Закончился век борьбы «капитализма» и «социализма». Но мир по-прежнему чреват серьезными социальными сдвигами, качественными переменами. Какими они будут? Что из копилки общественной мысли сохраняет актуальность? Каким идеям выписывать «путевку в будущее», а какие отправлять в «музей истории»? Эти вопросы особенно актуальны, когда речь заходит о социализме. Ведь в ХХ столетии слово «социализм» было на устах у всех, а теперь «социалистическое содружество» ушло в лету.
Произошло ли в конце ХХ века поражение социализма, или распад СССР знаменовал нечто другое? Каково соотношение социализма и модернизации? Чему отдать предпочтение в XXI в. — либерализму или социализму, или чему-то третьему? Что из мирового опыта социальных преобразований понадобится нам здесь, в России?
Чтобы ответить на эти вопросы, недостаточно знания только опыта ХХ века. Точно также, как в обстановке ХХ в. нельзя было ориентироваться, оперируя только опытом предыдущего столетия. Это заметили мыслители XIX в., и прежде всего «футурологи» того времени — социалисты. Именно они сформулировали основные проблемы, сохраняющие актуальность до сих пор, и предложили спектр ответов, часть которых была подвергнута проверке суровым опытом ХХ века. Но очень многое, что было сказано (и забыто) до коммунистического эксперимента, позволяет нам лучше понять ситуацию после него.
Человечество встречает XXI век в условиях торжества либеральной идеологии которая подменяет собой многообразие идей, бурно развивавшееся в ХХ столетии. Сегодня рамки политкорректности напоминают прокрустово ложе. Максимально приемлемая левизна – социал-либеральные взгляды, максимально приемлемая правизна – неоконсерватизм, признающий весь набор либеральных ценностей, включая частную собственность и многопартийную политическую систему. Либеральная утопия осуществилась настолько, насколько это было возможно, но так и не достигла основных провозглашенных ею целей – свободы, равноправия и демократии. Но эти же цели, а в дополнение к ним еще и солидарность («братство») между людьми провозглашает социализм – еще не осуществленный проект человечества. Он в принципе не осуществим, или еще не осуществлен? И что это такое – социализм, общество, которое претендовало на роль наследника капитализма?
Эта книга – о моделях пост-капиталистического общества, которые разрабатывались до начала первого глобального кризиса капитализма, разразившегося во время Первой мировой войны. Этот кризис был не последним, есть основания ждать новых потрясений глобальной капиталистической системы, а, следовательно – обдумывать альтернативы ей. И размышления социалистов о пост-капиталистическом обществе по-прежнему могут помочь нам в этом.
Откроем типичную для нашего времени брошюру с подзаголовком «Опыт непредвзятой дискуссии». «Поражение социализма, как и торжество капитализма, — факт»[1], — подписывает Ю.М. Осипов капитуляцию от имени целого общественного течения. Одно утешает – никто не уполномочивал бывших коммунистов подписывать такие капитуляции. Основанием «поражения» объявляется нежелание человека жить в условиях «квазисоциализма»[2], что уже само по себе спорно – за всю историю СССР нежелание жить «при социализме» никогда не было всеобщим. Но и без этого «исторические капитулянты» от социализма опровергают сами себя – ведь поражение «квазисоциализма» (то есть несоциализма) никак не доказывает поражения самого социализма, скорее — наоборот. Тем более, что поддержка «квазисоциализма», то есть некапитализма, миллиардами людей говорит также и об их нежелании жить при капитализме. За редкими исключениями, другие авторы сборника (да и других подобных изданий, подводящих итоги веку и социализму) обнаруживают знакомство разве что с марксистской традицией этого учения, и потому сводят социализм то к индустриальному некапитализму («реальный социализм»), то к приоритету общего над личным (тогда это и национализм), то к нетоварному обществу (чтобы неповадно было рассуждать о рыночном социализме). Исследование марксизма тоже актуально в наше переломное время, но не будем отождествлять социализм только с марксизмом и тем более — с практикой нескольких марксистских течений.
