В конце концов Володя поставил точку в своих душевных терзаниях, твердо сказав самому себе: "За скрипкой я к Переделко не пойду. Пусть остается у него вместе с этим бредовым, дурацким письмом и чертежом. Что касается паники в концертном зале, то пусть не сочиняет этот издерганный музыкант-невротик о каком-то там парении под небесами. Он, я понял, коньяк очень даже уважает, а таким людям ещё не то может померещиться, тем более в состоянии экстаза, во время игры. В зале был газ, неслучайно зрители ощутили его. Нервно-паралитический, какой-нибудь хлор или фосген. Маркевич его тоже нанюхался, вот и свалился на сцене. Все, за скрипкой не иду! Пусть на ней сам Переделко и играет".
Утром, когда родители ушли на работу, Володя, решивший вести новый, свободный от забот образ жизни состоятельного человека, первым делом вышел из дома и в соседнем супермаркете накупил себе всякой всячины к завтраку. Если мама ему обычно оставляла кашу, яйцо, стакан молока с булкой, то теперь на столе лежала прекрасная ветчина, гусиный паштет, охотничьи колбаски, дорогущий голландский сыр, стояла коробка апельсинового сока, который Володя вознамерился выпить с тремя пирожными. Включив магнитофон, вымыв руки и заткнув за ворот салфетку, он принялся уплетать за обе щеки продукты, являвшиеся в их квартире деликатесами, и душа Володи воспарила к небесам от блаженства, испытываемого его телом.
"Музыка - такая туфта, классическая конечно, - думал Володя, очень довольный жизнью, постукивая в такт звучащему року вилкой по тарелке и с удовольствием жуя колбаски и все остальное. - Кого она может сейчас тронуть? Все, кто слушает этих скрипачей, виолончелистов и прочих трубачей, просто притворяются. Им хочется казаться эстетами, не такими, как все, а волновать классика может только самих музыкантов, хоть и они выходят на сцену только ради денег, да ещё потому, что хотят власти над людьми, как говорил Переделко. К черту классику! Да здравствует рок!"
Звонок, прозвеневший в прихожей, Володя за грохотом рока и не заметил поначалу, но сигнал раздавался несколько раз настойчиво и призывно, поэтому Володя, наконец услышав его, с набитым едой ртом побежал открывать, не выключая магнитофон.
- Кто там? - спросил он, не открывая двери, - так приказывали поступать отец и мать, когда их не было дома. - Что, Климову письмо, Владимиру? Заказное из музея? Сейчас открою!
Володя находился сейчас в таком благодушном настроении, что забыл о всех предостережениях родителей, и поэтому, когда дверь после поворота замка резко ушла на лестничную площадку и в прихожую один за другим, как в свою квартиру, смело вошли три крепких парня, и последний из них с улыбкой закрыл дверь на замок, благодушие мигом покинуло Володю. Он, с оттопыренной едой щекой, так и остался стоять у входа, часто моргая глазами.
- Кто вы? - прогундосил он, не в силах проглотить кусок.
- Мы? - весело спросил самый высокий парень с широким, как сковорода, лицом. - Мы - твои друзья, Вова, потому что тоже любим музыкальные инструменты. Разреши пройти?
Володя кивнул, но его согласия совсем и не требовалось, потому что незнакомцы смело прошли на кухню, расселись вокруг стола на табуретах, и широколицый, оглядев стол, сказал:
- О-о, круто живешь! Дай-ка и нам, Вова, чего-нибудь в шкаф забросить.
Не дожидаясь разрешения, все трое принялись усердно "забрасывать в шкафы" Володины деликатесы. В ход пошли стаканы, по которым разлили янтарный апельсиновый сок, и вскоре вслед за колбасками, паштетом и сыром в "шкафы" отправились и все три пирожных.
- Во как вкусно! - потирая ладонью о ладонь, сказал широкомордый. Будто лист жуешь капустный! Мы твои, Вова, замашки одобряем - когда есть бабки, нужно есть, и есть вкусно. Бабок не станет, будешь лапу сосать и вспоминать. Но заработанных на нашем чуваке бабок тебе, Вова, даже при таких крутых тратах надолго хватит, а вот мы на голяк сели, да-а...
