Ложные столпы и краеугольные камни
Столп № 1. Царь. Возвращаюсь в Россию. Любой дурак, став царем или президентом, становится автоматически очень умным. Не буду уж напоминать товарища Сталина и «дорогого» товарища Брежнева. Не говоря уже о «кукурузнике», которого я считаю действительно умным, но самонадеянным от малой учености. Вы заметили, что и нынешнего президента нашего в газетах уже несколько раз назвали очень умным, прямо так и написали. Как будто он, работая еще в КГБ, создал нечто вроде теории относительности или, в крайнем случае, атомной бомбы. Поэтому, что бы он ни говорил, хотя бы и о «сортире», надо немедленно бежать и выполнять. Вот в этом «бежать и выполнять» и заключается ложный столп.
Точнее этот столп можно охарактеризовать как необоснованную персонификацию мыслей, «витающих во многих головах». Причем, если эти, очень конкретные для исполнения мысли витают насчет свободы и равноправия людей по самому факту их рождения, то они приписываются «врагам народа», но отнюдь не президенту. Хотя он на словах и не отрекается от них, а даже и произносит время от времени, естественно, без практических последствий. Но вот, если мысль насчет конкретно «кукурузы», «сортира» или «подъема пустынных и залежных земель», равно как и «поворота рек» или в целом «преобразования природы», возникает в целых корыстных институтах, то ее непременно «вложат» в уста царю. И как только он произнесет, путая и перевирая непривычные для него слова, эту мысль, она тут же становится руководством к действию, наподобие армейского приказа. В просторечии это называется просто «добрый и очень умный царь», которого наши народы ждут, не дождутся уже целых 500 лет.
Если бы кто–то из вас, а то я уже старый – не успею, проанализировал выступления каждого нашего царя, сиречь президента, а потом изобразил бы это на бумаге, как следует их сопоставив, хохоту бы хватило на все наши «около» 150 миллионов. И грусти, ибо это был бы винегрет не только из капусты, картошки, лука и прованского масла, но и вообще из всех продуктов, известных на Земле. Представляете? Даже голодная свинья не станет жрать. Но царь все равно «очень умный». Зачем же нужен этот «столп», обновляемый каждые 10 – 30 лет?
Но сперва о том, как он произошел. Западных посетителей России вот уже 500 лет, не исключая и сегодняшнего дня, вводила и вводит в ступор одна наша «деталь», которая нам самим кажется вполне естественной. Еще 500 лет назад один из таких посетителей Московии отмечал, что великому князю принадлежит на правах личной собственности абсолютно все: и люди, и дома, и озера, реки, леса и так далее. И даже честь и совесть. И всем этим он распоряжается по личному своему усмотрению, не ограниченный ничем, даже судом. Лет 50 назад было то же самое, и только сегодня мы узнали, какие огромные миллиарды наших с вами долларов раздарены налево и направо. Мы бы и сегодня об этих миллиардах не узнали, если бы наши правители не пожаловались нам по телевизору, что долги эти нам никто возвращать не собирается, и поэтому на улучшение нашей жизни нам рассчитывать не приходится. Или возьмем пресловутый поворот вспять сибирских рек. Это такие немыслимые затраты, что без референдума даже думать царям о них нельзя, не то что произносить свои идиотские мысли вслух. И почему же нам не приходит в голову запросить референдум у властей? Именно потому, что нашему царю принадлежит все, мы об этом прекрасно знаем, и генетически вынуждены считать, что иначе и быть не может. Возьмем Чечню. Дураку понятно, что все равно она от нас уйдет. Только наши цари будут оттягивать этот срок сколько возможно, убивая наших детей и растрачивая наши деньги и энергию на эту свою бессмысленную затею. И протестовать против этого своеволия властей пытаются только те, у кого детей туда забрали восстанавливать «конституционный порядок» и привезли обратно в цинковом гробу. Остальным – плевать, ибо они прекрасно знают, что принадлежат царю, и он сделает то, что считает нужным. Вы, надеюсь, меня поймете, если я не буду уточнять, что ныне эта наша «принадлежность царю» называется «служить Родине» с большой буквы. Как будто она живое существо.
Живя в социальном общежитии, мы прекрасно знаем, сколько вокруг нас есть дураков, подлецов, воров и обманщиков. То есть, мы знаем, что мы далеко не ангелы. Скорее, нам бы всем не помешало попариться в аду. Или хотя бы почиститься в чистилище. Но, стоит только нашего соседа, которого мы всей улицей откровенно презираем, назначить царем, так он в наших обремененных целенаправленным искусственным отбором головах становится Иисусом и Эйнштейном одновременно. Нет, я вас не виню, вы специально отобраны в десятках поколений в течении 500 лет, и ваших предков специально оставили в живых именно за эти ваши нынешние качества. А тех, у кого этих качеств не было, сгноили на каторге, истребили в войнах и продали в рабы.