В XIX веке социализм расцвел множеством разнообразных побегов, среди которых учение Маркса было уважаемым, но даже не первым среди равных. Это был золотой век теории, стремившейся к конструированию новых, гуманных и справедливых отношений между людьми. Это было столетие пророков и мечтателей, провидевших грядущее благодаря научному исследованию и творческой интуиции. Они настолько далеко сумели заглянуть в будущее и настолько много сумели сказать о методах своего провидения, что и ныне этот инструментарий вполне годен к употреблению. Нужно только стереть пыль, кое-где подточить или заменить тронутые ржавчиной детали, смазать современными маслами – и в путь. Старый добрый социализм даст фору современным постиндустриальным теориям. И, глядишь, оставит их позади.
Люди, посвятившие жизнь марксизму, отступают под напором либерального «мэйнстрима» и ищут место «левой идее» в его лоне, соглашаются растворить социалистические взгляды в политкорректном социал-либеральном потоке: «При всем этом левые остаются левыми, пока сохраняют главную характеристику, отличающую их от иных идейно-политических группировок и направлений: стремление к созданию таких общественно-политических форм существования человеческого сообщества, которые способны обеспечить наиболее благоприятные условия для его всестороннего развития в интересах как отдельной личности, так и социума в целом»[3], — утверждает А.А. Галкин, имея в виду под левыми спектр идей слева от либералов, то есть социалистов (включая коммунистов и анархистов). Получается, что под социалистами («левыми») следует понимать тех, кто борется «за наиболее благоприятные условия» в интересах и личности, и общества — за «все хорошее». Но почему тогда в этой замечательной компании не умещаются либералы, включая самых радикальных неолиберальных «ястребов»? Ведь, если их послушать, они тоже выступают за развитие «в интересах как отдельной личности, так и социума в целом». Даже Гитлер утверждал, что стремится к триумфу арийского социума в целом и отдельной личности сверхчеловека. «Главная характеристика», сформулированная с социал-либеральных позиций, не позволяет отделить левых от иных направлений. Зато она отделяет левых от самих себя. Ведь сторонники классовой борьбы, которые вообще не признавали наличие интересов общества в целом — левые. И радикальные коммунисты, растворяющие личность в тоталитарном «социуме» — тоже левые.
Никак не получается определить «главную характеристику» социалистов (левых) через лирические рассуждения о благих стремлениях. Благими устремлениями устланы все пути — и в ад, и в рай. Но левые, социалистические пути должны все же чем-то отличаться от других. Не поняв «главную характеристику», не о чем и говорить.
Даже беглое сравнение социалистических (и включенных в социалистическое множество коммунистических) учений показывает их невообразимую разнородность. Среди сторонников тех или иных социалистических концепций можно найти Маркса и Бакунина, Герцена и Ленина, Сталина и Прудона. В рамках социалистических течений кипят споры, которые малопонятны респектабельным либералам и консерваторам. Конечно, они (нередко и с оружием в руках) оспаривали друг у друга право править «непросвещенными» массами. Но социалисты – другое. Их ставка – не власть, и даже не темпы продвижения человечества в будущее (как у консерваторов и либералов). Сторонники социализма оспаривают друг у друга само направление этого движения, его формы и принципы. Они живут в будущем. Социализм пронизан утопией насквозь, он не может жить без нее. В этом его слабость и уязвимость для критики. Но в этом – его сила и бессмертие. Если либеральная утопия, осуществляясь, опровергает сама себя, то даже крушение того или иного социалистического эксперимента дает новую силу другим потокам социалистической идеи. Без социализма человечество потеряло бы перспективу, было бы обречено на конец истории, вечный тупик, приводящий к гниению и распаду. Везде, где люди думают о будущем, о необходимости совершенствовать общество (социум), в котором они живут – везде неизбежен социализм как движение мысли и общественной практики.
