— У нас были условленные места. У семьи. Места с тайниками. В которых держали запас еды, воды и денег. Нам с малолетства показывали их. В игре, конечно. Егерь забирал нас в лес, учил ориентирам, показывал схроны. Из потайного хода я ушел высоко в горы. Так меня учили. Если есть риск преследования, надо идти по воде и камню, — он снова отпил и замолчал.
— Ты ждал своих?
— Да. Очень надеялся, что отец или хотя бы кто-то из свиты придет. Скажет, что делать. Куда идти. Как дальше жить, — его голос сорвался, перешел почти в шепот.
— Никто не пришел?
— Нет. Я просидел, кажется, трое суток. Вода заканчивалась. Надо было спускаться к реке или в лес, к ручью. Я выбрал лес.
— И там встретил людей.
— Угу. Бродячие циркачи, — снова глоток и молчание.
— Они вывезли тебя?
— Они увидели мальчонку с кошельком и в дорогой одежде. Первым делом обобрали. У меня был с собой короткий меч. Серьезного вреда я им, конечно, нанести не мог, но позабавил знатно. Кажется, они даже думали сделать меня цирковым фехтовальщиком. Отвели к своему главному.
— А что он?
— А он сразу понял, кто я такой. Не дурак был. Не знаю, почему сразу не убил. Испугался, наверное. Одно дело, когда внука Величайшего убивает зять Величайшего. И другое дело, когда принца убивает простой циркач.
— Понял, кто ты, и пощадил?
— Угу.
— Оставил у себя?
— Нет, — глоток, молчание, еще один глоток. — Продал в рабство. Довез как раз до Берьяты, — Ледяной приподнял в торжественном тосте бутылку, усмехнулся, — и продал за море. Недорого взял, но поставил условие, чтобы я никогда больше не появлялся на этом берегу.
— Черт!
Лина выругалась, подвинулась ближе к наемнику, взяла бутылку из его рук и сделал большой глоток. Что-то огненное обожгло ее желудок, легкие да и вообще все внутренности. Она согнулась, закашлялась. Из глаз потекли слезы. Ским усмехнулся, забрал у нее бутылку, похлопал по спине. Она глубоко вдохнула.
— Это что, отличительная черта вашего мира? Всех, кто в сложную ситуацию попал, рабами делать?
— Да ладно. Жизнь как жизнь. Мне еще повезло. Могли бы мальчиком для утех сделать. Чистенький, светленький, — наемник презрительно сплюнул в сторону, — видно было, что не деревенский ребенок. Но им понравилось, как я оружию обучен. Оставили в воинах.
Лина уткнулась в его плечо. Слезы, то ли от слишком крепкого спиртного, то ли от услышанного, стояли в ее глазах. Ским подвинулся к ней ближе, приобнял. Все ее обиды в этот момент растаяли. Она залезла ему под мышку, уткнулась носом в грудь. А он зарылся в ее волосы. Перебирал их пальцами, целовал пряди:
— Лина… Моя чужемирка, — шептал он. — Хорошая моя Лина. Прости меня. Я не знал, что все будет так.
— Да? Думал убьешь и все?
— Да… — он ответил так, как будто это было что-то само собой разумеющееся. — Я наемник, Лина. Я даже вспоминать не хочу, сколько человек от моего меча погибло. Большинство из них были полными скотами. Но… в какой-то момент совершенно перестаешь ценить жизнь. И свою, и чужую. Ребенка на алтарь не смог бы. А взрослого… — наемник презрительно фыркнул. — Но где ж его взять-то, взрослого с чистой душой? А тут ты подвернулась. Так удачно. Чужемирка, которая никогда никого не убивала, да еще и сама жить не хочет, — Ледяной замолчал и снова отпил из бутылки.
— А когда передумал? Или не передумал? — Лина отстранилась и с вызовом посмотрела на Скима.