У вас остается единственный шанс на спасение: не считать вашего царя, несмотря на всю пропаганду, столпом отечества. Он такой же, как вы, и не стоит перед ним преклоняться. Это ложный столп. Это просто большой счастливчик, или отпетый «Негодяй, дорвавшийся». Хотел было на латынь перевести по типу «Homo sapiens», но латынь ныне не в моде.
Столп № 2. Война. Война и бандитизм, вообще говоря, синонимы. И возникают войны по той же самой причине, что бандитизм. И если кто–то думает, что Московия времен Дмитрия Донского (нынешняя Московская область) расширилась (до Тихого океана на восток, и от степей Казахстана до Ледовитого океана) только за счет «народно–освободительных» и «отечественных», то есть «оборонительных», войн, то подумайте над этим вопросом еще раз. Я думаю, что придете к правильному пониманию. Но не это главное.
Главное в том, чтобы ответить на вопрос: что это дало нашему населению, и как отразилось на нем? Ибо государство – это не царь и его «держава» (обратите внимание на происхождение слова от «держать», «удерживать»), а сам народ, в государстве проживающий, каковой даже по невыполняемой нашей Конституции – «единственный источник власти». Разъясняю, не царь, а народ – источник власти, причем единственный, то есть, не обязан делиться властью со своим царем. А только может передать ему часть своей власти. На деле же, наши цари, как и прежде, отбирают у народа всю его власть, без остатка.
Допустим, царь повел свой народ на войну, завоевывать земли и страны. Любой его воин принесет с собой с этой войны только то, что уместится у него в карманах. А потерять при этом может руку, ногу и даже голову. Завоеванной землей ему тоже не воспользоваться, она от его дома далеко, пахать ее не наездишься. Притом, идя на войну, солдат оставил дома жену и детей, как правило, без какой–либо и чьей–либо опеки. Солдат на войне разбаловался, он убивал людей, насиловал жен и вконец потерял стыд, который свойствен даже домашней собаке и кошке. Вернулся, а крыша протекает, пол сгнил, и нива заросла сорняками. Дети смотрят на него как на чужого, но и он на них – тоже по–другому, учитывая его опыт завоевателя. Жену подозревает и по этому же самому опыту – бьет. И работать ему расхотелось, проще ограбить слабого. И снова – на войну. И так 500 лет подряд.
Как видите, народу война – сущее наказание, хуже побывки в аду, но народ этого сам до конца не понимает. Тем более что из царского телевизора несется, что он герой, каких свет не видел. Между тем, все добытое войной себе царь присвоил. И не только то, что можно одноразово привезти в свою столицу, но и то, что можно рубить, копать и ловить на завоеванной земле регулярно. Как овечек стричь. И если вы не поверите, то я вас попрошу найти в нашей истории хотя бы один факт, чтобы царь делился награбленным со своим народом, завоевавшим ему эти богатства. Царь богатством просто хвастается перед другими царями, при случае и просто так, для запугивания. Не перед собственным, голым как сокол, народом ему хвастаться – себе дороже. Наоборот, собственному народу он говорит, что казна его сильно опустела, и опустела она не потому, что он войны любит, а затем, чтобы предоставить своему народу название великого и непобедимого, у которого каждый почти город – герой. Не говоря уже о самом населении.
А завоеванные земли требуют постоянной охраны со стороны завоевателя, точно это лавка с товаром. Ибо завоеванный народ никогда не хочет быть завоеванным. Требуются надсмотрщики, тайная полиция, оккупационные войска и прочие институты, которые мы с вами очень не любим, но «понимаем», что без них царю не обойтись. Поэтому налоги увеличиваются, и мужики уже работать не хотят, а хотят воевать. Как тот «сокол» из сказки, рассказанной Пушкину Емельяном Пугачевым: не надо мне 300 лет жить как ворону, питающемуся падалью, лучше раз напьюсь живой крови и помру 30 лет от роду на поле брани. Самое главное при этом, что забитый, запуганный мужской род у себя в родной деревне, не верящий в справедливый суд, не столько на войне, сколько перед ней, у себя на полатях, начинает считать себя героем. Вот он пойдет на войну, и покажет всем, каков он герой. Будет там свой суд вершить над слабаками. А пока, слезши с полатей, сходит в царев кабак и пропьет все до нитки в расчете на скорый военный грабеж.
Я все это пишу как горох об стенку. Все это должны понимать и без моей писанины, но не понимают же. Тогда приведу еще один аргумент. Назовите мне хотя бы один пример, чтобы государство от войны разбогатело. Хоть одно государство. Богатства, конечно, завоевываются огромные, но все они, без остатка и даже с солидной добавкой из налогов собственного народа уходят на охрану завоеванного, на одно только поддержания статуса, без всякой прибыли. А вот торговля приносит богатство стране, и не только стране, но и народу этой страны в целом, притом весьма равномерно. Выходит, что царям выгодна война, а народу этих царей выгодна торговля. Тогда за каким чертом мы 500 лет подряд завоевывали страны и народы нашим царям? И теперь сами видим, что на завоеванных землях живет завоевателей по одному человеку на квадратный километр. А сами мы живем в 17–этажных железобетонных коробках, друг у друга фактически на головах.