Само слово «социализм», появившееся во Франции в первой половине 30-х гг. XIX в.[4], противопоставляет эту идею и общественный идеал только двум направлениям – либерализму с его апологией частной собственности и индивидуализма, и традиционализму с его верой в благотворность неизменности и покоя. Социалисты заняты проблемой совершенствования социума. Общество, современное социалистам, основано на угнетении большинства людей узкой элитой. Эта проблема угнетения, господства меньшинства и страдания большинства, стоит в центре внимания социалистов. Они по-разному объясняют сложившийся порядок. Но обязательно предлагают заменить данное общество иным, социалистическим – социализмом. Критерий любого социалистического общества (социализма)[5] — отсутствие эксплуатации, угнетения одними социальными слоями (господствующей элитой, кастой, эксплуататорскими классами) других (трудящихся, эксплуатируемых) классов. Преодоление классового разделения, социально закрепленного неравенства – ключевое требование к обществу, которое претендует на название социализма. Основные социалистические течения увязывали преодоление классового деления также с преодолением государства как организованного насилия. Связь преодоления социально-закрепленной иерархии и механизма этого закрепления логична. Так, К. Маркс и Ф. Энгельс писали: “Отмена государства имеет у коммунистов только тот смысл, что она является необходимым результатом отмены классов, вместе с которыми отпадает сама собой потребность в организованной силе одного класса для удержания и подчинения других классов”[6]. Очевидно, что невыполнение этих условий не позволяет говорить о возникновении социализма и тем более коммунизма (эти термины употреблялись либо как синонимы, либо как две стадии одного общественного строя).
Все социалистические течения провозглашают стремление преодолеть социальное неравноправие, разделение общества на классы, восстановить единство общества (социума), ныне раздираемого устойчивыми конфликтами интересов.
Предлагаются самые разные модели социализма, но все они имеют общую черту – социалисты стремятся к усилению роли общества в обществе. От корня слов «социум», «социальный» (то есть общество, общественный) и происходит «социализм». В этом корне кроется суть учения, общая для всех его направлений[7].
Это значит, что важнейшие процессы в социуме должны находиться под общественным контролем, а не под контролем социальной элиты (капитала при “капитализме”, феодалов при “феодализме”, бюрократии, технократии и др.). Общество должно контролировать собственное развитие, не отдавая свою жизнь на откуп олигархии.
Если капитализм – это общество, в котором господствует капитал, феодализм – феодалы, то социализм – это общество под контролем общества. Или обществ, сообществ. Эта поправка разделяет социалистов на два главных направления. Социализм в этом отношении шире всего остающегося несоциалистического спектра общественных идей. И это естественно. Несоциалистические «измы» работают с общественными формами настоящего, а социализм устремлен в будущее. Он футурологичен, но только в той части, которая не осуществилась как реальная общественная система. «Социализм» состоявшийся в реальной истории ХХ века показал, что он – не социализм. Он не реализовал основных требований социализма к будущему – в СССР и Китае, на Кубе и в Корее общество по-прежнему было расколото на классы с враждебными интересами, всеми признаками угнетения и подавления. Такому «социализму» труднее пройти в будущее, чем верблюду в игольные уши. Он сделал все, что мог – приблизил свои страны к стандартам социального государства.
Изначально социализм бросал вызов современному ему общественному устройству, прежде всего капиталистическому. Еще в начале ХХ века социализм был синонимом крайнего неприятия сложившихся общественных отношений. Позднее, занявшись конструктивным изменением социума, социалисты «вросли» в реальность и шаг за шагом стали изменять ее в соответствии со своими идеалами или вопреки им. Но, все же уводя мир от того состояния, в котором застали его.
В каком направлении и какими темпами следует совершенствовать общество с точки зрения теоретиков социализма? Идет ли речь о «смазке деталей», или о кардинальном изменении устаревшей социальной конструкции?
Изначально социализм бросал вызов современному ему общественному устройству, прежде всего капиталистическому. Еще в начале ХХ века социализм был синонимом крайнего неприятия сложившихся общественных отношений. Позднее, занявшись конструктивным изменением социума, социалисты «вросли» в реальность и шаг за шагом стали изменять ее в соответствии со своими идеалами или вопреки им. Но, все же уводя мир от того состояния, в котором застали его.
