74214.fb2
- Я говорю для того, чтобы вы вели себя достойно вашему положению и не выбегали навстречу своему лакею.
- Да разве Тарас Маркелыч лакей? Что вы, Зинаида Петровна! Я его шибко уважаю.
Митьке стало даже как-то обидно за Суханова. В его представлении с лакейством было связано что-то трактирное, унизительное. Нетерпеливо посматривая на дверь, он тихо, с упрямством ребенка добавил:
- Никакой он не лакей, а управляющий, всеми нашими приисками распоряжается.
- Не то я хотела сказать, Дмитрий Александрович, - спохватилась хозяйка, заметив на лбу гостя сумрачные складки. - Вам уже пора свою прислугу завести. Она и будет вам докладывать, кто и зачем пришел.
- Примерно как у вас или Доменова? - задумался Митька. - Вот уж женюсь, там видно будет. Пока еще не привычно как-то. Вы уж нам пособите.
- Я сказала, что буду вашим добрым другом и советчиком. Положитесь на меня.
- Спасибо. Только я очень буду просить вас... Не пущайте сюда брата, он снова канительство заведет... Сами видели, какой он ералашный человек...
- Не пустят. Я прикажу, - улыбаясь, проговорила Зинаида Петровна. Митька не знал, что Иван давно уже сидел в ее комнате и она уговаривала его помириться с братом и поскорее сыграть свадьбу.
Митька бросился обнимать вошедшего Тараса Маркеловича, но тот осторожно его отстранил. Степенно, по-хозяйски отодвинул кресло, повернул его спинкой к письменному столу и, покрякивая, втиснул свое крупное тело между ручек. Широкобородое, скуластое лицо Тараса Маркеловича было суровым, но из-под густых бровей умно и проницательно поблескивали глаза.
Тарас Маркелович смотрел на Митьку строго и выжидательно, словно любуясь его подавленным состоянием, без слов говоря: "Хорош герой".
- Слава богу, что пришел, дядя Тарас. Я сам собирался за тобой послать, да не успел, - отрывисто, с волнением сказал Митька, предчувствуя, что разговор будет тяжелый, неприятный. И тут же невпопад спросил: - Как на Шихане-то? Идет работа?
Вместо ответа Тарас Маркелович в упор посмотрел на Печенегову, будто спрашивая: "Когда ты, барынька, перестанешь теребить кисти своего халата и уйдешь отсюда?"
- Пошто, хозяин, родной-то дом мимо проскочил, позволь спросить?
От такого вопроса Митьку передернуло.
- Ладно, Тарас Маркелыч, об ефтом потом потолкуем. У меня своя башка на плечах. Я сам себе хозяин. Ну, заехал!.. Позвали люди добрые, вот и заехал.
- А дальше-то как? - искоса посматривая на Митьку, спросил Суханов. Как дальше будем жить?
- Да уж как-нибудь проживем, - не поднимая головы, отозвался Митька.
Зинаида Петровна с удовлетворением отметила, что советы ее подействовали, и, по-видимому, этот рыжий казачок еще покажет зубы. Однако чувствовала она себя неловко. Этот старик с хитрыми, медвежьими глазками, как будто не замечающий хозяйки, раздражал ее своей скрытой, внутренней силой. Он как-то невольно заставил ее насторожиться.
- Нам, Митрий Лександрыч, надо поговорить с тобой наедине, - веско произнес Суханов. - Вы уж извините, хозяйка... Тут дело серьезное, семейное... Может, Митрий, на прииск поедем, там потолкуем?
- Покамест никуда не поеду. Сказывайте... Зинаида Петровна нам не помешает. Ей все известно, - нерешительно произнес Митька, но по его глазам было видно, что ему тоже хочется остаться вдвоем с управляющим.
- Ничего, я выйду, - быстро проговорила Печенегова и, вызывающе тряхнув головой, покинула кабинет.
- Вот что, Митрий, - после минутного молчания начал Тарас Маркелович, - разговор у нас будет, как у отца с сыном, если позволишь.