Все элементарно просто, но какой ажиотаж поднят вокруг войны, военных и их «нужд», телевизор аж захлебывается. А как же, все–таки «столп», как нам жить без столпов и краеугольных камней? Будь они хоть трижды ложными.
Столп № 3. Спецслужбы. Ни одно государство не обходится без спецслужб. Разница в том, умеренно или неумеренно они едят? И сколько их может прокормить данный народ? В дикой природе все сбалансировано на грани жизни и смерти. На то она и «дикая». Например, тигр и антилопа. Мокрое лето в саванне. Антилоп расплодилось до невозможности. Вслед за ними расплодились тигры. Грянула засуха, антилопы перегрелись на солнышке и сдохли. Пришла очередь дохнуть тиграм. Но это крайние случаи. Статистически все более или менее уравновешено. На 30 антилоп – по одному тигру, или около этого. Два тигра эти тридцать антилоп уже не прокормят, придется одному тигру подыхать. Или вообще не родиться, при бескормице у тигров сексуальное либидо тоже падает, как и у людей.
В 16 веке производительность труда была низкая, научно–техническая революция еще не наступила, притом в наших дремучих лесах, весьма далеких от Англии. Так что 30 крестьян едва ли смогли бы прокормить одного чекиста. Но ряды спецслужб были так плотны, что все как один иностранцы, побывавшие у нас в гостях, не могли и шагу ступить без соглядатая. И ни один из этих иностранцев не обошел этого вопроса, ужасаясь столь тотальной слежке, но особенно – ее эффективности. И не только к ним, но и к «дорогим» москвитянам. Ни один человек из наших лесов не мог незамеченным достичь рубежа наших границ, точно так же, как и кто–нибудь попасть незамеченным в нашу тайгу.
Тигры дохнут, приближаясь к естественному рубежу соотношения к антилопам. Антилопы же зависят от подножного корма. Москвитяне умнее, поэтому они бросали свои деревни и ударялись в бега, в девственные леса, куда их царь еще не добрался. Хотя надо сказать, что и антилопы мигрируют. Так что, по словам очевидца–англичанина «целые деревни по миле в длину были совершенно пустые». А чекисты их ловили и возвращали на место. Чтобы собственная численность сохранялась. Но самые нерасторопные тоже гибли, хотя и виртуально, превращаясь в вегетарианцев. С мяса на соленые капусту и огурцы. Но сам факт того, что первые русские цари начали с переизбытка «горячих сердец с чистыми руками» – налицо. Естественно, хотя это и противоестественно, что все последующие цари, включая генеральных секретарей, делали то же самое, держали переизбыток спецслужб, которых народ кормил, изнемогая. Все пятьсот лет, до самого сегодняшнего дня. Подробности – в других моих работах.
Возникает вопрос: крайняя ли это необходимость? И какого черта она возникла именно у нас, не возникая в других, гуманных странах? Я думаю, что необходимость все 500 лет была самая крайняя, хотя дело не обошлось и без выпендрежа чекистских начальников, всегда, как и генералы, хотевших, чтобы весь их народ состоял из одних чекистов. Тогда было бы меньше работы. О том, что тогда не было бы «одного мужика, прокормившего двух генералов» (Салтыков–Щедрин), они по тупоумию не задумывались. И если им не понравится «тупоумие», то пусть вспомнят об «основаниях», изобретенных ими для отдачи под военный трибунал журналиста Пасько. Авось полегчает. Однако я отвлекся.
«Крайняя необходимость», конечно, может возникнуть. Но, или временно, например, когда как в начале 1941 года весь Вермахт стоял у наших границ, или когда наша страна была бы со всех четырех сторон окружена сплошными людоедами. Или же, если бы сами наши правители были овечками, а вокруг народ – сплошные волки, «планы» которых надо непременно знать, чтобы продолжить свой род.
Прямо не знаю, с чего начать, хотя я все равно приду к третьему «или». Ибо у наших границ стоял только Гитлер, которого все же чекисты проворонили и сперли потом на Сталина, и Наполеон. Всего два раза за 500 лет. Так что даже временно столько чекистов нам не нужно. С севера нам никто не грозил, ибо шведов прогонял именно Петр, «прорубая окно в Европу», а не наоборот. Правее по карте – Ледовитый океан. Украина и Польша никогда нас не завоевывали, это мы их завоевывали. Среднеазиатам у нас очень холодно и сыро. Турки тоже старались защитить от нас Босфор, а мы пытались его захватить. О Кавказе я вообще не говорю, им своих «разборок» всегда хватало. В Сибири же вообще жили всегда миролюбивые люди, точно такие же, как наши финно–угорские предки, «не знавшие оружия», и поэтому порабощенные хазарами. Поэтому вы должны согласиться, что надо подробнее остановиться на «внутренних врагах» и на «овечках», изнывающих от гнета своего собственного народа.