Принципы социализма складывались в этой борьбе. С одной стороны, они вытекали из отрицания капитализма, его эксплуатации с сопутствующей нищетой и роскошью, элитарностью, монополизмом и хаосом. Другой стороной социализма была попытка последовательно провести принципы более ранней либеральной утопии, бросить вызов капиталистическому обществу с помощью его же собственных идей, уже распространившихся в массовом сознании. Равноправие и демократия должны быть распространены на все сферы жизни, а не только на ее политико-правовую сторону.
Суммируя социалистические экономические идеи, М. Туган-Барановский утверждал: “Сущность социализма заключается в требовании экономического равноправия всех членов общества”[8].
Социализм как идеология не призывал ни к тоталитаризму, ни к отказу от либеральных ценностей свободы, равноправия и демократии. Он просто показывал, что либерализм непоследователен, так как подчиняет эти принципы господству частной собственности, которая пожирает их. Либерализм не способен обеспечить выполнение принципов, которые провозгласил. В этом отношении можно согласиться с Г. Мангеймом в том, что «перед социализмом стоит задача еще больше радикализовать либеральную утопию» [9].
Радикализм представляется чем-то опасным, не прагматичным, оторванным от реальности. Но ситуация переворачивается, если система, казавшаяся устойчивой и практичной, заходит в тупик. Если ее принципы не работают, их следует либо радикализовать, либо отказаться от них вовсе. Именно это и предлагает социализм. Он является лекарством от болезней капиталистического общества, и становится актуальным именно в период болезни.
Социалистическая идея ведет свою историю с XVI в., когда была написана первая социалистическая утопия Томаса Мора (1478-1535). Можно, подобно И. Шафаревичу, пытаться выводить социализм из практики древневосточных государств, так как в них была существенно ограничена частная собственность[10]. Но этот путь оценки социализма слишком очевидно окрашен красками идеологической войны.
Социализм – это не просто общество без частной собственности. Это не просто «некапитализм», но «послекапитализм». Он противостоит не только капитализму, но также и традиционному обществу (феодализму и более ранним формам традиционализма). Социализм как идейное течение и социальное движение возникает в период перехода от традиционного общества к индустриальному. Он динамичен, он приветствует разрыв с прошлым, но недоволен результатами настоящего. Он настроен на будущее. В них есть вера в то, что после начала восстания все устроится само собой благодаря Божественному вмешательству. Возрождение, культура рациональной мысли требует социального конструирования.
Отношения социализма и традиционного общества корнями уходят в его отношения с традиционными религиями, прежде всего с христианством, раз уж социализм родился в Европе.
У христианства и социализма – трудная история отношений. Большинство сторонников социализма были атеистами, а то и гонителями на Церковь. Церковь с осторожностью относилась ко всяким новациям, будь то демократия или социализм. Так что возникает соблазн поставить христианство и социализм по разные стороны баррикад, объявить социалистическую идею бесовской. В то же время в христианстве так много общих идей с социализмом, социалистические идеи настолько много взяли у христианства, что нередко возникали общественные течения христианского социализма. И до возникновения современных социалистических учений вожди радикальных народных движений поднимались на борьбу с эксплуатацией с именем Христа. Так что отношения христианства и социализма сложней, чем противостояние.
Развитие капиталистических отношений, ломка традиционного общества – это не только прогресс, но и массовые бедствия. Бунты были неизбежны, и неизбежно было размышление интеллектуалов – как избежать социальных бедствий, несправедливости, нищеты на пути развития общества. Для хилиастов бедствия были предзнаменованием Второго пришествия. А раз оно близится, тут бы и помочь Господу, как бы спровоцировать его на приход. Мы приготовили тебе путь и место, устроили общество по твоим заветам. Приди. Ведь смысл жизни христианина заключается и в том, чтобы «приуготовить путь Господу». Настоящий христианин – немного хилиаст, ведь Царство Божие вызревает на земле, в толще социальных отношений.
