда слова, если конечно это, и в самом деле был дед, и кое-что почитать на эту тему. Например, о князе Нетшине и о том, каким боком он вообще оказался причастен к истории несостоявшегося мятежа. Вот тогда, — скорее всего, не сегодня и даже не завтра, — он и пойдет за «спудом» и «Родовой книгой». Слишком серьезное это дело, чтобы ломиться напролом.
В общем, пока суд да дело, Бармин успел прийти в себя, — все-таки у него был, и в самом деле, невероятно сильный организм, — все хорошенько обдумать и принять самое важное решение на сегодняшний день — не спешить и не делать резких движений. Завершив «омовение», он вышел из-под душа, растерся полотенцем докрасна, испытывая, к слову сказать, вполне достойное называться мазохизмом удовольствие. Набросил банный халат и вышел в спальню, удивляясь, что Ольги все еще нет. Можно было подумать, ей далеко идти или самой собираться в баню. Но ее все еще не было, и Бармин закурил сигарету, плеснул себе еще чуть-чуть коньяка и, позвонив по телефону в буфетную, приказал сварить ему крепкий кофе и подать вместе с подходящими случаю сладостями и коньяком в семейную баню. Сладкого хотелось — просто жуть, а шоколада, как назло, в баре не оказалось.
«Недосмотр, кстати, — отметил Ингвар мысленно. — Надо будет кое-кому «попенять» по голове! Больно!»
О том, что мысль эта насквозь «менгденовская» и ни разу не «барминовская», Игорь Викентиевич сообразил не сразу. Что-то в ней царапнуло, конечно, по краю сознания, но потребовалось какое-то время, чтобы понять, что, как и отчего. Объяснение, однако, лежало на поверхности. Чтобы жить здесь и сейчас, он должен был стать настоящим Менгденом, а не только им казаться. Притворство ни к чему хорошему не приведет. Все равно, рано или поздно спалишься. Поэтому только метод Станиславского, только полное погружение в роль. Что, собственно, с ним, наконец, и произошло.
Обдумывая этот момент, он докурил сигарету и допил коньяк. На повестке дня, таким образом, стояло — «повторить»? Однако, как раз в этот момент в спальню Ингвара вернулась Ольга, и на лице ее имело место весьма необычное выражение. Что-то там явно произошло, — в ее апартаментах, куда она ходила отдавать распоряжения относительно белья и одежды «на после бани», — вопрос только — что именно? Не плохое, это факт. Но и не сказать, что уж очень хорошее. Возможно, странное?
— Что случилось? — спросил он четвертую жену.
— Да, вот не знаю даже, как сказать. И как относиться к этому, тоже не знаю, — покачала головой Ольга так, словно сомневалась в своих собственных словах.
— Звучит многообещающе, — кивнул Ингвар, — но хотелось бы узнать, о чем, собственно, идет речь.
— Я по дороге к себе встретила в коридоре твою шведку …
— Теперь уже нашу, наверное, — поправил Ольгу Бармин.
— Еще нет, но все может быть, — рассеянно заметила женщина, подразумевая, судя по интонации, совсем не то, что имел в виду Бармин.
— Конкретизируй, пожалуйста, — попросил насторожившийся Бармин.
— Она спросила, куда я направляюсь, — начала объяснять Ольга, все еще находясь в каком-то необычном состоянии души, словно бы в сомнении или в раздумье. — Я ответила. Сказала, что собираемся пойти в баню. А она и говорит давайте, дескать, я тоже с вами.
— Ты что стесняешься при ней раздеться или ты предполагала заняться в бане сексом? — прямо спросил тогда Бармин, пытаясь понять суть возникшей проблемы.
— Предполагала.
— Ну, раз так, сказала бы ей прямо, что нет, — пожал Бармин плечами.
— Я и сказала. А она мне в ответ, вот и чудно, мол. Устроим тройничок. В бане самое то.
— Ты не обязана, — успокоил Бармин женщину.
