XXVII
Крис Текер сидел перед входом в палатку и жарил индюка, подвешенного на вертеле. Огонь то и дело вспыхивал от жира, капавшего в него с молодого жирного индюка, который был уже готов и прекрасно подрумянился. Видя это, Текер с нетерпением поглядывал на дорожку, шедшую от миссии, и прислушивался ко всякому шуму.
- Эх, славно хрустеть будет корочка! - сказал он. - Старому Гоуку она не достанется... не придет он. Я слышал, что там сегодня вечером большой обед... Ну, полковник предложил ему, разумеется, стакан виски, пуншу. Гоуку стоит попробовать один, а там выпьет и дюжину, если будет возможность. Не такая он важная персона, чтобы ждать его и не ужинать. Я совсем проголодался... да и птицу нельзя дольше оставлять на огне, не то сгорит.
Встав с бревна, на котором сидел, Текер снял индюка с вертела и понес его в палатку, где положил на блюдо, грубо выточенное из дерева, и поставил его на обрубок ствола, заменявший собою стол; подле блюда с индюком он положил хлеб и поставил соль, а затем сел, в ожидании прихода товарища, которому он мысленно выделил всего десять минут сроку.
Запах жареного индюка наполнил всю палатку, еще сильнее возбуждая аппетит Криса; а между тем время проходило, но Гоукинс не появлялся. Положение Текера становилось невыносимым; птица остывала и высыхала. Крис не в состоянии был больше выдержать и, вынув нож, схватил индюка за ногу и отрезал большой ломоть мякоти из груди. За первым ломтем последовал второй, затем съедено было крыло, потом нога; ужин свой молодой охотник закончил зобом и печенкой. Все это он запил порядочным количеством виски с водой и наконец закурил трубку. Так просидел он спокойно часа два; но тут им овладела тревога, и не мудрено, если припомнить причину, по которой товарищ оставил его одного. Не будучи в состоянии оставаться дольше в неизвестности, он решил отправиться к дому и узнать, что могло там задержать Гоукинса.
Подойдя к главному входу, он был поражен воцарившейся в доме злобной тишиной. Несколько минут стоял он и прислушивался... Ни единого звука ни внутри, ни снаружи!.. Теперь, впрочем, такое время, что все должны спать! Но куда же делся Гоукинс? Он мог пить виски в доме, но не спать! Крис решил во всяком случае навести справки и направился ко входу. Большая дверь была закрыта, но калитка оставалась полуотворенной... признак, что Гоукинс еще здесь. Окна фасада не светились, но Крису было известно, что окна столовой находились с задней стороны. Не думая больше, он вошел под арку и вступил на патио. Не успел он войти, как сразу остановился при виде зрелища, от которого у него волосы стали дыбом. На полу квадрата, окруженного со всех сторон зданиями и освещенного луной, виднелись окровавленные человеческие тела, лежащие во всевозможных позах. Охотник чувствовал, что ему делается дурно при виде такой кучи тел... зрелище более ужасное, чем зрелище поля битвы, на котором лежат, по крайней мере, люди, умершие ради идеи и славы, а здесь они погибли под ударами убийц. "Где же Гоукинс? - снова подумал Крис. - Нет ли и его тела здесь?" Уверенный, что оно должно быть здесь, он принялся искать. Еле передвигаясь от волнения, ходил он между телами и присматривался к их лицам. Так обошел он вокруг всего дома, но не нашел между ними Гоукинса, ни мертвого, ни живого. Ни одного белого здесь вообще он не нашел... только негры и мулаты, все невольники. Он даже узнал некоторых из них. Где же были их хозяева? Что за ужасная трагедия разыгралась здесь? Кто убийцы и куда они делись? Где Гоукинс?
Такие вопросы задавал себе охотник, прислушиваясь, не раздастся ли чей-нибудь голос... И вот, действительно, откуда-то донесся голос... как будто бы с тыльной стороны дома, и как будто бы голос Гоукинса... Прислушавшись еще несколько минут и уверившись, что не ошибся, Текер вышел через открытую калитку и остановился. Да, кричал Гоукинс, и крики его доносились из-за восточной стороны здания. Текер бросился в ту сторону, обогнул угол и остановился под окном, из которого раздавались крики. Подняв глаза, он увидел лицо, прислонившееся к решетке окна, и услышал знакомый голос:
- Это ты, Крис Текер? Слава Всемогущему, ты!
- Разумеется, я, Гоукинс! Что все это значит?
- Что значит? Я не могу сказать, да и никто из нас не может, хоть нас тут и целая дюжина. Нас заперли на замок, как видишь. А кто это сделал... Видел ты индейцев?
- Я не видел индейцев, но дело их рук видел. С той стороны такие ужасы!..
- Какие ужасы, Крис? Впрочем, не стоит рассказывать. Иди назад и открой нам дверь этой комнаты. Скорей, товарищ, скорей!
