Старшему сыну, князю Ивану, завещатель отказал в Москве дворы Зворыкин, Игнатьев и Бутов сад; Семену и Ярославу - пополам двор великой княгини Марии (жены Симеона Гордого); Семену - за Неглинною Терехов сад; княгине с Андреем и Васильем - большой двор московский пополам; Ярославу, Андрею и Василью - Чичаков сад натрое. Соль на Городце князья Семен и Ярослав ведают заодно и добычу делят пополам, кроме Федоровской варницы.
Сравнивая волости, исчисленные в завещании Владимира Андреевича, с волостями, которые получил отец его по завещанию Калиты, мы видим, что князь Владимир успел значительно увеличить свой удел. Из этого удела еще при великом князе Иоанне II была потеряна Лопастна, отошедшая к Рязани, но она заменена была Новым городком на устье Поротли. Потом Владимир Андреевич вследствие завещания Калиты получил треть из волостей княгини Ульяны; великий князь Димитрий Донской дал ему Лужу и Боровск; племянник Василий Димитриевич дал ему Волок и Ржеву с волостями; но потом произошла у них мена: быть может, Василию не хотелось, чтоб волости серпуховского князя простирались так далеко на запад, по границам новгородским и тверским; он взял назад у дяди Волок и Ржеву и вместо первого уступил ему часть своих примыслов на востоке, именно Городец с волостями: Белгородьем, Юрьевцем, Коряковою и Черняковою слободами и Унжинскою тамгою, а вместо Ржевы- Углич с селом Золоторусским; наконец, на юге даны были Владимиру Андреевичу в удел и отчину: Козельск, Гоголь, Алексин и Лисин с куплею Пересветовою. Но умножение сел подмосковных, слобод в разных других местах, сел в Юрьеве нельзя приписать ничему иному, как покупкам со стороны Владимира Андреевича; в завещании своем он упоминает об одной покупке сына своего, князя Ивана,- доказательство, что князья еще при жизни отцов своих имели средства покупать себе волости.
В завещании Владимира Андреевича и в договорах его с великим князем Василием Димитриевичем останавливает нас еще одно обстоятельство: он получает от великого князя Углич; но мы видели, что этот город по завещанию Донского отказан был не Василию, а Петру Димитриевичу, князю дмитровскому. Эта мена волостей произошла вследствие составления удела для меньшего брата, Константина Димитриевича. Мы видели, что в первом завещании своем Василий Димитриевич отказывает на долю Константина Тошню и Устюжну; но этого было мало; все князья должны были участвовать в составлении удела, и вот бездетный князь Петр Димитриевич уступает младшему брату Углич, взамен получает от Юрия Шачебал и Ликурги, но и эти две волости уступает также Константину; кроме того, Юрий отдает Константину еще несколько своих Звенигородских волостей. За это, а может быть и за что-нибудь другое, Юрий получает от великого князя часть его примысла, Вятку, принадлежавшую к Суздальско-Нижегородскому княжеству. Но великий князь взял у Константина Углич и променял у Владимира Андреевича на Ржеву для Константина же, которому придал еще великокняжеские владения в Бежецком Верхе; Волок, выменянный на Городец, остался за великим князем. Такое распределение волостей существовало недолго по смерти князя Владимира Андреевича, ибо великий князь отобрал у его детей все свои пожалования: Углич, Городец, Козельск, Гоголь, Алексин, куплю Пересветову и Лисин, из которых Углич отдал опять брату Константину, вероятно, чтоб заставить его отказаться от своих притязаний на старшинство. Владимировичи не имели средств противиться великому князю и должны были отказаться от примыслов отцовских, и один из них, Ярослав, принужден был отъехать в Литву.
Впрочем, великий князь дал им некоторое вознаграждение: отдавая Углич Константину, он взял у него Тошню и отдал Владимировичам, наказавши, однако, сыну своему в завещании выменять ее у них.
Так были распределены волости в Северо-Восточной Руси, когда малолетний Василий Васильевич сел на столе отца своего и начались знаменитые усобицы, поведшие к собранию почти всех волостей Московских в одно целое. Прежде всего должен был возникнуть вопрос о Дмитрове, выморочном уделе князя Петра Димитриевича; сначала он был, как видно, присоединен к волостям Василия Васильевича, но потом, после суда в Орде, Дмитров был отдан дяде Юрию в вознаграждение за потерю старшинства.
Заключая договор с племянником после смерти Морозова и бегства своего из Москвы, Юрий уступил ему опять Дмитров, но зато взял Сурожик, село Лучинское, Шепкову, Шачебал, Ликурги, Костромские волости: Андому, Корегу, Борку, Березовец с Залесьем и Шиленгу, наконец, остальные великокняжеские владения в Бежецком Верхе, кроме волостей, уступленных прежде князю Константину, и кроме сел боярина Ивана Дмитриевича, которые Василий оставлял за собою, ибо "взял в своей вине".