Хилиастические попытки создать царство Божие на земле предшествуют социалистической утопии. Сталкиваясь с несправедливостью, они стремились переделать привести общество с нормами социальных отношений, о которых говорится в Библии. Это была непростая задача, если вспомнить о различиях требований Христа к человеческой жизни и Ветхозветного общественного уклада. Социализм предлагает разделить задачи. Есть Вера, есть общие требования Христа к обществу, и есть реальность, которая подлежит рациональному рассмотрению и переделке на основе этих общих требований.
Любопытно, что коммунист-хилиаст Мюнцер и основатель утопического социализма Мор оказались по разные стороны баррикад в религиозной революции XVI в., причем социалист сложил голову как верный католик, не признав реформацию, а хилиаст довел борьбу реформаторов до накала борьбы с эксплутататорами.
Утопия в религиозном плане умереннее хилиазма, она не требует от Бога явиться и возглавить перемены. Утопия предлагает людям устроить мир по-божески, насколько это возможно.
Как верующий католик, Мор готов голову положить на плаху ради неизменности религиозных норм, а как социальный мыслитель мечтает о гуманистическом общественном устройстве, при котором по стране не ходят толпы нищих. Утопия для Мора – не идеал, а возможность жить иначе – все же лучше, чем в современной ему Британии.
До Маркса социализм не был накрепко связан с атеизмом. Появление термина «социализм» в 30-е гг. XIX в. во Франции произошло еще в эпоху, когда социалистическое учение проповедовали христиане. Религиозные истоки присутствуют и в русском социализме. Социализм – «общество без правительства, свершение христианства и осуществление революций»[11], – утверждает Герцен. Ему вторит В.А. Энгельсон: «Если читаешь их (Сен-Симона, Кабе, Фурье, Прудона – А.Ш.) писания, не держась мертвой буквы, а вникая в дух, нельзя не увидеть, что действительно мы теперь разрабатываем то самое учение, которое древние начинали усматривать по указанию Христа»[12].
Основные идеи социализма вытекают из христианской культуры. Христос недвусмысленно высказался по поводу многих социальных явлений. «Не собирайте себе сокровищ на земле…» При этом он – не категорический противник предпринимательства, в его притчах мы встречаем положительные отзывы о прибыльной деятельности (так что из других направлений социализма христианский взгляд ближе рыночному социализму Прудона – также христианина, хотя и критика католицизма). Просто не следует ставить погоню за прибылью в основу жизни человека, его преуспевания. Ибо «не можете служить Богу и маммоне».
Христос призывает людей жить в соответствии с золотым правилом нравственности: «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки». Из этого вытекают и социалистические идеалы равноправия и солидарности. Капиталист не может поступать с рабочими и конкурентами также, как он хотел бы, чтобы они поступали с ним. Он немедленно разорился бы, раздав свою прибыль на зарплату и сообщив конкурентам все секреты фирмы. Золотое правило нравственности может реализоваться только в обществе, где нет разделения на собственников и их работников, где преуспевание не покупается разорением других людей. Если такое общество возможно, то оно называется социализмом. Христос призывает нас к высшему альтруизму: «возлюби ближнего своего как самого себя». В эпоху резкого социального расслоения выполнение этого идеала со стороны собственника возможно только одним образом – раздать все бедноте. К этому и призвал богача Иисус. При соблюдении христианских заповедей капитализм просто не может работать. Приближение к христианскому идеалу социального поведения означает удаление от либеральных ценностей частной собственности к социалистическим ценностям социально-экономического равноправия и альтруизма.
Царство Божие, как семя, вызревает на земле. Христианство – не только духовное, но и социальное явление. В этом пространстве социализм и христианство пересекаются. Но они не совпадают, как не совпадают пересекающиеся оси координат. Христианство отмеряет высоту духа, тянется ввысь. Социализм – гармонию общественных отношений, ее ширь. Приверженцу либеральных ценностей индивидуального преуспевания тяжелее пройти в царствие небесное, чем верблюду в игольные уши. Сторонник социального раскрепощения, если его сознание не отравлено догмой атеизма, создает условия, в которых и духовное раскрепощение становится более доступным. Ведь духовное раскрепощение – это не повторение фраз из Писания, но и жизнь по Писанию – без лжи, зависти, насилия – в Любви и Правде. Многим ли позволяет это современное общество? Какая сила духа нужна, чтобы действительно (а не на словах) жить так сегодня. Если обществу предстоит меняться, то лучше, чтобы оно стало в большей степени похоже на Царство Божие.
