Постановили созвать всероссийский сионистский съезд и провести его в Москве. Некоторые называют этот съезд конференцией, другие — совещанием, но так или иначе это был первый всероссийский слет сионистов после Седьмого съезда в мае 1917 года в Петрограде.
Московская конференция собралась 20 апреля 1920 года при участии 90 делегатов и 19 гостей. В президиум были избраны профессор Цви Белковский, Эфраим Барбаль, д-р Юлиус Бруцкус, инженер Ицхак Виленчук и раввин Яаков Мазе.
Два дня заседания проходили беспрепятственно, но 23 апреля, во время послеобеденного пленарного заседания под председательством Ицхака Виленчука, в зал вошли чекисты (среди них — еврейская девица, в прошлом бундовка) вместе с вооруженным отрядом из 50 человек.
Забрали всех присутствующих, и делегатов и гостей. Домой отпустили только престарелого раввина Мазе. Арестованные под конвоем чекистов шли по улицам Москвы с пением Хатиквы и в сопровождении огромной толпы.
Их доставили прямо в ЧК. Бруцкус предъявил копию решения ВЦИКа, удостоверявшего, что сионистская партия не является контрреволюционной. Бумага была прочитана и возвращена Бруцкусу с замечанием:
«Да, но вы не получили специального разрешения на собрание». Бруцкус ответил: «По советским законам легальная организация может собираться без специального разрешения».
Раздался смешок: «Вы знаете законы, но еще не знаете порядков в ЧК. Посидите и познакомьтесь». Сионистов посадили в знаменитые Бутырки, и ЧК объявила, что Сионистская организация является контрреволюционной и что в помещении партии найдены шашки пироксилина.
Их продержали под арестом несколько месяцев. Большинство было постепенно освобождено, а 19 человек, наиболее активных, были приговорены, без суда, к принудительным работам, от шести месяцев до пяти лет.
Но как раз в это время, по поручению американского Джойнта, в Москву прибыли два представителя еврейского рабочего движения, Гарри Фишер и Макс Файн, и начали добиваться освобождения заключенных.
Незадолго до их приезда в «Известиях» появилось опровержение сионистского Центра по поводу якобы обнаруженного в его помещении пироксилина. Сам факт, что опровержение это напечатали, свидетельствовал, что советская власть не готова поддержать злобный и глупый вымысел ЧК.
Все осужденные были помилованы, но с условием, что дадут подписку о полном отказе от дальнейшей сионистской работы. Тем самым сионизм в Советской России фактически был объявлен вне закона. Начались массовые обыски и аресты сионистов, и тысячи их были отправлены в ссылку. Сионистски настроенные студенты изгонялись из высших учебных заведений как «чужеродный и нежелательный в идеологическом смысле элемент».
Ш. Гепштейн рассказывает в своих воспоминаниях, что в те дни встретил в Москве своего бывшего сокурсника архитектора А., старого большевика, с которым у него были хорошие личные отношения. Гепштейн изложил ему все, что пришлось претерпеть ему самому и остальным сионистам, и А. Посоветовал в ответ:
«Вам, сионистам, надо рискнуть и сыграть ва-банк, то есть обратиться к Ленину. Все зависит, в конце концов, от него. Я советую действовать через Горького».
Гепштейн вспомнил, что в свое время Горький проявил доброжелательное отношение к сионизму, и обратился к нему через одного из его приближенных. Горький пообещал Гепштейну поговорить с Лениным о разрешении сионистской деятельности.
Через несколько дней Горький передал ему содержание состоявшейся у него с Лениным беседы, итоги которой оказались достаточно печальными.
Ленин категорически заявил Горькому, что к сионизму он относится крайне отрицательно.
Во-первых, — сказал Ленин, — национальные движения реакционны, ибо история человечества есть история классовой борьбы, в то время как нации — выдумка буржуазии; и потом, главное зло современности — государства с их армиями.
Государство является орудием, с помощью которого меньшинство властвует над большинством и правит всем светом. Основная задача — уничтожение всех государств и организация на их месте союза коммун. Сионисты же мечтают, как бы прибавить еще одно государство к уже существующим…
Это мнение Ленина о сионизме, высказанное в беседе с Горьким, служит еще одним подтверждением тому, что Евсекция не могла бы действовать против сионизма, не будь на то воля большевистской власти.
Ввиду гонений на сионизм и сионистов в Советской России всемирное сионистское руководство решилось на попытку достигнуть соглашения с советской властью, которое облегчило бы участь российского сионистского движения.
Эта миссия была поручена члену Комитета делегатов д-ру Д. Идеру, из английских сионистов, приехавшему с этой целью в январе 1921 года в Петроград.
После устных переговоров с народным комиссаром по иностранным делам Г. Чичериным, Идер направил ему 5 февраля меморандум, где, в частности, говорилось: сионистское движение не вмешивается во внутренние дела Советской России и, тем не менее, работа в пользу Палестины и еврейской культуры полностью парализована.