Оба брата, и Юрий и Константин, несмотря на разницу в летах, умерли почти в одно время; выморочный удел бездетного Константина взял себе великий князь Василий; у Юрия оставалось трое сыновей. До нас дошло его завещание, но написанное гораздо прежде смерти, когда еще он владел Дмитровом, следовательно, до первого завладения Москвою. В этом завещании особенно замечательно то, что не сделано никакого различия между старшим и младшими братьями, участок Московский отказан всем трем сыновьям поровну, старшего пути нет; быть может, холодность к старшему сыну, Василию Косому, и особенная привязанность к младшему, Димитрию Красному, были тому причиною. Василий Косой получил Звенигород с волостями: Угожею, Плеснью, Дмитриевою слободкою, Тростною, Негучею, Андреевским; из московских сел: Домантовское да луга Тамашинские в Перерве; Димитрий Шемяка получил город Рузу с ее волостями: Юрьевою слободою, Замошьем, Кремичною, Скирмановом, Белми, Ростовцами, Фоминским, селом Михайловским и Никифоровским со всеми деревнями; из подмосковных волостей получил он бортников на той стороне Москвы-реки да луг против города. Димитрий Красный получил Вышгород с Коситским селом, Суходол с Истьею и с Истервою, с Уборичною слободкою, с Боровковою, Смоляную; из подмосковных волостей: село Михалевское, селце Сущевское у города, доблинских сокольников, бортников, псарей да луг Ходынский. Дмитров-город завещан троим сыновьям вместе, а из волостей Дмитровских Василью Косому: Селна, Гуслица, Вохна, Загарье, Рогожь, Куней; Шемяке: городок Шорна, Корзенева, Воря, Вышегород, Инобаж; Красному: Ижво, Мушкова, Раменка, Берендеево с слободкою Кузмодемьянскою, Лутосна, Куликова. Вятка отказана всем сыновьям вместе; но Галич со всеми волостями и доходами - одному Димитрию Красному. Троим сыновьям вместе Юрий отказывает двор свой, сад за городом на посаде и другой садик поменьше. Из этого завещания видим, что, кроме Вятки и Дмитрова, уступленных братом и племянником, Юрий не успел прикупить ничего к своему уделу, а потерял Сурожик (отданный, как видно, брату Константину); не упомянуты также в его завещании села Юрьевское и Ростовское. Иначе, как видно, распорядился Юрий перед смертию: Вышгород и Галич, волости Красного по прежнему завещанию, теперь видим у Шемяки; за Красным видим волости Бежецкие и Костромские, недавно приобретенные Юрием, кроме, однако, Шачебала, Ликургов и Андомы. Но смерть Юрия и вражда Косого с Василием Васильевичем послужили для последнего первым поводом к примышлению на счет живых князей: он отобрал у Косого его Звенигородскую волость; Шемяка, заключая договор с великим князем, отказался и от Звенигорода, и от Дмитрова, и от Вятки, а взял удел дяди Константина - Ржеву и Углич - да подмосковные волости - Зарыдалье, Сохну, Раменейцо, Осташевские деревни, Щукинское, Сурожик, Шепкову, Лучинское. После встречи при Костроме Косому отдан был Дмитров вместо Звенигорода, но, как мы видели, ненадолго.
Таким образом, удел Петра Дмитриевича и половина удела Юрия Дмитриевича были присоединены к Коломенскому великокняжескому уделу. Но уделы Серпуховской и Можайский оставались еще не тронутыми: первый вследствие беспотомственной смерти четырех сыновей Владимира Андреевича сосредоточился в руках единственного внука его Василия Ярославича; удел Можайский по смерти Андрея Димитриевича разделился на два удела: Можайский, доставшийся старшему сыну Андрееву - Ивану, и Верейский младшему, Михаилу. Шурин великого князя Василий Ярославич отказался от всех пожалований, полученных дедом его от отца Василиева; но часть этих пожалований, именно Козельск с волостями - Серенском, Людимском, Коропками, Вырною, Пересветовою куплею, Алексином, Лисином и Свибловом, в Москве сочли нужным отдать Ивану Андреевичу можайскому. Союз Ивана Андреевича с Шемякою, имевший следствием взятие и ослепление великого князя, имел также следствием и присоединение Можайского удела к волостям Василиевым: в то время, когда Шемяка принужден был отказаться от Углича, Ржевы и Бежецка, можайский князь должен был уступить Козельск, Алексин и Лисин. Потом, отказавшись от союза с Шемякою, Иван Андреевич получил было за это снова Лисин и, кроме того, владения в Бежецком Верхе, как они были за Димитрием Красным (умершим в 1440 году и передавшим свои волости Шемяке), и половину Заозерья - волости кубенских князей; но скоро после, вследствие известных обстоятельств, Иван Андреевич лишился не только этих новых примыслов, но и своего удела Можайского. Все волости Шемяки еще прежде были присоединены к владениям великокняжеским. Оставались уделы Серпуховской и Верейский. После услуг, оказанных Василием Ярославичем великому князю, последний вспомнил, что серпуховскому князю недодана была его дедина: Углич, Городец, Козельск, и в вознаграждение за это отдал ему Дмитров, кроме того, из отобранных у Шемяки волостей - Суходол с Красным селом. По изгнании Ивана Андреевича можайского между шурином и зятем произошла мена волостями: Василий Ярославич отдал Дмитров назад великому князю и за то получил Звенигород с теми волостями, которые были за Косым, кроме Плесни и села Ершовского, потом Бежецкий Верх со всем и с селами тех бояр и детей боярских, которые пошли в изгнание с князем Иваном можайским, кроме сел, проданных уже московским боярам,- Толстикова и Башарова - и вотчинных деревень детей Сопрычиных. Но Василий Ярославич недолго пользовался этими волостями: сначала был принужден отдать назад Звенигород и Бежецкий Верх, а потом лишился и всех волостей своих.