Мюнцер живет в средневековье, он одержим радикальной религиозной реформацией, которая открывает дорогу для царства Божия на земле[13]. Хилиазм надеется создать из существующего аграрного общества новый мир путем духовно-религиозного порыва.
«Утопия» — «место, которого нет». Еще нет. Социализм конструирует новое общество как научное нововведение в тесной связи с техническим прогрессом. Если можно сконструировать более удобный предмет, то можно придумать и более удобное общество. По этому же пути идут и либералы, но «отцы конституций» конструировали политические машины, в то время как первые социалисты шли дальше и пытались нарисовать целостные общественные системы, в которых никто не останется «за бортом».
Мор, предвосхищая многие социалистические учения, видит выход в ликвидации прикрепления людей не только к собственности, но и к определенному производству и месту жительства. Люди в его «Утопии» перетасовываются по жребию, как карты, меняя профессии и жилища (впрочем, почти одинаковые). Это создает возможность избавиться от денег и устроить жизнь с наибольшей рациональностью[14]. Мор мыслит, как и подобает людям Возрождения и (впоследствии) Просвещения – рационально организованная жизнь ведет к счастью. Необходимо преодолеть наследие непросвещенного времени, которое мешает рациональности. Важнейшее препятствие – частная собственность.
Хронологически вслед за «Утопией» Т. Мора следует Мюнстерская коммуна, в которой именем Бога было обобществлено имущество. Но это – явления разного порядка. Т. Мор пытался описать рациональные отношения, Мюнстерская коммуна держалась на религиозном энтузиазме. Совпав по времени, они символизировали разные эпохи – зарю идеологии и закат хилиазма. Впоследствии социалистические учения унаследовали эсхатологический энтузиазм хилиазма, но их суть была в ином – в попытке предсказать оптимальный путь в будущее. Социализм был основан не на религиозной традиции, а на научном методе – исследовании возможного и оптимального пути человечества.
Первоначально социалистические идеи опирались на морально-этические и религиозные основания. Но в рациональном XIX веке социализм унаследовал от Просвещения рационально-научную аргументацию, превратившись в социальную науку, своего рода социальную инженерию. Разумеется, социалисты после этого могли продолжать верить в Бога, хотя большинство склонялось к атеизму. Сциентизм социалистических учений приобрел собственную инерцию, превратив некоторые социалистические доктрины в своего рода светские религии, нетерпимые в отношении конкурирующих вероисповеданий. Антиклерикализм придал социалистическому движению черты реформационного движения. В то же время распространение приобрели христианское и буддистское течения социализма, сохранившие связь с религиозными корнями. Но даже наиболее радикальные антиклерикалы в социалистическом движении, включая К. Маркса, как мы увидим, не могли избавиться от библейских стереотипов своего культурного базиса.
За последние два века социализм и христианство накопили друг к другу множество претензий. Атеистические клеветы на Церковь, костры Инквизиции, коммунистические гонения, к которым большинство остальных социалистов отнеслись равнодушно (как, прочем, и большинство либералов того времени), защита угнетательских порядков Церковью и даже прямое подчинение деспотической власти, и т.д., и т.п. Если попытаться систематизировать все это, то получатся сходные вещи. Оба учения обвиняют друг друга в применении насилия, службе деспотизму, предательстве собственных принципов. Очевидно ведь, что Торквемада столь же далек от Христа, как Берия – от Маркса. И социалистические теоретики XIX века подумать не могли о предстоящем полицейском контроле за верующими в СССР, также как первые христиане содрогнулись бы, узнай они об обязанности священника царской России доносить светским властям об услышанном на исповеди. В этих чертах перерождения – не свойство религии или социализма, а свойство идей как таковых, которые при проникновении в практику «обмирщаются» и проникаются духом мира сего.
