Среди заговорщиков, арестованных Ряполовским, не оказалось Артемия Львова...
Рука Зины погасила огонь и дала возможность Артемию скрыться в ее комнате, пока шли обыски в соседних палатах.
Князь Львов не хотел скрываться. Он желал вынести общую судьбу, но Зина шепнула ему словечко, явившееся лучом света.
- Государыня сказала, что ты можешь все спасти!
"Да, да, - решил Артемий. - Бог недаром сохранил меня... Я спасу тебя, государыня... Я спасу тебя, царевич, и будешь ты царем всея Руси, а не Дмитрий..."
Глава XVIII
ВОЗДУШНЫЙ ЗАМОК
Торжественно и пышно совершалось венчание царевича Дмитрия в Успенском соборе в присутствии огромного числа духовенства, бояр, воевод и иноземных послов.
Елена считала себя победительницей и занимала первое место. Дмитрий величался и, чувствуя, что цель его стремлений достигнута, всем своим поведением унижал врагов.
Никто не вспоминал Софии Фоминишны, никто не осмеливался произносить имени опальной государыни и царевича Василия.
Грустно и однообразно тянулись дни царственной матери и сына. Кто посещал их, тот таился и прятался от чужого взора, боясь кары государевой, опасаясь грозных наветов Ряполовского и братьев Патрикеевых.
Но Артемий не смущался никакими тревогами и часто навещал затворников. Вместе с Софией находились ее приближенные: Марфа, Зина и Маша, развлекавшие несчастную страдалицу.
Василий в сообществе с монахом Сергием увлекался чтением духовных книг, и кругозор его расширялся с каждым днем, научая всепрощению, снисходительности к ближнему и строгости к себе лично.
Артемий продолжал энергично готовить справедливое дело, которое подвигалось вперед медленно, но верно.
Он не делился с Софией своими планами, но как-то сказал с увлечением:
- Не тревожься, государыня... Не бывать Дмитрию царем!.. Твой сын будет сидеть на московском престоле, и ты сойдешь в могилу не раньше, как признают твои заслуги великие...
- Нет, Артем, не верится мне...
- Погоди, государыня... Скоро сказка говорится, да не скоро дело делается...
Отдаваясь сладостным мечтам о победе, София боялась расспрашивать и лелеяла свои надежды.
Ей все казалось, что опомнится Иван III, что дойдут до него слухи о еретиках, готовых взойти на престол, и отменит он свое распоряжение.
Горячо молилась София о счастье своей новой родины, ставшей ей дороже прекрасной Греции, о будущности сына и о просветлении разума супруга, слишком доверявшего хитрым сановникам.
Иногда, в бессонную ночь, казалось, что мольбы ее услышаны и восстановилось прежнее положение, когда царь внимал и верил только ее советам и непоколебимо завоевывал величие и могущество.
Но наступало утро, и печальная картина представлялась ее взору.
Одна, забытая всеми, оставленная, она томилась в глухих стенах монастыря и жадно ожидала какой-нибудь перемены.
Софию удивляло, как может Василий относиться так спокойно, и подчас шептала с горечью и тоскою:
- О, если бы я была мужчиной... Не удалось бы им сломить меня! Сколько лет вела я неравную борьбу... Я осталась бы победительницей, если б не Ида... Ах, как много зла причинила она нам обоим... Да, злодеяние никогда не доставит счастья... Никогда!
Накануне того дня, когда было назначено торжество величания Димитрия, Софию и ее сына перевели в другое помещение, выходившее окнами на Успенский собор.
Зачем было отдано Ряполовским такое распоряжение, София не знала и безмолвно покорилась.
Малейшая перемена вносила разнообразие в ее скорбное существование, и опальная царица радовалась всякой безделице.
Могла ли она думать, что Ряполовский желал доставить ей жгучее страдание зрелищем торжества Дмитрия и Елены.
Когда София узнала, какое событие должно произойти сегодня, нервная дрожь охватила ее.
Она решила не смотреть в окно на этот пышный поезд, на духовенство в парадных одеждах, на толпы народа. Ей не хотелось слышать крики ликующих горожан, видеть веселые лица сторонников Дмитрия!.. А между тем какая-то властная сила влекла ее к окну, и сквозь слезы отчаяния опальная царица глядела на великолепную картину.
- Василий... Сокол мой ясный... Твоя это судьба должна бы быть. А вот другой захватил ее! - с горечью воскликнула София, обращаясь к сыну.
Царевич обнял мать и нежно поцеловал ее.
- Успокойся, родная, - тихо молвил он. - Не миновать тому, что должно быть.
- На что ты надеешься, Вася?
- Я? Ни на что, матушка... С чего ты взяла?
- Но ты сказал.
- Я говорю, что судьбы, воли Божьей не минешь! Если мне назначено царство - так и будет. Без воли Господа ни единый волос не упадет с головы нашей...
Религия кротости не находила отзвука в сердце Софии. Она жаждала победы и не могла примириться с необходимостью ждать и питать смутные надежды.
Когда смеркалось, пришел Артемий. София обратилась к нему:
- Ты говорил: терпеть, надеяться... Дождались! Дмитрия венчали на княжение, а мой сын, Василий, томится в обители... Где же правда?
- Погоди, государыня...
- Давно жду, терпения не хватает!
- Прости меня, государыня, а ждать надо еще...
- Чего ждать-то? Говори!..
И Артемий сказал, повинуясь властному чувству жалости, охватившему его здесь, в убогой келье, где влачила свои дни истинная царица.
Князь Львов поведал Софии важную тайну.
Ему удалось узнать, что Ряполовский и Патрикеев, не довольствуясь властью, выпавшею им, как любимцам Ивана III, начали злоумышлять на жизнь царя.