— Сразу же в Реате и передумал. Когда посмотрел, как ты Синта защищаешь, — он допил свое пойло и отшвырнул пустую бутылку в кучу ей подобных. — Совершенно чужой тебе мальчишка, а ты из-за него под плеть подставляешься, со мной ругаться начала, чтобы я в седле его вез. Я вдруг понял, что ты первый человек на моем пути, который ценит жизнь. Жизнь саму по себе. Жизнь как факт, как что-то прекрасное, дарованное нам Богами.
— А разве это не само собой разумеется?
— Предыдущим человеком, который так считал, была моя мать. Больше мне таких не встречалось, — он вдруг встал на колени перед Линой и заговорил неожиданно страстно: — Понимаешь, меня всю жизнь окружала смерть. Мне говорили, что во мне самом живет смерть. И демоны меня разорви, бывали дни, когда я в это даже верил. А ты… Ты ценишь жизнь и борешься. Борешься за все живое, безо всякой выгоды для себя. Ну разве я мог…
Он замолчал, чуть отстранился, в темноте было плохо видно его лицо, но Лина чувствовала на себе его взгляд. Ждущий, надеющийся.
— Какой же ты дурак! — только и смогла сказать она и притянула его к себе.
Он сжимал ее в объятьях и целовал. Целовал волосы, глаза, щеки. Просто куда попадал, туда и прижимался губами.
— Лина, милая моя Лина. Не уходи от меня, пожалуйста, не оставляй меня, Лина.
— Как я могу от тебя уйти, — Лина со вздохом хохотнула, — я ж у тебя в рабстве.
— Глупая, — он нашел губами ее губы, впился, страстно. У Лины кружилась голова, сбивалось дыхание. Теплая волна, поднимавшаяся из низа живота, разлилась по всему телу, скрутилась в тугой жгут. Лина вспомнила слова Синта, чуть отстранилась.
— А ты сейчас чувствуешь то же самое? Да? — с каким-то даже вызовом спросила она.
— Они тебе рассказали, — Ским удовлетворено усмехнулся.
— То есть, обмануть меня не сможешь!
— Обмануть? Лина, что ты сейчас чувствуешь? — он снова придвинулся к ней вплотную.
— Жутко хочу тебя, — прошептала чужемирка.
— И что это значит? — он навалился на нее, прижимая своим телом к земле.
— Что ты жутко меня хочешь? — игриво ответила чужемирка.
— Правильно, моя хорошая, — его руки уже расстегивали лиф ее платья.
— Это платье долго снимать, — Лина ерзала, помогая ему растягивать шнуровку.
— Это же дорожное платье, — он уже запустил руки под лиф, его колено настойчиво втиснулось между ее ног. — Его же можно и не снимать.
Лину как ушатом холодной воды обдало:
— Что?! — она резко вывернулась из-под Ледяного. — Каков знаток женской одежды!
— Лина, — ему явно не понравилось, то, что она вдруг оказалась не под ним.
— Нет, слушай, я понимаю, что я у тебя не первая. Ты у меня, кстати, тоже. Но можно же вот как-то… Не так!
Он замер, глядя на нее. Лина попробовала прислушаться к своим чувствам. Где-то в глубине еще жило возбуждение, но его уже накрывало недоумение и раздражение.
— Как не так?
— Ну, вот так. На земле, платья не снимая. Будто я придорожная девка, — Лина уперлась в землю пятками и отползла от наемника еще дальше.
Ским отвернулся, шумно выдохнул, выругался. Поднялся на ноги. Лина так и сидела перед ним, уперевшись руками в землю. Он протянул ей руку.
— Пойдем.
— Куда?
— Домой, конечно. К Парту. Он же тебя послал меня вернуть? — в его голосе звучала досада и плохо скрываемая злость.
Лина взяла его за руку, он поднял ее рывком, хмыкнул и пошел вперед к выходу из парка. Она, застегиваясь на ходу, побежала за ним. Не хватало еще отстать и заблудиться.