Уцелел один удел Верейский; князь Михаил Андреевич не только сохранил свою отчину, но еще успел приобресть некоторые примысли: сначала верейский князь получил от Василия Васильевича в отчину и удел половину Заозерья, отчины заозерских князей; кроме того, к этой половине прибавлено было еще 100 деревень из половины великокняжеской, да за половину Кубены Михаил Андреевич получил из великокняжеских Заозерских волостей попригожу, на той стороне, которая приходилась к его отчине Белуозеру. Потом из Шемякиных волостей великий князь дал Михаилу Андреевичу Вышгород с волостями, путями и селами да из Звенигородских волостей - Плеснь, кроме Плесенского села, кроме того, Смоляные, Сохну, Зарыдалье, Зерем и тарусицких бортников. Ценность пожалования была увеличена еще тем, что Вышгород освобождался от выхода на пять лет и вся Верейская волость три года платила только полвыхода. Относительно распределения волостей в княжение Василия Васильевича любопытны духовные завещания двух княгинь: Елены, жены Владимира Андреевича, и великой княгини, Софьи Витовтовны, матери Василия Темного. Елена сочла нужным благословить своего господина великого князя Василия Васильевича селом Коломенским; внука своего Василия Ярославича она благословила селами: Омутским, Всходским, в Луже, селами Юрьевским, Деготским, Осеневским, Аврамовским, Михалковом, Миседским, Сосновским, в стану Московском, селом Туловским; сноху свою, жену князя Семена, Василису благословила селом Ногатинским с лугами и городскими Ногатинцами, в Луже, селом Бубольским и Бенитским; другую сноху, жену князя Василия, Ульяну, благословила селами Битяговом и Домодедовом, а в стану (Московском), селом Танинским да селом Богородским; внука князя Василия Ярославича благословила также селом Ковезинским в Радонеже; внуку княгиню Марью Ивановну, селом Вороновским в Дмитрове, в городе (Москве), местом под двором старым на Подоле, где были владычни хоромы, а по смерти княгини Марьи село и место, князю Василию Ярославичу. В этом завещании мы видим не все волости, которые получила Елена по духовной мужа своего, и, между прочим, не видим тех волостей, которые были даны ей в опричнину, как Обухово, Косино. С другой стороны, мы знаем, что княгини имели право располагать только теми волостями, которые были назначены им в опричнину, или своими собственными примыслами; каким же образом княгиня Елена располагает всеми своими волостями? Это явление можно объяснить только тем, что Елена пережила всех своих сыновей, которым должны были достаться ее волости, взятые из их уделов, а правила, по которому единственный внук ее Василий Ярославич должен был считаться необходимым наследником всех своих бездетных дядей, не было.