Идер просил Чичерина: разрешить деятельность сионистских учреждений и эмиграцию в Палестину, хотя бы в самых скромных размерах, не более 5 тысяч человек в год; позволить русским сионистам участвовать во Всемирном Сионистском конгрессе осенью 1921 года (Двенадцатый конгресс в Карлсбаде); дать возможность ему (Идеру) выступить с докладом на собрании сионистов с аудиторией в 200–300 человек о положении в Палестине; разрешить ему издать за свой счет в виде брошюры текст этого доклада для распространения исключительно среда российских сионистов («конечно, после проверки, как это положено, цензурой»).
На меморандум Идера Чичерин ответил 10 февраля 1921 года: в России евреи свободны, как нигде в мире. Они сами решают свои дела. Если же имеются преследования определенных групп и учреждений, то такова воля большинства среди самих же евреев.
Учить иврит у себя на своей частной квартире никому не воспрещается. А что касается разрешения сионистских организаций, то ведь существуют две такие партии: социал-демократическая партия Поалей Цион и коммунистическая партия Поалей Цион, и они вправе вести агитацию в пользу Палестины. Они могут также посылать своих делегатов и на сионистский конгресс, но этот вопрос никогда ими не ставился…
Власти наказывают не за сионизм, а за преступления и нарушения советских законов. Что до эмиграции еврейской молодежи в Палестину, то рабочая сила нужна здесь, на месте, и, кроме того, есть затруднения с транспортом.
Лицемерие и цинизм этого ответа Чичерина не требуют комментариев.
Покидая Россию, Идер в письме к Чичерину от 15 февраля выразил благодарность за оказанное ему гостеприимство. Вместе с тем он отверг доводы комиссара по иностранным делам.
Миссия Идера в 1921 году оказалась, пожалуй, более неудачной, чем аналогичные миссии Герцля в 1903 году и Вольфсона в 1908 году в эпоху Николая II, ибо новая Россия, с точки зрения общественных свобод, проявила себя еще более жестокой, чем царская.
Отныне для русских сионистов наступила эра подполья. Но ветеранам движения нельзя было долго действовать таким методом, потому что они были слишком известны властям. И, тем не менее, они еще несколько лет работали нелегально, невзирая на то, что большинство их было очень пожилыми людьми, неприспособленными к работе в подполье. Им оставалось, таким образом, либо эмигрировать, либо укрыться в глубинных просторах России, подальше от ее центров. Начиная с 1926 года тяготы нелегальной сионистской работы приняли на себя представители молодого поколения, принадлежавшие в большинстве к рабочему сионистскому движению с его разными организациями и течениями.
Лидеры российского сионизма и его деятели-ветераны, которым удалось покинуть пределы России в начале 20-х годов, эмигрировали, в основном, в европейские центры — Берлин, Париж, Лондон, и лишь малое число приехало в Эрец-Исраэль.
Правда, с течением времени в Страну они прибыли почти все, но в первые годы эмиграции большинство осело в Западной Европе и образовало два центра: в Лондоне и Берлине. Многие лидеры российских сионистов включились в политическую деятельность Всемирной сионистской организации. Эту свою работу они продолжали до утверждения Лигой Наций британского мандата на Палестину, т. е. до 1922 года. Они создали в Берлине особое объединение, куда вошли все сионисты из России, проживавшие в Западной Европе.[22]
Ш. Гепштейн (умер в Стране) рассказывает в своих воспоминаниях об одном из собраний российских сионистов в Берлине весною 1922 года, где Л. Моцкин, ветеран российского сионизма, сподвижник Вейцмана и Соколова, доложил о положении дел с британским мандатом. Обзор Моцкина был оптимистичным, но в заключение он сказал: «И все-таки не исключено, что в Лиге Наций мандат не утвердят». Встревоженный этим замечанием Моцкина, Гепштейн спросил его:
«Но что же тогда будет с нами, российскими сионистами, ведь покинув Россию, мы сожгли за собой все мосты?» Моцкин ответил: «Менее всего меня беспокоят именно русские сионисты. Если дело провалится, они поведут борьбу заново. В моей жизни я трижды заново брался за сионизм: во времена Ховевей Цион, на Первом конгрессе с Герцлем и теперь — с Вейцманом. Если нас постигнет неудача — начну в четвертый раз».
И Гепштейн заканчивает свой рассказ: «К счастью, ему Моцкину не пришлось начинать все заново, в четвертый раз: 24 июля 1922 года Лига Наций утвердила британский мандат на Палестину».
После неудачи миссии д-ра Идера в Петрограде в 1921 году, когда он от имени всемирного сионистского исполкома вел переговоры с наркомом по иностранным делам Чичериным о разрешении работы в Советской России в пользу Палестины, для русских сионистов настала эпоха подполья.