Володя, стоявший напротив парней, с ужасом думал: "Кто они? Что им нужно от меня? Что за чувак, на котором я заработал деньги? Неужели охранник Серега! Ну да, конечно! Вот как меня подставил Кошмарик! Сам смотал, а мне разбираться с этими бугаями надо!"
- Чего я вам плохого сделал? - принимая тон обиженного и не понимающего, в чем его обвиняют, человека, спросил Володя. - Я ничего от Сереги брать не хотел. Это мой товарищ его попугал немного, вот он и отдал ему деньги!
Широколицый большим пальцем ткнул в сторону Володи:
- Гляди-ка, понимает, в чем его вина! Товарищ, видишь ли, на Серегу наехал, а он ни при чем. Нет, пацан, - раз взял деньги, значит, вы вместе работаете, и отвечать ты за такой бессовестный наезд будешь по полной! Кую они, видишь ли, Сереге из головы сделать хотели. Конторой своей солидной пугали!
- Да нет у них никого! - сказал другой парень, попивая сок. - Нужно ему за такой наезд самому башку между дверей зажать и маленько форму изменить. Ты, Вова, груши любишь? А? - спросил он, свирепо глядя на Володю.
- Люблю, - холодея, ответил подросток.
- Ну так будет у тебя голова на грушу похожа: внизу широко, а вверху узко.
Третий незнакомец заливисто заржал, но широколицый с укоризной посмотрел на своих товарищей и сказал:
- Нет, рано. Это мы всегда успеем сделать. И не только грушу - что в груше необычного? Винт можем из его башки сделать! Вот это будет забавней.
Товарищи широкомордого, стуча кулаками по столу, загоготали, оценив силу воображения своего другана, но он прекратил хохот словами:
- Хорош ржать! А то упадет наш Вова от страха в обморок. Знаем же, слабые у него нервишки. А он нам ещё нужен.
- Хотите... - стучали зубы Володи, - я отдам вам деньги. У меня около двадцати тысяч осталось. Я, правда, не хотел их брать. Это товарищ мой их мне сунул.
- А почему же двадцать? - уперев руку в колено, внимательно и сурово смотрел на него широколицый. - Где ещё пять тонн?
- Потратил... - уныло протянул Володя.
- Да, бабками швырять ты мастак! - презрительно сказал парень. Попробуй-ка ты теперь их заработать. Не заработаешь - винтом тебе головенку закрутим.
Володя понимал, что парни пугают, но если даже их намерения и не простирались до таких ужасных пределов, все равно бояться их было нужно, и он решил изобразить сильный испуг, чтобы усыпить их бдительность.
- Чего я вам плохого сделал? Возьмите двадцать тысяч, а остальное я вам потом отдам. И приятель мой тоже вам деньги принесет!
- Да оставь ты себе эту мелочевку! - презрительно сказал "широкая рожа". - Станем мы мараться ради каких-то пяти десятков тонн деревянных. Нам ту скрипку снова заиметь нужно. На Серегиной харе мы вдоволь поплясали за то, что он такой товар по дешевке сдал, а потом ещё и вас, сосунков, испугался. Мы-то сразу смекнули, что блефовали вы, вот и хотим теперь тем скрипаком снова завладеть. Поможешь - в долю возьмем, потому как выходы у нас на забугорные аукционы имеются, а через кордон инструмент перевезут в дипломатическом вагоне. Так что отвечай поскорее, не тяни кота за одно место: или делаешь с нами дело, или превращаем тебе башку в хитрую фигуру. Время пошло, - быстро сказал "широкая морда", точь-в-точь, как Кошмарик, предлагавший Сереге ультиматум.
- А где я вам возьму ту скрипку? - играя до смерти напуганного, чуть ли не прокричал Володя.
- Что, согласен? - прорычал главарь, становясь все более страшным и широкомордым.
- Согласен, конечно, но только если я смогу... - пролепетал Володя, проклиная все скрипки и всех скрипачей на свете. На душе было так муторно и тоскливо, что хотелось громко завыть.
- А раз согласен, так надевай скорей штаны, рубашку и едем с нами. И не вздумай, парень, на улице орать как резаный и звать ментов и граждан. Не поможет тебе уже никто, если нам не поможешь.
Спускаясь вниз по лестнице в окружении мордоворотов, Володя ни с того ни с сего с сердечными муками подумал: "За все, Вова, нужно платить. Ты сидел счастливый и ел охотничьи колбаски, считал себя крутым богатым мужиком, а куплены они были на воровские деньги. Так что, приятного тебе аппетита Вова. Когда ты в следующий раз поешь?"