Любой культурный пласт – и христианский, и социалистический – это синтез высокой идеи, модели бытия, и самого этого бытия – реальных людей с их страстями, культурной недостаточностью и недоразвитостью, рефлекторной склонностью к насилию. В реальных людях – раз они люди – всегда присутствует искра Божия и искра разума, но часто – лишь искра. А еще в них много полуграмотного, полуживотного, нечистого (и от Нечистого). Думая, что защищает Христианство от его врагов, человек может впасть в изуверство и садизм, то есть стать слугой Врага. Полагая, что строит социализм, человек может творить прямо противоположное – возводить тоталитарную Вавилонскую башню без свободы и справедливости. Это соединение идеи и быта, Откровения и человека, Идеи и практики порождает широкую палитру выводов и действий от величайших звездных моментов истории до величайших же преступлений и ошибок. А в промежутке – все наши ошибки, подлости, текучка, прозрения и мужественные поступки, из которых соткана жизнь. Христианство и социализм прорастают в реальной жизни трудно и с издержками, но без них эта жизнь осталась бы скотным двором.
Христиане знают, что мир несовершенен из-за несовершенства человека. Социалисты добавляют – но не только. Условия жизни воздействуют на человеческие характеры, на действия людей. Меняя условия, можно способствовать изменениям людей. Но и обратная точка зрения – характеры людей не зависят от общества – столь же однобока. Человеческие отношения воздействуют на нас ежеминутно, и только человек с невероятно сильной волей и духом может противостоять им. От эпохи к эпохе условия жизни меняются, они могут больше или меньше способствовать духовному росту людей. Очевидно, что общество, основанное на погоне за прибылью, на измерении любых ценностей деньгами, на тотальном манипулировании массовой информации и «промывании мозгов» – одно из главных препятствий для среднего человека в его духовном развитии. Конечно, и в этих условиях можно и нужно оставаться Человеком. Но с этой точки зрения нет ничего дурного в стремлении к социальным переменам.
Социализм исходит из общего с христианством посыла – человек должен совершенствоваться, быть гуманней и альтруистичней. Социализм ищет путей к этому – иногда в масштабах небольших поселений, иногда – целых стран. Не случайно, что эксперименты Оуэна и других провозвестников социализма так напоминают монастыри. Не был ли Сергий Радонежский социалистом?
Социалисты пытаются создать условия, в которых человек может становиться Человеком.
Первые века своей истории социалистическая мысль была далека от практики. Путь перемен был запрограммирован переходом от традиционного аграрного общества к индустриальному в его капиталистической форме. В центре внимания мыслителей были гарантии для преобразующей мир элиты, выраженные в конституционных нормах. Социальные гарантии для всех были еще не актуальны.
Утопии XVI-XVIII вв. хорошо исследованы. Здесь нам не стоит останавливаться на них подробно. Дело даже не в том, что социализм того времени еще слишком наивен и механистичен, чтобы перейти к практике. Как только социализм стал становиться на практическую почву, он быстро очистил свое наследие от излишних деталей, актуальных только для времени написания того или иного трактата. Но все, что годилось для более позднего времени, было унаследовано учениями XIX века, которые превратили социализм в важный фактор общественной жизни. В дальнейшем утопии прежних столетий воспринимались лишь как подтверждение "древности рода" течения, не более. Их основные идеи унаследованы более поздними теориями, а детали устарели вместе со средневековым бытом.
Иное дело – палитра социалистических взглядов, родившаяся в XIX веке. Она созвучна проблемам индустриального общества, в котором мы продолжаем жить по сию пору. И при этом начиная с XIX в. социалисты заглядывали в пост-индустриальное будущее.
Социализм второй половины ХIХ – ХХ вв.– живой участник событий, и оценка его течений обусловлена политическими позициями авторов. Только сейчас, когда позади осталась наиболее жаркая схватка между последователями различных социалистических направлений, мы можем спокойно проанализировать – что оставили они нашему общему будущему.