Духовное завещание великой княгини Софьи Витовтовны замечательно в двух отношениях: во-первых, по большому количеству прикупов, что показывает большие средства, которыми обладала завещательница; во-вторых, замечательно тем, что большая часть этих прикупов отказана одному любимому внуку князю Юрию Васильевичу. Княгини по завещанию мужей своих получали большие и богатые волости - некоторые из них в опричнину, большую часть в пожизненное владение; но доходы со всех волостей, равно как некоторые другие доходы, оставляемые умирающими князьями в пользу жен своих, давали последним средства прикупать волости, которыми уже они могли располагать по произволу, и смотря по привязанности увеличивать ими удел того или другого внука. В завещании княгини Софьи встречаем из 52 волостей не более шести, которые не были ее прикупами, именно села:
Бабышевское, Лысцево, Ослебятевское, прикупы Димитрия Донского, завещанные им жене своей Евдокии и неизвестно по какому случаю перешедшие в полную собственность княгини Софьи, и потом опричнина последней - селце Семчинское с Самсоновым лугом и Гжеля. Первые три села она отказала снохе своей, великой княгине Марии Ярославовне, а последние- любимому внуку Юрию. Теперь следуют прикупы: коломенские села: Колычевское, Николцево, Липятинское, Чухистово, Окуловское и Репинское; юрьевские: Курчевское, Елецкое, Варварское; за Волгою на Шексне волость Устьугла, стан Веретейка со всеми деревнями - отказаны сыну, великому князю Василию. Коломенские прикупы: на Северьсце село Григорья Наумова да у Малина село Ивана Бункова - отказаны великой княгине Марии. Владимирский прикуп - села Толба, Вижекша и Головино -внуку Иоанну. Московский прикуп - села Поповское, Воробьеве с Семеновским и деревнями, на Похре село Мячково с Фаустовским, Ладыгинским, Левонтьевским, Тяжином и рыболовлими деревнями; коломенские села: Вилино, Кривцово, Бронниче, Чевырево, Марчуково, Рожок, починок у Щелина озера; юрьевские прикупы - Турабьевские села, потом: Кучка, Деревенька, Шадрино; костромские прикупы: Качаловское, Ушаковское, Святое; вологодские: Масленские села, Янгасарские, Говоровские - отказаны внуку Юрию, кроме трех сел юрьевских: Турабьевских Березников, Ратькова и Алексина; Алексино - княгине Евфросинии, Березники и Ратьково - великой княгине Марии, но по смерти их - князю же Юрию. Село Вышелес - внуку Андрею; прикуп на Волоке - Белеутовские села и Окораковские - внуку Борису.
Наконец, все уделы Московского княжества (кроме одного, Верейского) вместе со всеми примыслами в других областях собраны были Василием Темным, который, смещав все их вместе с великокняжескою областью Владимирскою, разделил между пятью сыновьями: старшего, Иоанна Васильевича, благословил великим княжением, третью в Москве, чем его самого благословил отец,Коломною, Владимиром, Переяславлем, Костромою, Галичем, Устюгом, Вяткою, Суздалем, Новгородом Нижним, Муромом, Юрьевом с Великою Солью, Боровском, Суходолом, Калугой, Алексином; из московских сел: Островским, Орининским, Константиновским, Малаховским, Красным над Великим прудом и лугом большим у города по реке Москве. Второго сына, Юрия, благословил в Москве третью, которая была за князем Владимиром Андреевичем; но Юрий должен был разделить эту треть с братом Андреем Большим и держать ее по годам. Кроме половины московской трети Юрий получил в Москве же год князя Константина Димитриевича, потом волости: Дмитров, Юлку, Серебож, Бускутово, Рожественое, Можайск, Медынь, Серпухов, Хотунь, все волости, завещанные ему бабкою Софьею Витовтовною, с придачею Шипиловского села к Турабьевским. Мы замечаем желание князей округлить свои уделы, не иметь в них волостей, принадлежащих другим князьям: так, например, князь Владимир Андреевич требовал от своего сына Ивана, чтоб тот отказался от прикупа своего, приходившегося в уделе другого сына, Ярослава, теперь по завещанию Софьи Витовтовны села князя Юрия приходились в Коломенском уделе великого князя Иоанна, вследствие чего Василий Темный дает последнему право выменять их у младшего брата без обиды. Третий сын, князь Андрей Большой, получил Углич, Устюжну, Рожалово, Кистму, Бежецкий Верх, Звенигород, у Москвы село Сущевское. Четвертый сын, князь Борис, получил в Москве год князя Ивана Андреевича можайского, Ржеву, Волок, Рузу. Если князь Юрий Васильевич благодаря особенной любви бабки своей с отцовой стороны получил большую часть ее многочисленных прикупов, то князь Борис был любимцем другой бабки - с материнской стороны, княгини Марьи Федоровны Голтяевой, и получил от нее также много волостей, без сомнения доставшихся ей после отца, боярина Федора Федоровича Голтяя-Кошкина и бездетных братьев; эти волости были: у Коломны села Проскурниковские да Введенские, на Городне деревня, на Москве за Похрою Разсудовские села - Зверевское и Бирановское, во Владимире Симизинские села, Лазарское, Котязино, у Владимира Евнутьевское село, на Костроме, на Волге, Нижняя слобода, Базеевское, Мануиловское, на Вологде Турандаевское, Понизовное, Ковылинские села, Горка, на Шоме деревни да у Москвы село Шарапово, Лошаково, луг на Москве-реке под Крутицею, в Берендееве село Ростовцовское, в Кинеле Суровцово, Тимофеевское, Микульское, двор внутри города Москвы и дворы на посаде. Пятый сын, Андрей Меньшой, получил в Москве год князя Петра Дмитриевича, у Москвы село Танинское, Ясеневское, Раменейце, потом Вологду с Кубеною и Заозерьем, Иледам с Обнорою, Комелою и Волочком, Авнегу, Шиленгу, Пельшму, Бохтюгу, Ухтюшку, Сяму, Отводное с Перхушковскими селами, Тошну, Янгосар.