— Я ей сказала, что мы с ней недостаточно близки, чтобы устраивать l'amour de trois[1]. А она мне, типа, ну надо же когда-нибудь начинать. Ты, мол, что, никогда не была с женщиной? А я, Инг, действительно никогда… Как-то не было ни желания, ни повода. А без этого втроем, вроде бы, глупо получится.
— Ну, и все! — махнул рукой Ингвар. — Тебя никто ни к чему не принуждает. И она просто не имеет на это права! Ты такая же жена, как она.
— Это да, — согласилась с ним Ольга. — Но я вдруг подумала, другие-то делают… Ну, Варвара, например, с Дареной…
— Мало ли кто, что делает!
— Знаешь, она меня уговорила. — Произнесено было шепотом, едва слышно. И глаза одновременно зыркнули в сторону. И краска залила щеки…
— Ульрика тебя уговорила? — не поверил своим ушам Ингвар.
— Да, — промямлила в ответ Ольга, — если ты не против.
— Уверена? — спросил тогда Бармин, который был, разумеется, не против, но и настаивать на таких «экзерсисах» не хотел.
— Я нет, — помотала головой Ольга.
— Значит, решено.
— Тогда, пошли, — кивнула женщина. — Там уже, поди, все готово.
Вообще-то, истопить баньку дело небыстрое, но, возможно, там, в их семейной баньке, постоянно поддерживается готовность «№ 1» на случай, если вдруг кому понадобится. Бармин этого не знал, поскольку никогда прежде этим вопросом не интересовался.
— Пошли, — согласился он и вслед за Ольгой пошел к лифту. Баня у них размещалась в цокольном этаже.
Вошли в лифт, — он находился сравнительно недалеко от дверей в покои Ингвара, — спустились на три этажа и вышли в служебном коридоре на отметке «0». Здесь располагались банные покои, являвшиеся той самой «семейной баней Менгденов», небольшой зал с тренажерами, запасной медицинский пункт и вещевые склады Семьи, то есть помещения, в которых хранилось все то, что не помещалось в апартаментах. Вообще-то, в замке было несколько бань, в том числе настоящие термы в римском стиле, правда модернизированные в угоду современности и с элементами восточного хамама, привнесенными в них в XIX веке. Те же банные покои, в которые направлялись сейчас Ингвар и Ольга, были относительно небольшими, — всего из трех помещений, — и функционально напоминали шведскую басту и русскую белую баню. В теплом предбаннике, куда они попали, миновав термоизолирующий тамбур, находились удобные скамьи, табуреты и стол, заставленный сейчас блюдами с легкими закусками, бутылками с вином и кувшинами с квасом, морсом и пивом. Здесь, в обшитом светлым деревом помещении, можно было раздеться и посидеть — голышом или закутавшись в простыню, — за тихим разговором, выпить и закусить. Здесь, учитывая отличную вентиляцию, можно было даже курить, хотя на памяти Бармина, курили здесь редко, да и то чаще кальян, чем сигары или сигареты.
Впрочем, сейчас Бармин в табаке и алкоголе не нуждался, — успел накуриться, да и выпил порядочно, — зато быстро восстанавливающий свои кондиции организм остро чувствовал потребность в женщине. Поэтому сбросив халат, Ингвар тут же взялся за извлечение Ольги из скрывающих ее божественное тело одежд. Дело это ему нравилось еще в его прежней жизни. Черт его знает отчего, но он предпочитал раздевать женщину сам, хотя никогда не отказывался от полноценного стриптиза. Было в этом действе что-то невероятно возбуждающие. Не просто эротика, а полноценная прелюдия к нерядовому сексу. Увы, в жизни Игоря Викентиевича таких случаев было до обидного мало, в особенности, после того, как он женился. С женой они чаще всего встречались уже в постели, когда «для снять» на ней оставалась обычно одна лишь ночнушка. Максимум — ночнушка и трусики, и то, только если у супруги было игривое настроение. Сейчас же на Ольге было более чем достаточно одежды: шерстяной кардиган, платье, шелковая комбинация, пояс с чулками, не говоря уже о туфлях, и, разумеется, кружевные бюстгальтер и трусики. Что называется, снимай — не хочу! Ну, Бармин и наслаждался, раздевая женщину «тряпочка за тряпочкой», медленно и со вкусом, по ходу дела, касаясь ее тела тут и там, оглаживая округлости и целуя особенно понравившиеся ему места. Причем, чем дольше он этим занимался, тем сильнее хотел Ольгу, да и она уже, считай, поплыла. Дышала тяжело и хрипло, и даже постанывать, вроде бы, уже начала. И вот как раз в тот момент, когда руки Бармина дошли наконец до черных кружевных танга[2], - а «либидо»[3] готово было пойти из ушей паром, — в предбанник пожаловала герцогиня Сконе.