Рядом с парадным стояла "Нива" с зачерненными стеклами. В её салон и предложили залезть его новые товарищи, даже вежливо так подсобили забраться. Дверь с мягким чавканьем закрылась, и бандитский экипаж покатил по родному Володиному двору. Машина проезжала мимо знакомых Володе пенсионеров, мимо Иринки, приехавшей из деревни, наверное, только вчера, и жуткое чувство расставания навсегда с этими людьми, с отцом и мамой заставило глаза Володи наполниться слезами, которые щекочущими дорожками пролегли по щекам, по подбородку, потекли по шее прямо за ворот. Володя понял, что плачет по-девчоночьи, и эти слезы разозлили его. Злость же мигом осушила глаза и щеки, и он поклялся себе: "Подождите, зайчики мои, устрою я вам скрипичный концерт!" Как он устроит его и что подразумевалось под словами "скрипичный концерт", Володя пока не знал. Ему просто очень хотелось отомстить этим негодяям за нанесенную обиду.
Машина остановилась на Садовой, метрах в трехстах от Сенной площади.
- Вылезаем! - весело сказал широколицый, и Володя оказался на тротуаре.
Его заставили пройти во двор, а потом подтолкнули к подъезду дворового фасада дома. По грязной лестнице со стертыми краями каменных ступеней они стали подниматься наверх. На пятом этаже широколицый припал ухом к замочной скважине железной солидной двери, прислушался, и тут его приятель тихо заметил:
- Да не тусуйся ты, Мазай. Нет его сейчас. Говорят, уехал на два дня.
- Это я на всякий случай, - так же тихо сказал широкомордый с литературным прозвищем Мазай. - Вдруг уборщица какая-нибудь пришла, экономка. Он ведь один живет-то...
Стали подниматься выше. Дальше уже был чердак, дверь которого была забрана решеткой, на которой висел замок. Решетка, похоже, для Мазая преградой не являлась. Ключ, вставленный в замок, тотчас без усилий провернулся. С такой же легкостью открылась и дверь чердака.
- Заходим, - пригласил Мазай Володю, через несколько мгновений попавшего в темноту, где пахло сыростью и голубиным пометом. Было слышно, как птицы шебуршат, воркуя, где-то совсем недалеко. Володя слышал, как за ними осторожно закрылась решетка, а потом и дверь. Только квадрат открытого чердачного окна впускал в этот склеп немного света, позволяя видеть стропила да мусор, разбросанный на покрытом гравием полу.
- Так, пришли! - радостно воскликнул широкомордый, хлопнув в ладоши. Значит, так, Вова. Можешь считать, что ты стал ещё на полста тонн богаче. Только поработать, конечно, тебе придется.
- Что я должен делать? - спросил Володя, прекрасно зная, чего от него потребуют.
- Что? - осклабился Мазай. - А вот что! Ласточкой на время заделаешься и ещё мышью или кротом, пролезающим в нору. На веревке спустим в квартиру того чудака, который вот там, под этим полом живет. - Он постучал ногой.
- Что - воровать?! - воскликнул Володя, прикидываясь только что "въехавшим" в замысел воров. - Я не могу! Это преступление! Меня за это в колонию отправят! Не хочу!
- Он не хочет! - притворно удивился Мазай. - Не хочет! А за украденный товар бабки получать и покупать на них сыр швейцарский хочешь?! Нет, Вова, не брыкайся уж! Слазаешь к тому самому хозяину, который в комиссионке скрипку купил, его сейчас дома нет. Любитель он скрипок и всяких там контрабасов, а поэтому ты, Вова, нужную нам скрипку найдешь - ты же видел её и запомнил! Потом отключишь сигнализацию, которая у выхода прицеплена, кнопку нажмешь, а мы войдем, и скрипку у тебя заберем, и ещё бабок отвалим. И поедешь ты, Вова, на самой быстрой тачке к себе домой. По дороге можешь купить ещё колбасок и сыра, да пирожные не забудь. Всего-то делов на полчаса. Нет, двадцать минут.
- Что же, разве ваш Серега не мог ту скрипку среди других инструментов узнать? - спросил Володя, все ещё делая вид, что противится воле воров.