Но сперва надо исключить иностранных «резидентов» и «шпионов», наводнивших нашу страну со всех «империалистических» концов света. И которых наши чекисты будто бы очень хитро ловят. Чтобы вы не думали, что именно для них все 500 лет нам нужен таких размеров «сыск и правеж». В другой своей работе я исследовал, много ли русских людей описывали, измеряли и наносили на карту захваченные нами края. Оказалось, совсем немного, этими делами занимались в подавляющем большинстве случаев иностранцы, специально для этого приехавшие в Московию, и опубликовавшие свои исследования отнюдь не на русском языке. Только через десятки, а то и сотни, лет эти данные были переведены на наш родной язык. Само собой разумеется, что отнести их к шпионам – рука не поднимется. И если их, открывающих общечеловеческие ценности, назвать шпионами, то тогда и изобретатель пенициллина, и теории относительности, и даже часов – тоже шпионы.
Ко времени прихода к власти коммунистов, Россия только начала выпуск паровозов, все остальное покупала за границей за лес и хлеб. Промышленный шпионаж таким образом просто не мог существовать. За Уралом у нас не было ни одного военного объекта, если не считать Порт–Артур и Владивосток. Не стояло частей регулярной армии, только казаки, которые кормили себя, платя пониженные налоги в царскую казну, и когда потребуется, воевали вблизи от своего дома. В европейской части войск, конечно, было много, но что было шпионить в их расположении? Достаточно было нескольких шпионов в Генштабе и Зимнем дворце. Ну, и конечно в Кронштадте и Севастополе. Но так называемой «царской охранкой» была пронизана вся страна, даже Сибирь. Понятно, что она шпионила за собственным народом.
Обращусь к Салтыкову–Щедрину, который не был никаким диссидентом, и даже нигилистом, так как занимал достаточно высокие государственные посты. Вот что он пишет в «Убежище Монрепо»: «…прежде (до 1861 г. – мое) не было разделения людей на благонамеренных и неблагонамеренных. Понятий таких не было…» <…> Но, по мере нашего социального и интеллектуального развития, глаза наши все больше и больше раскрывались. И, наконец, раскрылись до того широко, что мы всю Россию поделили на два лагеря: в одном – благонамеренные и благонадежные, в другом – неблагонамеренные и неблагонадежные. А так как все это деление последовало не на основе твердых фактических исследований, а просто явилось ответом на требование темперамента, взбудораженного преимущественно крестьянской реформой, то весьма естественно, что на первых же порах произошла путаница. Наружных признаков, при помощи которых можно было бы сразу отличить благонамеренного от неблагонамеренного – нет; ожидать поступков – и мешкотно и скучно. А между тем взбудораженный темперамент не дает ни отдыха, ни срока и все подсказывает: ищи! Пришлось сказать себе, что в этой крайности имеется один только способ выйти из затруднения – это сердцеведение (выделено везде – мной). Явился запрос на сердцеведение – явились и сердцеведы. Мало того, явились и помощники сердцеведов из числа охочих людей: публицисты, кабатчики, мелкие торгаши, старшины, писаря, церковники…».
Или вот еще конфиденциальное признание станового пристава оттуда же: «Не думайте, что я покровительствовал пьяницам, — нет, я им не потатчик! Но кабатчики – это совсем другое дело! Вы, господа обыватели, смотрите на вещи с точки зрения слишком исключительной: вы моралисты, и ничего более. Мы, становые, поставлены в этом случае в положение более благоприятное: мы относимся к явлениям с точки зрения государственной. Но, сверх того, мы имеем и некоторые особливые указания. Поэтому вы можете смело поверить мне на слово, если я вам скажу: не раздражайте! Не раздражайте господ кабатчиков, ибо в настоящее время на них покоятся все наши упования!»
Оставляя все это без комментариев, сообщу: «Убежище в Монрепо» Салтыковым–Щедриным написано в 1878 – 1879 годах. Тогда, вы сами понимаете, КГБ еще не было и в помине. А вот следующая, довольно длинная (простите) цитата показывает, что КГБ было. Итак, цитирую:
«Вот речь, которую он (становой пристав – мое) произнес в нашем присутствии урядникам, собравшимся на другой день утром на дворе становой квартиры: «Господа урядники! я собрал вас здесь, прежде всего, чтобы заявить во всеуслышание, что горжусь вами. Причем, конечно, ожидаю, что и вы, в свою очередь, будете мною гордиться. Только взаимное и непрерывное горжение друг другом может облагородить нас в собственных глазах наших; только оно может сообщить соответствующий блеск нашим действиям и распоряжениям. Видя, что мы гордимся друг другом, и обыватели начнут гордиться нами, а со временем, быть может, перенесут эту гордость и на самих себя. Ибо ничто так не возвышает дух обывателей, как вид гордящихся друг другом начальников! В этом заключается весь секрет истории!»