За спиной Бармина открылась и закрылась дверь в тамбур, затем последовала короткая пауза, — пара мгновений, потребовавшихся Ульрике Катерине, чтобы оценить обстановку, — и вот уже, преодолев в пару шагов расстояние, отделявшее ее от Ингвара и его четвертой жены, кронпринцесса зашла Ольге за спину и, прижавшись к ней всем телом, включилась в игру: стала ласкать кончиками длинных пальцев только-только освободившуюся от бюстгальтера грудь. Бармин этого не видел, скорее угадывая движения своей первой жены. Он в это время уже стоял на корточках, медленно стягивая трусики по бедрам женщины и сопровождая их движение догоняющими поцелуями в низ живота, в гладко выбритый, вернее магически эпилированный лобок, в сладкую складку — туда, где начинается бедро. И оторвался он от этого занятия только добравшись до колен, перецеловав которые, он отстранился, чтобы увидеть во всей красоте дело рук своих. Увидел, восхитился открывшимся перед ним видом, а тут и Ольга оперлась ему на плечи, чтобы окончательно освободиться от «пут» на своих великолепных, можно сказать, безукоризненных ногах.
— Ох! — выдохнула она, отбрасывая ногой ставшие вдруг ненужными трусики и сжимая пальцами плечи Ингвара, все еще остающегося в «нижней стойке».
— А меня? — подала голос первая жена. — Меня тоже разденешь или самой придется мучиться?
— Я… — дрожащим голосом ответила ей Ольга, хотя вопрос был явно адресован не ей, а Бармину. — Я сама тебя… раздену… Если не возражаешь!
Говорить Ольге было трудно, но она все-таки с этим справилась.
— Почту за честь, — улыбнулась Ульрика Катерина.
— Чур, я тогда, буду на это смотреть, — усмехнулся Бармин, который, на самом деле, предпочел бы, чтобы одна из его жен, ну или обе две по очереди, утолили его страсть губами и языком, но он был интеллигентным мужчиной и решил немного подождать, тем более, что зрелище предполагалось весьма любопытное, а отсосать они могут и позже. Вечер в самом разгаре, и это, ничего не говоря еще про ночь.
Он встал в полный рост, отшагнул назад, бросив короткий взгляд вниз, на свое «восставшее мужское естество», и, оставшись довольным увиденным, посмотрел на женщин. Нагая Ольга как раз начала разворачиваться лицом к Ульрике Катарине, и Бармин счел за лучшее отступить от них к дальней стене, — чтобы смотреть было удобнее, — уселся на табурет и, протянув руку к столу, взял, не глядя, первую попавшуюся бутылку. Оказалось, он выбрал вполне удачный для бани паллиатив[4]: не вино и не водка, а просто крепкое пиво в полулитровой бутылке темного стекла с бугельной пробкой[5].
«Матвеевское крепкое», — прочел Бармин и попытался вспомнить, что это за пиво. Но думать было сложно — отвлекали ласкающиеся женщины. Впрочем, он все-таки вспомнил. Это пиво было похоже и по цвету, — бронзовый, — и по крепости, и по способу приготовления на то, что в его прошлой жизни называлось Пейл эль[6]. Однако ни выпить пива, ни насладиться сценой лесбийского секса не удалось. Бармин только и успел, что открыть бутылку, а кронпринцесса избавиться от бюстгальтера, когда дверь открылась и к ним в предбанник ввалилась целая толпа сильно выпивших женщин.