Молодой охотник бросился обратно к "patio"; там он схватил лежащее на земле тяжелое бревно и, действуя им как тараном, налег на дверь столовой, которая скоро поддалась его усилиям и распахнулась настежь. Все выскочили из комнаты и увидели перед собой зрелище, от которого содрогнулись их сердца. Как безумные принялись они бегать взад и вперед по двору. Слуги, успевшие скрыться от избиения, с ужасом искали между трупами своих жен, сестер или других близких им людей. И среди этих голосов громче всех и отчаяннее раздавались голоса полковника Армстронга и Дюпре:
- Елена! Джесси!
Ответа не было. Те, кого они звали, не могли их слышать, они были далеко. Даже если бы девушки были близко, то и тогда не могли они слышать, потому что головы их были так плотно обмотаны одеялами, что они едва дышали. Прошел час с тех пор, как их схватили, и они теперь начинали понемногу приходить в себя. Но, увы, лишь для того, чтобы ждать новых ужасов и еще более мрачного будущего в плену у краснокожих, которые, крепко обхватив их обнаженными руками, увозили их далеко от дома, от всего, что было дорого их сердцу. При воспоминании о жестокости индейцев, рассказы о которых они слышали еще в детстве, все их чувства и мысли на некоторое время были парализованы. Мало-помалу они пришли в себя и стали припоминать все, что произошло с ними: как к ним подошел Фернанд, какие дерзкие, наглые речи он говорил им, как их окружили индейцы, которые накинули на них одеяла, схватили и понесли, затем подняли и положили на спины лошадей, привязав их к сидевшим уже в седле людям. Все это они припомнили, и все случившееся с ними казалось им какой-то фантасмагорией. Увы, это не был сон! Они чувствовали одеяла на голове, лошадей под собой и тело дикарей, к которым они были привязаны. Всадников было много, судя по топоту копыт. Прошел целый час, в течение которого всадники, везшие девушек, не перемолвились ни единым словом; весьма возможно, что они говорили друг с другом знаками или шепотом, так как лошади почти все время шли рядом. Но вот всадники остановились, вероятно, для того, чтобы заставить своих пленниц думать, что они прибыли к месту, где предполагалось остановиться на ночь. Ясно слышался плеск воды... "Сан-Саба", - подумали сестры. Впрочем не все ли равно, какая река. На берегах Сан-Саба они подвергались такой же опасности, как и на любом другом берегу рек Техаса. Несмотря на шум воды, они услышали, что всадники о чем-то тихо шепчутся, но на каком языке, они не могли понять: индейцы говорили на родном языке. Бояться их нечего, потому что они в свою очередь также не поймут того, о чем будут говорить между собой сестры. Эта мысль осенила Елену, и она тихо позвала:
- Джесси!
- Я слышу тебя, Елена! - ответила Джесси тем же тоном.
- Я хочу сказать тебе всего несколько слов. Будь мужественна, успокойся. Все кажется так мрачно... Но какая-нибудь неожиданность должна спасти нас.
- Почему ты так думаешь?
- У меня есть предчувствие, что нас спасут из рук этих ужасных чудовищ. Может быть, я ошибаюсь, но кто-то шепчет мне это... верно, сам Бог. Молись Ему, Джесси, как и я молюсь.
- Я тоже молюсь, сестра! О, что теперь с папой? Что с моим дорогим Луи? Я боюсь...
- Не бойся! Я не думаю, чтобы дикари могли убить всех. Кто-нибудь да остался в живых... Будем надеяться, что среди них отец наш и Луи. Они пойдут искать нас... и спасут. Ты знаешь ведь, что у нас в колонии есть охотники, которые считаются прекрасными следопытами. Можешь быть уверена, что они найдут наши следы.
- Ах, я уверена, что Луи спасет нас! Он отдаст все свое золото... предложит большое вознаграждение... все, что имеет, лишь бы спасти меня. Он... я знаю, что он...
Восторженная речь Джесси была прервана громким взрывом хохота всадников, которые вслед за этим двинули своих лошадей и стали переезжать реку вброд.
XXVIII
Брод в нижнем течении Сан-Саба заслуживает некоторого описания местности.
В этом месте река на протяжении нескольких сотен ярдов течет спокойно и тихо среди берегов, поросших лесом до самой воды. По обе стороны леса тянутся на милю вглубь, прерываясь изредка лужайками, местами напоминающими роскошные цветники. Далее начинаются обширные луга, целое море волнующейся травы, не прерываемое ни деревьями, ни кустарником.
Со всех сторон к броду ведут широкие просеки, прорубленные прежними владельцами этой местности - миссионерами и солдатами, состоявшими у них на службе. Эти просеки служили военным целям, соединяя миссию с городом Сан-Антонио-де-Бехас. Хотя уже несколько заросшие, они все же доступны для проезда в колесном экипаже.