- Ругайте, дядя Тарас, только поскорее, - мрачно проговорил Митька.
- Из ругани тоже не всегда толк выходит... А тут коротко не отделаешься...
Суханов наклонился, сунул руку за голенище сапога, вытащил измятое письмо, разглаживая его на коленке, продолжал:
- Ты хоть, парень, и ерепенишься, а в жизни-то ты еще несмышленыш... Как жеребенок-стригунок сорвался с прикола - хвост метелкой и пошел по хлебам скакать... Не столько съел, сколько вытоптал. Как ошалелый через голову кувыркаешься... Сам не понимаешь, какого ты наделал изъяну. Делу навредил, мать родную обидел, брата...
- Ты мне, Тарас Маркелыч, про брата не толкуй, - вскипел Митька. Сколько он меня кнутом порол!
- Мало порол, - коротко отрезал Суханов.
- Значит, и ты за этого живоглота заступаешься! А не он ли меня обмануть хотел? Землю украдкой продал! И еще обманет. Это уж я наперед знаю.
Митька гневно топнул ногой и вплотную подошел к управляющему.
- Жить с ним вместе я больше не стану! А прииск делить будем. Вот мое последнее слово. Я инженера привез. Будем с тобой работать, Ивашку из дела вышибу! Я нашел золото. Ты мне будешь хошь за брата, хошь заместо родного отца. Я тебя с ног до головы озолочу!
- Спасибо, хозяин... Но только меня, Митенька, золотить не надо, я уж давно позолоченный... Ты слушай и не перебивай. Сам бывал богат, да не один раз... Только не за богатством гонюсь, а оно за мной по пятам шляется... Бывали такие дела! Золотишке я давно настоящую цену знаю! Мы с отцом не один год в глухой тайге, как звери, жили. Сверкнуло - намыли. Как-то надо было идти семьсот верст по непроходимым местам. Отец не выдержал - умер от голоду и лишений...
И рассказал Суханов Митьке, как он, похоронив отца, чуть живой пришел в ближайший порт на Енисее и сел на пароход "Пермяк".
Восемнадцатилетний золотоискатель прошел прямо в буфет. На нем были огромные, растоптанные валенки, косматая шапка из черного енота. Поставь такого на бахчу заместо чучела - птицы за версту будут облетать.
- Жрать! Да побыстрее! - прохрипел изголодавшийся Тараска.
- Сию минуточку-с! - Официант торопливо вытирал тарелки и ставил их на стол; наклонившись к уху, трепетным голосом спросил: - Какими-с платить будете?
- Как какими? Обыкновенно! - Сунул руку под шубу и высыпал на тарелку, как горох, целую горсть желтеньких "таракашек". - Всех угощай! Поминки справляю: отца в тайге оставил.
- Пожалста... слушаюсь... - ворковал официант, гремя бутылками и подносом.
Пили все, начиная с поваренка и кончая капитаном. Пили день, пили ночь и весь следующий день. Допились до того, что капитан разрешил Тараске командовать пароходом.
Тараска знал одну-единственную команду: "Отдать якорь!" - которая и была моментально выполнена.
Под истошные крики "ура" "Пермяк" остановился напротив какой-то деревушки. Разгулье продолжалось. Над рекой висело медноголосое эхо пьяных выкриков и пароходных гудков. Сначала труба лениво дымилась, но к вечеру машина заглохла. На пароходе к этому времени все спали мертвецким сном.
- Что это пароход посреди реки стоит? - спросили у мужиков приехавшие в деревню стражники.
- Стало быть, надо, коли стоит, - уклончиво отвечали мужики, успевшие побывать на пароходе и угоститься.
Стражники сели в лодку и отправились на пароход - узнать, что случилось.
На палубе раздавались храп и пьяное бормотанье.
- Это што ж такое, а? - спросили стражники у проснувшегося поваренка.
- Упились вдрызг, - тараща глаза на представителей власти, промычал поваренок. - Вот он якорь велел отдать, - поваренок указал рукой на Тараску, спавшего полусидя в камбузе.
- А капитан где? - спросил стражник.