Великая княгиня Мария получила в пожизненное владение: Ростов, т. е. ту часть города, которая была за Василием Темным, в остальной же части еще владели князья ростовские; по смерти великой княгини ее часть Ростова переходила к князю Юрию.
Потом утверждались за нею купля ее Романов и устье Шексны; далее, великая княгиня получала волости по Волге и Шексне, которые были за князем Иваном можайским, вместе с селами, отобранными у изменившего боярина Петра Константиновичах Усть-Углы, Нерехту, у Москвы село Напрудское, мельницу Ходынскую с лугом Ходынским, Ногатинское, Новинки, Озерецкие села, Михалевское, Олешню, Лужские села, Павшинское, деревни боярина Петра Константиновича на Истре. Из уделов: из Коломенского: городок Брашову, с селцем, с Гвозднею и с Иваном, Устьмерску, Песочну, Малинские села, село Серкизовское с Мезынкою, Высокое, Шкинь, селце Федора Степанова, Свербеевское, Лысцевское, Бабышево у Коломны, Чухистово; в Переяславле: Рюминское, Маринину слободу, село Доброе; в Юрьеве: село Фроловское с Елохом, Красное, Курчево, Елцы, Варварино, Кузьмодемьянское, Голенищево, Добрыньское, Волстиново, Сорогошино, села Петра Константиновича: Матвеицово и Ворогово; в Суздале: Шокшов, Давыдовское; на Костроме: села Михайла Данилова, села Колдомские, данные ей Михаилом Сабуровым; на Устюге, в придачу к ее купле Леонтьевскому, Пятницкому и Вондокурью, село Мошемское и Дымкову сторону; из удела Андрея Большого: Елду, Кадку, Васильково; из удела князя Бориса: Издетемлю, Иудину слободу, Ядрово, село Андреевское во Ржеве; из удела Андрея Меньшого: Иледам с Комелою и Обнорою; из Нижнего Новгорода: села, которые были за великою княгинею Софьею Витовтовною, с Сокольским селцем и Керженцом; из Мурома - селце Муромское и Шатур. После составлена была еще приписная духовная грамота, по которой великой княгине отказаны: село Коломенское, Дьяковское, Хвостовское, луг князя Юрия Димитриевича против великокняжеского двора, Юрьевский луг Казначеев, два стана к Марининой слободе; в Переяславле Городище с деревнями Волнинскими да Бармазово с деревнями; в Муроме Почап, Заколпье, Черсово; на Коломне - село Оксинское с деревнями, также Мячково, купленное у Настасьи, жены Федора Андреевича, села на реке Москве, купленные у ее дочери. В Можайске: село Чертаковское, Белевицы, Исмейское село, мельницу под городом; села муромские и села в Вотском Стародубе, данные Анною, женою Василия Ивановича; села Долмата Юрьева в Хотунском, Растунове и Перемышле - в опричнину. Двор князя Ивана можайского в Москве отдан старшему сыну Ивану; двор серпуховских князей за Архангельским собором - сыну Юрию, а двор, данный ему бабкою у церкви Иоанна Предтечи, отдан великой княгине; двор Шемяки - Андрею Большому; опальные же дворы бояр Константиновичей - Петра, Ивана и Никиты, также за городом дворы отдаются в распоряжение великой княгине - кому из сыновей что даст. Села Окуловское и Репинское, которые великая княгиня дала Федору Басенку, а в духовной своей отдала в распоряжение великому князю, - эти села будут находиться у Басенка в пожизненном владении, а после смерти его отходят к великой княгине Марии.
Из этого обзора постепенного распространения, разделения и собирания Московских волостей мы видим, что в распространении Московского княжества завоевания играют весьма малую роль; первоначальное распространение на счет соседних княжеств - Смоленского и Рязанского, присоединение Можайска и Коломны с Вереею, Боровском, Лужею произошло силою оружия; но со времен Калиты распространение происходило преимущественно прикупами и примыслами особого рода, в которых оружие не участвовало. Московский князь скупает (отсюда название окупных князьков)
отдаленные северо-западные и северо-восточные княжества, волости, как видно пустынные, бедные, которых князья не были в состоянии удовлетворять ордынским требованиям, а с другой стороны, не были в состоянии противиться ближайшим соседям, князьям более сильным. Таким образом, московские князья распространяют свои владения на счет слабых, раздробленных владений потомков Константина, Ивана Всеволодовичей, Константина Ярославича; Калитою куплены были Белоозеро, Галич, Углич; летописцы не говорят, как приобретен Дмитров; они говорят об изгнании из волости князей галицкого и стародубского при Донском; но волости стародубских князей не упоминаются среди волостей Донского и наследников его; следовательно, они оставались за князьями-отчичами, вошедшими в служебные отношения к московским князьям. Княжества Нижегородско-Суздальское и Муромское были заняты не силою оружия, только после нужно было в продолжение известного времени защищать этот примысл от притязаний прежних его князей; на юге московские князья распространяют свои владения на счет слабых, раздробленных областей Черниговско-Северских, на юго-востоке - на счет князей мещерских. Но в то время, когда волости присоединяются путем мирным, куплею или хотя насильственным, но без походов и завоеваний, продолжительные войны московских князей с соседними княжествами, хотя и оканчивавшиеся благополучно, не имели следствием земельных приобретений: так, ничего не было приобретено от Твери после счастливых войн с нею при Донском, ничего не было приобретено от Рязани после определения границ при Иоанне II; попытка приобресть волости Новгородские за Двиною при Василии Дмитриевиче не удалась. Кроме приобретения целых княжеств московские князья обогатились приобретением многих сел и мест. Мы знаем, что князья постоянно вносили в свои договоры условие - не приобретать волостей в чужих владениях, вследствие чего московские князья, несмотря на свои денежные средства, не могли купить волостей ни в Тверской, ни в Рязанской области; но им открыта была для прикупов великокняжеская область Владимирская, которою они постоянно владели, и мы видели из их завещаний, как они воспользовались этим, как преимущественно наполнили своими куплями уезд Юрьева Польского; вот также одна из причин усиления московских князей. Двояким путем князья московские приобретали села:
куплею и отобранием у опальных бояр; так приобретены были села Вельяминовские, Свибловские, Всеволожские (Ивана Димитриевича), братьев Константиновичей.