Прерву на минуту цитату, чтобы зафиксировать, что и КГБ очень гордится собой и своими начальниками, их праздник по телевизору празднует вся страна.
Продолжаю цитату: «Затем я считаю нелишним изложить перед вами вкратце мой взгляд на ваши обязанности. Прошу выслушать меня внимательно. Во–первых, вы должны знать всё, что делается в ваших сотнях, потому что, только зная всё, вы получите возможность обо всем доводить до моего сведения. Я же обязан знать всё, потому что, в противном случае, многое осталось бы мне неизвестным, чего я ни под каким видом допустить не могу.
Чтобы знать всё, нет никакой необходимости во вмешательстве каких–либо сверхъестественных или волшебных сил. Достаточно иметь острый слух, воспособляемый не менее острым зрением – и ничего больше. В Западной Европе давно уже с успехом пользуются этими драгоценными орудиями, а по примеру Европы, и в Америке. У нас же, при чрезвычайной простоте устройства наших жилищ, было бы даже непростительно пренебречь сими дарами природы. (Добавлю в скобках, что как только нашим властям потребуется сделать какую–нибудь пакость своему народу, то непременно сошлются на цивилизованный мир, даже сегодня. И этот факт показывает, насколько наши власти в глубине своей души чувствуют свою как глупость, так и подлость).
Но там, где слух и зрение оказались бы недостаточными, немаловажным подспорьем может послужить целесообразная и строго обдуманная система вопросов, которую я назвал бы системою вопрошения. Так, например, ежели вы встречаете идущего по улице односельца, то первый и самый естественный вопрос должен быть таков: куда идешь? Если же вы встречаете на улице не односельца, но лицо неизвестного происхождения, то, кроме этого вопроса, надлежит предлагать еще следующие: откуда? зачем? где был вчера? покажи, что несешь? кто в твоей местности сотский, староста, старшина, господин становой пристав? И заметьте, господа, никто не вправе уклоняться от ответов на ваши вопросы, ибо факт уклонения уже сам по себе составляет неповиновение властям. Но, кроме того, он означает и косвенное признание не вполне чистых намерений уклоняющегося. Невинный человек отвечает немедленно, не ожидая подзатыльника; отвечает быстро, порывисто, отчетливо, твердо, звонко. Напротив того, человек, за которым водятся грешки, даже и по получении подзатыльника, путается, отвечает уклончиво, неохотно, а иногда прямо с дерзостью говорит: не твое дело! Таковых надлежит, без потери времени, взяв за караул, представлять по начальству для исследования.
Господа! я не без намерения остановился на этом предмете больше, чем нужно, ибо он есть фундамент, на котором зиждется наша становая внутренняя политика. С помощью системы вопрошения, а также при посредстве слуха и зрения… а быть может, и обоняния… мы получаем такой богатый запас сведений и материалов, который стоит только надлежащим образом обработать, чтобы перед нами предстала картина современного быта, такая картина, которая заставит содрогнуться начальственные сердца. Итак, сначала напишем эту картину — и чем смелее, тем лучше — а затем, разумеется, подумаем и о том, как следует поступить, дабы превратить ее неблагонамеренное содержание в благонамеренное. Имея ее в виду, мы бодро пойдем навстречу злоумышлению, и ежели находящаяся в наших руках ариаднина нить приведет нас к дверям логовища, то уж, конечно, не для того, чтоб осрамиться в нем, но для того, чтобы несомненно и неминуемо обрести поличное!
Вторая ваша обязанность заключается в следующем: вы должны употребить все усилия, чтобы обыватели содействовали вам. Чтобы достичь этого, вы можете воспользоваться всеми имеющимися у вас преимуществами власти, начиная с увещаний и кончая требованиями, не терпящими возражений. Вы можете, в случае надобности, даже употребить мое имя. Помните, господа, что содействие, о котором я говорю, нам безусловно необходимо. Как это ни больно для нашего самолюбия, но должно сознаться, что если мы не будем иметь приспешников в обывательской среде, то не исполним и малой доли тех задач, кои нам предстоят. Это одна из тех печальных истин, с которыми мы сразу должны примириться, с тем чтобы потом и не возвращаться к ним. Но, называя этот факт печальным, я в то же время имею право назвать его и радостным, потому, во–первых, что он вводит нас в общение с обывателем, а во–вторых, и потому, что делает сего последнего нашим соучастником. Я согласен, что он умаляет тот ореол всемогущества, которым мы были бы окружены, если бы обладали таковым, но вместе с тем он ограждает нас от злоречия и гласит во всеуслышание о чистоте наших намерений. И вдобавок дает нам случай делать полезные наблюдения и над самими содействующими.