— Ой, а чем это вы тут занимаетесь? — «удивилась наивная» Елена, Дарена прыснула в кулачок, а Мария обратила внимание на то, на что и надо было им всем сразу посмотреть.
— Ого! — сказала она. — А стоит-то как!
— Ну, вы и живодерки! — с укоризной посмотрела она на Ольгу и Ульрику. — Вы что совсем без понятия? У мужика стоит, а они лижутся, понимаешь!
— А давайте, я ему помогу! — вызвалась осмелевшая в последнее время Дарена.
— А ты ему как помогать собралась? — поинтересовалась Елена. — Верхними губами или нижними?
Девки заржали, — судя по всему, выпито было более чем достаточно, — и Бармин решил, что теперь — «только мыться». Заниматься сексом у всех на глазах, да еще и с комментариями, советами и замечаниями, — а по-другому, похоже, и быть не могло, — ему не хотелось. До такого разврата он пока не дошел.
— Цыц! — сказал он веско, заставив женщин замолчать. — Раздевайтесь, и будем мыться. Секса сегодня не будет, только стриптиз.
В результате, с сексом этим вечером ничего у него не вышло, — сам отказался, — но зато обнаженки Бармин увидел столько, что кто другой слюнною мог бы захлебнуться. И лесбийский секс, но маленькими порциями, тоже имел место быть. Совсем по чуть-чуть, скорее для красоты, чем для удовольствия. А также из хулиганских побуждений, на пьяную «бабью» голову и из «детского» любопытства. Однако, Бармин, в любом случае, не прогадал, потому что не все в жизни сводится к сексу, вернее, к половой близости. Наряду с инстинктом размножения и связанными с ним наслаждениями, существует ведь и эстетическое чувство, а пять нагих красавиц, истекающих потом в сухой сауне — это просто красиво. И «набиться» с ними вместе в довольно-таки маленький бассейн тоже было интересно и приятно, тем более, что в той толчее, суете и веселой неразберихи, которая заполнила собой неглубокое и неширокое пространство, кто-то добрый, — и Бармин даже знал кто этот «кто», — великодушно разрядил его готовый рвануть от напряжения ствол. Не то, чтобы никто не обратил на это внимания, но как воспитанные люди, все присутствующие сделали вид, что ничего не происходит. Мало ли чья рука где находится и чем занята. А рука у Дарены, к слову сказать, была маленькая и, судя по всему, делала она это впервые, но все у нее получилось просто на «ять», и растроганный ее заботой Ингвар даже поцеловал свою пятую жену в губы. В связи с обстоятельствами, — хохочущая куча-мала голых баб, — поцелуй вышел недолгий и без фанатизма, но Дарена его оценила правильно и от этого буквально расцвела. Так что Бармин, не смотря даже на случившийся реприманд[7], а, может быть, напротив, именно благодаря устроенному женщинами сюрпризу, коллективным походом в баню остался доволен, даже при том, что спал в этот день в одиночестве…
[1] L'amour de trois — любовь втроем, тройничок, быть третьим в постели.
[2] Для тех мужчин, кто не знает: танга (англ. thong «полоска кожи, ремень») — разновидность мини-трусов, используемых как нижнее бельё или купальник: состоят из одного или двух треугольников с узкой соединительной полоской на бёдрах, в виде полоски ткани или резинки.
[3] Либидо (лат.) — похоть, желание, страсть, стремление, одно из основных понятий психоанализа, разработанных Зигмундом Фрейдом для описания разнообразных проявлений сексуальности. Оно обозначает некую специфическую энергию, лежащую в основе полового влечения.
[4]Паллиатив — не исчерпывающее, временное решение, полумера.
[5]Бугельная пробка — крышка для бутылок и банок, удерживаемая с помощью рычага, позволяющего без больших усилий плотно закупоривать и откупоривать бутылку или банку.
[6] Пейл (Pale Ale) — светлое пиво бронзового оттенка, которое содержит небольшое количество углекислоты. Чаще всего созревает в бутылках. Имеет горьковато-пряный привкус.
[7] Реприманд — устар., разг. неожиданность, неожиданный оборот дела.