Еще незадолго до этого (в 1920 г.) в Москве было создано Центральное сионистское бюро во главе с Элиэзером Чериковером, которое приняло на себя руководство нелегальной сионистской деятельностью на всей территории России взамен сионистского Центра в Петрограде, вынужденного, по условиям режима, прекратить работу.
Кроме Чериковера, в Центральном бюро активно работали профессор Цви Белковский, Саадия Гольдберг, д-р Арье Быховский, Моше де-Шалит и другие. Секретарями бюро поочередно были: Залман Сеглович, Арье Ценципер (Рафаэли) и Менахем Ривлин.
Ввиду того, что по приказу советских властей были закрыты все сионистские газеты, бюро начало тайно выпускать информационный листок, печатавшийся на пишущей машинке. Он распространялся по всем российским отделениям и содержал сведения о том, что происходит в Эрец-Исраэль и во всемирном сионистском движении. Листок, равно как и письма, не рассылался по почте, а доставлялся специальными связными, которые, при своем возвращении в Москву, привозили в Центральное Бюро информацию о положении в отделениях. Так, с помощью странствующих инструкторов, Бюро поддерживало связь с движением в стране. После того как значительной части активистов удалось выбраться из России и уехать в Эрец-Исраэль, в Центральном бюро в Москве остались только три человека, продолжавших тайно руководить делами движения: профессор Цви Белковский, С. Гольдберг и д-р А. Быховский (в 1924–1925 гг. они также уехали в Эрец-Исраэль).
В 1922 году Бюро провело в Москве два всероссийских сионистских совещания: одно 30 апреля и второе в конце года. Бюро также вело большую работу по отправке в Эрец-Исраэль евреев из числа репатриантов — уроженцев Польши, Литвы, Латвии и Эстонии, которым разрешили вернуться из России в свои страны. Бюро находилось в контакте с центром Хехалуца и заботилось о получении в английском консульстве палестинских виз для халуцим. Кроме того, Бюро основало эмиграционный фонд для оказания материальной поддержки отъезжающим олим и халуцим.
В марте 1924 года члены Центрального бюро были арестованы. Их ждала ссылка в административном порядке в Среднюю Азию, но ее удалось избежать: для них раздобыли разрешения на въезд в Палестину, и, по их просьбе, ссылка была им заменена высылкой из России навечно.
Массовые гонения на сионистов из года в год усиливались и наказания все более ожесточались.
Только за одну ночь на 2 сентября 1924 года в 150 населенных пунктах по всей России было арестовано около 3 тысяч сионистов. Аресты продолжались и после. Вместе с тем власти отказались от показательных процессов над «контрреволюционерами с еврейской улицы», так как убедились, что симпатии еврейской широкой публики оказываются именно на стороне обвиняемых и судимых сионистов. Поэтому судебное следствие и вынесение приговора происходило за закрытыми дверьми.
В большинстве случаев сионистов приговаривали к сроку от трех до десяти лет принудительных работ в лагерях, сначала в центральной России, а позднее в Сибири, на Урале, в Киргизии, Средней Азии, а также на Соловецких островах, где суровый климат и ужасные условия содержания постепенно физически убивали заключенных.
Эта волна преследований нанесла тяжелый удар подпольному сионистскому движению, состоявшему, начиная с 1925–1926 годов, в основном из течений трудового сионизма (сионисты-социалисты, Цеирей Цион и связанные с ними молодежные организации).
Тем не менее движение не было сломлено. В то время как остальные старые социалистические организации, русские и еврейские, фактически прекратили свое существование из-за преследования властей, сионистско-социалистическое движение отличалось смелостью действий своих организаций и союзов, их публичными и нелегальными выступлениями, как, например, массовыми демонстрациями, распространением листовок в тысячах оттисков и т. д. (Такой факт, в частности, был авторитетно засвидетельствован в свое время Ицхаком Виленчуком, одним из руководителей Цеирей Цион, в меморандуме Центру Хапоэль хацаир от 15 апреля 1926 года.).
Это вызывало немалое раздражение у тоталитарной власти и ее подручного, специалиста по «еврейскому вопросу», — Евсекции.
Власти пытались по возможности расколоть движение изнутри и деморализовать его ряды. Обманом и принуждением они старались выудить у заключенных, особенно у членов молодежных организаций, письменное раскаяние в своих прошлых действиях и заявление, что они решили порвать с сионизмом. В тех случаях, когда ГПУ это удавалось после обещания, что подписка об отходе от сионизма не будет предана гласности, эти заявления с шумом публиковались в газетах. Такая практика властей не раз приводила к самоубийству обманутых следователями юношей и девушек.
Но патриоты в сионистском рабочем движении самоотверженно продолжали борьбу, невзирая на все опасности, и место тех, кого забирали, бросали в тюрьмы и ссылали, заполняли другие. Так продолжалось до конца 20-х и начала 30-х годов, когда сионизм как активное движение был окончательно подавлен.