Но содействие, о котором идет речь, может быть троякого рода. Во–первых, содействие действительное, плодоносящее и безусловно полезное; во–вторых, содействие, не особенно полезное, но и не вредное; и в–третьих, содействие, положительно вредное.
Действительного и истинно плодотворного содействия вы можете ожидать, по преимуществу, от господ кабатчиков. Я говорю это прямо и смело, хотя и знаю, что у нас принято называть это занятие зазорным. Я не разделяю этого предубеждения и, следовательно, не могу допустить, чтобы его разделяли и вы. На свете нет зазорных ремесел, ибо всякое ремесло вызывается насущною потребностью в нем. Господа кабатчики, независимо от их личной и всегда несомненной благонадежности, драгоценны еще и в том отношении, что они находятся в непрерывном и тесном общении с представителями самых разнообразных слоев общества. В кабак стремятся все. Туда идет и добродетельный человек, и злодей, и мирный земледелец, и храбрый воин, и помещик, и золотарь. Выпивши добрую рюмку водки, человек делается наклонным к сообщительности, а выпивши две таковых, он уже мало–помалу начинает давать этой наклонности и ход. Еще стакан — и он готов. Спрашиваю вас: кто из присутствующих при этих метаморфозах может быть назван достоверным их свидетелем? — и с уверенностью отвечаю: кабатчик и только кабатчик! Все кругом пьяно, даже сотский, скромно тут же сидящий, не всегда находится на высоте своего призвания; один кабатчик всегда и неизменно трезв. Он трезв, потому что должен удовлетворять разнообразным требованиям потребителей; он трезв, потому что такова задача его занятия. Одним словом, он трезв. Он один имеет возможность трезвенно проникать в глубины человеческих сердец, он один твердою рукою держит все нити злоумышлении, как приведенных уже в исполнение, так и проектируемых в ближайшем будущем. Вот почему мы так часто находим в кабаках целые склады краденых вещей. Но потому же самому мы обязаны от времени до времени прощать кабатчику его поползновения к сбыту таковых вещей и видеть в нем дарованное нам орудие, которое, при добром руководительстве, может не только облегчить наш труд неожиданными откровениями, но и сообщить изысканиям нашим совершенно непредвиденное направление.
Не особенно полезного, однако ж, и не вредного содействия вы можете ожидать от господ бывших помещиков, ныне скромно именующих себя землевладельцами. Сведения, добываемые этим путем, представляют, по преимуществу, плод досужей говорливости и потому должны быть принимаемы лишь с крайнею разборчивостью. Но, будучи очищены от того, что в них есть неожиданного и явно неимоверного, и они могут, по временам, проливать луч света на такие извилины человеческого сердца, которые без сего легкомысленного указания могли бы остаться навсегда закрытыми для нашего наблюдения.
Затем остается еще третьего рода содействие, о котором я говорю лишь с болью на сердце и которое я уже ранее назвал прямо вредным. Господа! я не нахожу достаточно слов, чтобы предостеречь вас от услуг и предложений сих содействователей, и, дабы вы умели отличить их, скажу вкратце об их происхождении. В последние пятнадцать — двадцать лет, вместе с успехами наук и развитием форм общежития, у нас появился особенный класс злонамеренных людей, известных под именем газетчиков и сочинителей. Профессия эта, главным образом, направлена к тому, чтобы разнообразными путями вводить становых приставов в заблуждение, с целью испытания их способностей, а также и для осмеяния их нравов вообще. Люди эти, иногда очень серьезно, сообщают нам различные как бы полезные указания и даже предлагают проекты реформ и законоположений, которые мы тоже, по чистоте нашей, принимаем за полезные, но на дне которых – увы! –лежит одна жестокая насмешка. В большей части случаев они действуют на нас не прямо, а посредством опубликования аллегорий, но тем успешнее увлекают в соблазн и опутывают нас своими сетями. Есть множество сочинений, написанных единственно с целью обмана, но притом с таким сатанинским искусством, что чины, действующие вдали от административных центров и, так сказать, предоставленные самим себе, ничего не в состоянии различить. Увлекаясь прекрасным слогом сих книг, они с точностью следуют злодейским советам, в них изложенным, и ожидают за сие от начальства наград. Каково же бывает их горестное изумление, когда вместо награды из губернии получается перевод в другой стан, а иногда и предложение подать просьбу об отставке! К сожалению, я говорю об этом по опыту, ибо сам двукратно был вводим подобным образом в заблуждение. Однажды, когда, прочитав в одном сочинении, составленном якобы некоторым городничим «Устав о печении пирогов», я в подражание оному написал «Правила о том, в какие дни и с каким маслом надлежит вкушать блины», и в другой раз, когда, прочитав, как один городничий на все представления единообразно отвечал: «не потерплю!» и «разорю!» — я, взяв оного за образец, тоже упразднил словесные изъяснения и заменил оные звукоподражательностью. И в оба раза вместо награды я получил от начальства выговор, с таковым притом внушением, что книжками этого рода следует пользоваться лишь для того, чтобы поступать как раз в противоположность содержащимся в них указаниям! Вот почему я и предостерегаю вас, господа урядники! Будьте вообще осторожны в выборе ваших руководителей, но в особенности опасайтесь льстивых сочинительских приманок, погоня за коими может ревностного урядника довести до исступления! (Замечаю: каково? особенно в путинские времена!)