Границы Московского княжества при кончине Иоанна Калиты не совпадали даже с границами нынешней Московской губернии, ибо для этого недоставало ему Дмитрова, Клина, Волока Ламского; потом захватывали некоторую часть Тульской и Калужской губерний; но при кончине праправнука Калитина, Василия Темного, московские владения последнего не только обнимают всю нынешнюю Московскую губернию (кроме Клина), но простираются по губерниям: Калужской, Тульской, Владимирской, Нижегородской, Вятской, Костромской, Вологодской, Ярославской, Тверской.
Границы собственно Московского княжества на юго-востоке с Рязанскою областию определены в договорах рязанских князей с московскими: граница шла по реке Оке и Цне; прежние места Рязанские, от Коломны вверх по Оке, на стороне Московской:
Новый городок, Лужа, Верея, Боровск - и все другие места на левой стороне реки принадлежат Москве, а вниз по Оке от Коломны по реку Цну и от устья Цны вверх все места на Рязанской стороне - к Рязани, а на Московской - к Москве.
Вследствие этого раздела Окою старые Рязанские места на правом берегу, бывшие до времен Иоанна II за Москвою, отошли к Рязани, именно: Лопастна, уезд Мстиславль, Жадене городище, Жадемль, Дубок, Броднич с местами. Места: Талица, Выползов, Такасов - отошли к Москве, равно как Мещера, купля Донского. Иначе, думаем, нельзя понимать этого места: "А межи нас роздел земли по реку по Оку, от Коломны вверх по Оце, на Московской стороне почен, Новый городок, Лужа, Верея, Боровск, и иная места Рязанская, которая ни будут на той стороне, то к Москве; а на низ по Оце, по реку на Тцну от усть Тцны вверх по Тцсне, что на Московской стороне Тцсны, то к Москве; а что на Рязанской стороне за Окою, что доселе потягло к Москве, почен, Лопастна и проч., та места к Рязани". Но спрашивается: каким образом Лопастна могла быть на Рязанской стороне, за Окою? Относительно Тулы новая трудность: "А что место князя великого Димитрия Ивановича на Рязанской стороне, Тула, как было при царице при Тайдуле, и коли ее баскаци ведали; в то ся князю великому Олгу не вступатся, и князю великому Димитрию". Тула называется местом великого князя Димитрия на Рязанской стороне, он от нее отступается - это понятно, но в то же время отступается от нее и великий князь Олег! В чью же пользу? Можно было бы предположить ошибку в договоре Донского и, основываясь на позднейших договорах рязанских князей с Василием и Юрием Дмитриевичами, принимать, что великие князья московские отступились от Тулы в пользу князей рязанских, ибо в этих позднейших договорах московские князья обязываются не вступаться в Тулу; но здесь опять затрудняет дело договор рязанского князя Ивана Федоровича с Витовтом, где встречаем следующее условие: "Великому князю Витовту в вотчину мою не вступатися Ивана Федоровича, в землю ни в воду, поколе рубежь Рязанские земли Переяславскые моее вотчины вынемши Тулу, Берестей, Ретань с Паши, Дорожен, Заколотен Гордеевской".
Любопытно, что в договорах московских князей с рязанскими не только Лопастна, но также Верея и Боровск называются старыми местами Рязанскими, тогда как, по свидетельству летописца под 1176 годом, Лопастна была волостию Черниговскою; но уже из этого самого свидетельства можно заметить, что рязанские князья начинают захватывать ближайшие к ним волости Черниговские, как, например, упоминаемый тут же Свирельск. По всем вероятностям, рязанцы захватили и Лопастну, и Верею, и Боровск, и Лужу вскоре после Батыева нашествия, когда Черниговско-Северское княжество опустело, раздробилось и обессилело.