С северной стороны к реке подходят две дороги, соединяющиеся при входе в лес. Одна из них - большая дорога из Колорадо, другая - тропинка, проложенная индейцами и ведущая прямо к террасам и начинающейся за ними плоской возвышенности.
В тот самый вечер, когда охотники возвращались с неудачной охоты, часом позже пятеро всадников проскакали к тому же броду, но немного выше по течению. Это были Кленси и его спутники. По тому, как устали их лошади, видно было, что они ехали очень быстро. К броду Сан-Саба они прибыли через несколько дней после того, как караван Армстронга проехал здесь, тогда как Сабину они пересекли через две недели после него. В дороге их ничто не задерживало, по следам колес прошедшего каравана ориентироваться было легко.
Кленси и Вудлей ехали несколько впереди, решая, переехать реку сейчас или оставить это до утра. Кленси настаивал, чтобы ехать дальше, а Вудлей, ссылаясь на усталость, говорил ему:
- А какая разница, переедем мы ее ночью, или завтра по утреннему холодку? Вы же говорили, что не хотите показываться вблизи миссии, так не лучше ли тогда остановиться здесь? Подъедем ближе к реке и выберем себе место поудобнее для нашего лагеря. А завтра мы с Недом отправимся в колонию и выведаем, как там обстоят дела.
- Вы, быть может и правы, - ответил Кленси. - Если вы думаете, что нам лучше остановиться здесь, я не буду перечить вам... Хотя, мне кажется, следует ехать дальше. Вы можете считать абсурдом слова мои, Сим, а между тем меня мучает... какое-то предчувствие.
- Предчувствие чего?
- По правде сказать, не знаю чего и почему... Но я не могу избавиться от мысли о том, что какая-то опасность висит над...
Он остановился, не произнеся имени Елены Армстронг, о которой думал в эту минуту.
- Я догадываюсь, на кого вы намекаете, - ответил Вудлей, - и если это так, то предчувствие ваше, как вы его называете, ерунда и больше ничего. Поверьте слову Сима Вудлея, что все благополучно по ту сторону реки.
- Надеюсь.
- Можете не сомневаться. По всему видно, что вы плохо знаете плантатора. Я сражался под началом полковника во время войны с ирокезами и могу сказать, что спал он всегда одним только глазом, а другой оставался открытым. Люди полковника сильные и опытные; их трудно застать врасплох, и такие враги, как краснокожие и белые пираты, не решатся напасть на них. Вот когда они совершенно устроятся и, успокоившись, станут менее осторожными, тогда, пожалуй, враги рискнут атаковать их. Нечего поэтому бояться, что мы приедем слишком поздно. Завтра мы постараемся задолго до полудня отправиться в старую миссию и, увидите, найдем там всех здоровыми и невредимыми. Верьте слову Сима Вудлея!
Эти слова немного успокоили Кленси, но все же он по-прежнему не изменил своего намерения ехать дальше.
- Сим, не лучше ли будет ехать? - сказал он.
- Что ж, поедем, если желаете. Вы предводитель и можете приказывать. Я думаю не о себе, а об этих несчастных, усталых животных.
И он указал на лошадей, а затем прибавил:
- Не говоря уже о всех нас... Что касается меня, я готов ехать до самого Рио-Гранде, если вы будете настаивать на этом.
Несмотря на сказанное, в тоне звучала явная нота неудовольствия. Кленси заметил это, и в нем заговорила деликатность, присущая джентльмену, и, кроме того, прежняя уверенность в справедливости и опытности Вудлея.
- Прекрасно, остановимся в таком случае. Что ж, разницы, пожалуй, никакой не будет. Отбросим в сторону мои предчувствия... они и раньше бывали у меня, но все обходилось. Надеюсь, что и теперь все будет хорошо. Проведем ночь по эту сторону реки.
- Великолепно, - ответил Вудлей. - Итак, решено, останавливаемся... Почему не воспользоваться комфортом, какой только возможен в данных обстоятельствах? Местность возле Сан-Саба мне так же хорошо известна, как и в районе Миссисипи. Если память мне не изменила, то здесь есть местечко, очень удобное для нас. Следуйте за мной, я найду его.
Недалеко от этого места, где только что беседовали наши путники, находилась тропинка, шедшая параллельно направлению реки. Вудлей свернул на нее, а сзади последовали его спутники. Тропинка была так узка, что по ней можно было передвигаться только гуськом. Проехав ярдов пятьдесят, путники выехали на открытое пространство, представлявшее собою нечто вроде террасы, нависшей над рекой и окаймленной низкими деревьями и кустами.
- На этой траве я спал лет шесть тому назад, и ничто здесь не тревожило моего сна, кроме комаров. Это самое страшное, что нас ожидает здесь. Будем надеяться, что мы спокойно проведем ночь, а комары нас не съедят. Кстати, о еде!.. Неплохо было бы нам и поужинать, а затем растянуться на земле и предать себя Морфею.