Третья ваша обязанность заключается в наблюдении за целостью и неприкосновенностью наших краеугольных камней. Вы знаете, о чем я говорю. Многие утверждают, что камни сии суть лишь недавнее изобретение становых приставов, но ведь для нас важно не то, когда и кем что изобретено, а то, что изобретенное получило надлежащий уход и что, следовательно, сила его для всех обязательна. Вы знаете эти камни, господа. Вы сами обладаете собственностью, сами имеете семейства, чтите начальство, ходите в храм божий, так что если б вы не были урядниками, то я сказал бы вам: идите, добрые люди, с миром, и бог да поддержит вас в ваших похвальных начинаниях! Но в качестве урядников вы не имеете права довольствоваться личным выполнением предписаний долга, но обязываетесь требовать, чтоб и другие с тою же мужественною непоколебимостью шли по стезе добродетели. Поэтому я приглашаю вас, а в крайнем случае даже приказываю, действовать в этом смысле с неукоснительностью и неуклонностью. Само собою, однако ж, разумеется, что если бы в районе ваших действий находились лица, не имеющие собственности, то нет нужды заставлять их приобретать земли или дома, но вы можете и даже должны требовать, чтобы лица эти, взамен обладания собственностью, утешали себя уважением таковой. (Наши времена! Наши!!!).
В–четвертых, я желал бы, чтоб вы как можно деятельнее сносились между собой и сообщали друг другу результаты ваших личных наблюдений. А еще лучше бы, если бы вы, хотя раз в месяц, собирались здесь, у меня, для совместного обсуждения возникающих в вашей практике вопросов и для получения от меня обязательных для вас разрешений и наставлений. Господа! я сам ничего больше, как первый урядник вверенного мне стана, и хотя в качестве станового пристава стою во главе вашей дружины, но пользуясь моим титулом лишь для того, чтобы, подобно недавно встретившемуся со мной на станции генералу Фарафонтьеву, объявить вам: и я и вы – одна семья! Все мы под богом ходим, все тщетно спрашиваем себя: что сей сон значит? Будем же действовать единодушно и единомысленно! и встанем грудью против общего врага! (Нигилисты, коммунисты, враги народа, мировой империализм, вновь коммунисты, чеченцы и т.д.)
Засим, что касается до прочих обывателей, то прошу вас дать мне время осмотреться, прежде нежели я решу, как с ними поступить. Теперь же скажу кратко: есть обыватели благонамеренные и есть неблагонамеренные, есть благонадежные и есть неблагонадежные. Подобно тому как и государства: бывают государства благоустроенные, но бывают и совсем расстроенные. Все это, конечно, выяснится по мере ознакомления моего с здешнею местностью; а до тех пор предлагаю вам одно: действуйте неукоснительно, но приберегите решительный натиск, покуда я, обнажив меч, не встану перед вами с кличем: горе строптивым!
Вот все, что я имел вам сказать для первого знакомства. Кажется, не забыл ничего…» (Конец цитаты).
Во–первых, заметьте, что это писано всего через 17 лет после освобождения крестьян от рабства. Этих лет с лихвой хватило для создания разветвленной и строго ранжированной государственной системы не только слежки, но и прямого угнетения взамен крепостного права.
Во–вторых, хотя Салтыков–Щедрин и пишет от лица рядового станового пристава, сам этот пристав по тупости ума не смог бы составить столь исчерпывающую и подробную инструкцию своим подчиненным, тем более что он прямо ссылается: «мы имеем и некоторые особливые указания». То есть это идет с самого «верха» империи.
В третьих, система с 16 века никогда не прекращалась, только совершенствовалась исходя из требования дня. В 16 веке чистый «сыск и правеж» над беглыми, а также «держать и не пущать» – примитивно. Но и времена – примитивные. В 19 веке – строгая развернутая «становая» (районная) система подавления номинальной свободы человека, главное из которой – запугивание. В двадцатом веке – на каждом предприятии, заводе, фабрике, колхозе. В результате чего, несмотря на повышение производительности труда, прокормить эту армию бездельников становилось невозможно.
В четвертых, кабак в те времена – это и ресторан, и нынешняя дискотека, и клуб, и театр, вообще все, что ныне считается учреждением досуга для народа. В связи с этим вернусь к водке, которой посвящены у меня многие работы. Хазары (казаки–разбойники) сперва просто ловили людей по лесам и продавали в рабство. Затем стали среди них жить, спаивая народ в церквах и на этой основе закабаляя его. Закабалив и превратив смердов (свободный землепашец) в крепостных, водку пить запретили. Вплоть до 1861 года. С освобождением крестьян кабаки стали плодиться как грибы, и кабатчик стал оплотом государства. Крестьяне по все России даже массово противостояли кабакам, за что были наказаны военно–полевыми судами. (См. «Трезвенное движение в БСЭ). О перманентном отношении коммунистов и нынешних «демократов» к водке вы и без меня знаете.