Из новгородских договорных грамот мы знаем, что Волок, Вологда и Бежецкий Верх считаются до последнего времени владениями новгородскими; но в то же самое время в договорах и духовных грамотах великокняжеских мы видим, как великие князья распоряжаются и Волоком, и Бежецким Верхом, и Вологдою - знак, что здесь волости Новгородские находились в смесном владении с великокняжескими; и действительно, великий князь Василий Васильевич, утверждая Бежецкий Верх за Шемякою и братом его Дмитрием Красным, ставит условием договора, чтобы они держали эту волость по старине с Новым городом. Мы видели, что новгородцы хотели здесь размежеваться с великим князем; по Василий Васильевич Темный почему-то не хотел этого размежевания. На основании известия под 1220 годом, что великий князь Юрий Всеполодович велел племяннику, Васильку Константиновичу ростовскому, выслать против болгар полки из Ростова и из Устюга, мы заключили, что Устюг зависел от ростовских князей. Не знаем, удержали ли они Устюг во время своей слабости и зависимости от великих князей, или Устюг отошел к Владимирской области; знаем только, что Устюг является как город, принадлежащий князьям московским, впервые только в завещании Василия Темного, когда в первый раз города Владимирского княжества были смешаны с московскими и когда в первый же раз Ростов был отказан великим князем жене. Что касается общих русских границ на юго-востоке, то с большою вероятностию можно предположить, что они совпадали с границами епархии Рязанской и Сарайской, ибо последняя находилась уже в собственных владениях татарских. Этой границею в митрополичьих грамотах определяется река Великая Ворона, из тех же грамот узнаем, что христиане находились в пределе Черленого Яру (реки) и по караулам возле Хопра до Дону. На восточном берегу Дона, там, где эта река имеет ширину одинакую с шириною Сены в Париже, Рубруквис нашел русскую слободу, построенную Батыем и Сартаком; жители ее обязаны были перевозить через реку купцов и послов. Относительно этих границ важно для нас известие о путешествии Пимена митрополита в Константинополь. Митрополит отправился из Рязани сухим путем, взявши три струга и насад на колесах. Достигши Дона, путешественники спустили суда на реку и поплыли вниз. Вот как описывается плавание по Дону: "Путешествие это было печально и уныло, потому что по обеим сторонам реки пустыни: не видно ни города, ни села, виднеются одни только места прежде бывших здесь городов, красивых и обширных; нигде не видно человека, но зверей множество: коз, лосей, волков, лисиц, выдр, медведей, бобров, множество и птиц - орлов, гусей, лебедей, журавлей и разных других". Миновавши реки Медведицу, Высокие Горы и Белый Яр, также место древнего козарского Саркела, путешественники начали встречать татарские кочевья. Видно, что на Донской системе в конце XIV века крайним русским княжеством было Елецкое; кочевья же татарские начинались в нынешней земле войска Донского, около тех мест, где Дон находится в самом ближайшем расстоянии от Волги.
Касательно юго-западных границ с литовскими владениями мы знаем, что при Василии Дмитриевиче московском и Витовте литовском границею была назначена река Угра; но это определение односторонне. Мы видели также, как рязанский князь определил свои границы с Литвою; но из этого определения ничего понять нельзя. Из княжеских договоров и завещаний мы знаем, что Перемышль, Лихвин (Лисин), Козельск, Тросна считались в числе Московских волостей. Что же касается до земель присяжных князей Одоевских, Белевских, Воротынских, то здесь границ определить нельзя, потому что, по собственным словам Иоанна III, эти князья служили и его предкам и предкам Казимира литовского, на обе стороны, сообща; мы знаем также, что город Одоев, например, разделялся на две половины: одна принадлежала линии князей, зависевших от Москвы, а другая - линии князей, зависевших от Литвы. Из переговоров между московскими боярами и литовскими послами при Иоанне III мы знаем также, что договоры, заключенные с Литвою при Василии Дмитриевиче и сыне его Василии Темном, были невыгодны для Москвы, которая должна была тут уступить волости, принадлежавшие ей по прежним договорам, заключенным при Симеоне Гордом и брате его, Иоанне II. При Олгерде половина Серенска принадлежала Москве, а другая половина - Литве; в договоре Василия Темного с Казимиром Козельск был написан на обыск, т. е. по заключении договора должно было обыскать, кому этот город принадлежал прежде; но обыска не было, и Козельск остался за Москвою. Со стороны Смоленской или Верхнеднепровской области границею между московскими и литовскими владениями была сначала Угра, потом далее, на севере, границ Москвы и Твери с Литвою должно искать по водоразделу между речными областями Днепра и Волги. Границы между Литвою и новгородскими (с псковскими) владениями должны были оставаться те же самые, какие были между Смоленским и Полоцким княжествами и Новгородом. Как на востоке были волости, находившиеся в смесном владении у новгородцев и великих князей владимирских, например Торжок, Волок, Бежичи, так и на юге были такие же смесные владения у новгородцев и великих князей литовских; таковы были Великие Луки, Ржева (Новгородская) и еще волостей десять, менее значительных: все эти земли принадлежали к новгородским владениям, но дань и некоторые другие доходы шли с них великому князю литовскому; как в Торжке были два тиуна новгородский и московский, так и на Луках сидели два же тиуна новгородский и литовский, и суд у них был пополам. Без сомнения, такие отношения к Лукам, Ржеве и другим местам литовские князья наследовали от князей смоленских, которых княжеством они овладели. Такое явление, что волость принадлежала одному государству, а дань с нее шла другому, мы видим не в одних Новгородских областях: в договорах великих князей тверских с литовскими читаем: "Порубежные места, которые тянут к Литве или к Смоленску, а подать дают к Твери, должны и теперь тянуть по-старому, равно как те места, которые тянули к Твери, а подать давали к Литве или к Смоленску, тем и ныне тянуть по-прежнему и подать давать по-прежнему же".