В пятых, обратите внимание на помещиков – отработанный материал. А чтобы было понятней, вспомните кем являются ныне бывшие секретари КПСС – миллионный отработанный отряд бывших властителей на заводах, фабриках, в колхозах, институтах и так далее, вплоть до Кремля. Отношение к ним сегодня такое, как описал его Салтыков–Щедрин на примере бывших помещиков. Даже слова вложил в уста станового пристава те же самые презрительно–пренебрежительные, какие и сегодня слышны в отношении бывших секретарей.
И, наконец, в шестых. «Сочинители и газетчики» в 16 веке на Руси не могли существовать, так как даже в начале 17 века сам царь Шуйский не умел ни читать, ни писать. И даже боярским детям иностранной грамоте учиться было запрещено. Но вред от простого календаря уже знал. Ибо, когда иностранный купец привез в Московию на продажу пачку календарей, царь втихаря выкупил их все и сжег. Заметьте также, что во времена крепостного права грамотными были только помещики, и то далеко не все. И писали они только про «Дворянские гнезда», да «про любовь», а о судьбе народа раздумывали только три человека – Радищев, Некрасов, да полунемец Герцен. С окончанием рабства бывшие рабы потянулись к знаниям и уже через 17 лет царский КГБ стал считать газетчиков и сочинителей самым страшным российским злом. Теперь же их покупают оптом и в розницу, а не продающихся – уничтожают, физически или нравственно.
Исходя из изложенного, сколько бы ни говорили нам власти, что спецслужбы защищают нас от внешних врагов, не верьте им – врут. Тем более что как только они «поймают» какого–либо «иностранного шпиона» (не в гэбэшной литературе, а наяву), так и нахлебываются говна до отвала. Но самый главный показатель их не только в никчемности, но и продажности – это то, что чуть ли не половина гэбешнков, попавших за рубеж, тут же переходят на сторону «противника». И торгуют нашими секретами. И выдают «подельников». Отсюда следует, что и этот столп – гнилой, краеугольный камень – чистейшая глина.
Столп № 4. Самодержавие, православие, соборность (народность). Я этот столп подробно рассматривал в других своих работах. Здесь отмечу его – тезисно. Этот столп–триумвират – сущее безобразие. Посмотрите сами. Самодержавие, родственное самодурству, в демократическом обществе не может быть ни столпом, ни частью столпа, так как самодержавие (то есть сам все держу как скотину в хлеву: и суд и расправу, и народ, и землю) может иметь место только в рабской стране. Недаром английские и прочие короли и королевы в развитых странах только лишь олицетворяют царствие по традиции, но давно уже не правят ничем абсолютно. Оно, было, и Ельцин чуть не стал таким царем, но пришел Путин и принялся «восстанавливать вертикаль власти», назначив именно себя на вершине этой вертикали. Все остальные – если и не слуги его, то вассалы, обязанные смотреть туда, куда глядят его собственные глаза. Чем не самодержавие? Скажет генеральному прокурору делать то–то и то–то, тот бежит и делает. Не скажет, прокурор под ногами у себя ничего не видит. Озадачит пенсионный фонд – тот пенсии прибавит, как будто от этого приказания в пенсионном фонде деньги выросли, а раньше засуха была, и поступивший в казну пенсионный налог иссыхал на корню. И так далее по любому ведомству, включая губернии. По любому вопросу. А что ныне самодержавие стало называться вертикалью президентской власти, так разве суть в названии? Однако он не говорит судьям, чтоб судили по закону, а не произвольно. Ишь забывчивый какой! И чиновникам не говорит, чтоб не брали взяток. Или уже сказал? Ах, они непослушные такие. Отсюда следует, что эта самая «вертикаль» стала такой своеобразной, такой самодержавной, такой беззаконной. Но зато – беспрекословно исполнительной.
Я только никак не пойму, как может сосуществовать самодержавие и капитализм? В Англии как только капитализм грянул, так самодержавие сразу же прекратилось. Да и у нас в России царь ничего не мог поделать с капиталистами, субсидировавшими революционеров. И заметьте, самодержавие практически прекратилось к 1917 году, но тут явились коммунисты, и восстановили его под другим названием, «демократического централизма». Это, когда вся страна должна слушаться политбюро, так называемый «центр демократии». А само политбюро народ выслушает, конечно, пока Феликс Эдмундович спит, но выполнять ничего не обязано, «централизм» ведь все–таки. То есть царская вертикаль власти. И как это Путин не догадается, что он вводит именно самодержавие?