Западные границы, границы Псковских волостей с Ливонским орденом, совпадали с нынешними границами Псковской губернии с Остзейским краем. Что касается границ Новгородской области со стороны шведских владений в Финляндии, то мы не имеем возможности определить их до 1323 года, к которому относится дошедший до нас договор великого князя Юрия Даниловича с шведским королем Магнусом. В этом договоре сказано, что Юрий с новгородцами уступили шведам три корельских округа:
Саволакс, Ескис и Егрепя, вследствие чего и сделалось возможным определить границу.
Дошел до нас перечень и Новгородских Двинских волостей: Орлец, Матигоры, Колмогоры, Кур-остров, Чухчелема, Ухть-остров, Кургия, Княж-остров, Лисич-остров, Конечные дворы, Ненокса, Уна, Кривой, Ракула, Наволок, Челмахта, Емец, Калея, Кирия Горы, Нижняя Тойма. Потом из северных местностей упоминаются:
Вельск, Кубена, Сухона, Кемь, Андома, Чухлома, Каргополь, Кокшенга и Вага. Из вятских городов упоминаются Орлов и Котельнич. На востоке определить границу трудно: знаем только, что на Суре был уже русский нижегородский город Курмыш.
Мы обозрели исторически распространение Московского княжества, усиление владельцев его волостями на счет других князей; но рядом с этим усилением московских и великих князей, разумеется, должно было идти изменение в отношениях между старшим и младшими князьями. Рассмотрим также и это изменение исторически; сперва обратим внимание на отношения князя московского и вместе великого князя владимирского к ближайшим родичам своим, удельным князьям, а потом на отношения его к дальним родичам, которые благодаря ослаблению родовой связи назвались, каждый в своей волости, великими князьями и пользовались одинакими правами с великим князем владимирским, хотя последний при удобном случае и старался приравнять их к своим удельным; таковы были князья тверской, рязанский, нижегородский.
В завещаниях своих великие князья определяют отношения между старшими и младшими сыновьями по старине; Калита говорит: "Приказываю тебе, сыну своему Семену, братьев твоих младших и княгиню свою с меньшими детьми: по боге ты им будешь печальник". Донской завещает детям: "Дети мои, младшие братья князя Василия, чтите и слушайте своего брата старшего, князя Василия, вместо меня, своего отца; а сын мой князь Василий держит своего брата князя Юрия и своих братьев младших в братстве без обиды". Против духовной Калиты в завещании Донского встречаем ту новость, что он придает волостей старшему сыну на старший путь. Одинакое наставление детям насчет отношений младших к старшему повторил и великий князь Василий Васильевич в своем завещании. Но описываемое время было переходным между родовыми и государственными отношениями; первые ослабели, вторые еще не утвердились; вот почему неудивительно встретить нам такие завещания княжеские, где завещатель вовсе не упоминает об отношениях младших сыновей своих к старшему: таковы завещания Владимира Андреевича и Юрия Дмитриевича. Можно было бы подумать, что так как эти завещания писаны младшими, удельными князьями, то они и не упомянули об отношениях между сыновьями, которые все были одинаково младшие братья относительно великого князя; но в таком случае они упомянули бы об обязанностях своих сыновей к этому великому князю, чего мы не находим; притом, например, Владимир Андреевич делает же различие между старшим своим сыном и младшими, назначает первому особые волости на старший путь, наконец, определяет обязанности сыновей к их матери, своей жене, говорит, чтоб они чтили ее и слушались, говорит, чтоб они жили согласно, заодно, и, однако, не прибавляет старой обычной формы чтоб они чтили и слушались старшего брата, как отца.
Посмотрим теперь, как определялись обязанности удельных князей к великому в их договорах друг с другом. В договоре сыновей Калиты младшие братья называют старшего господином князем великим; клянутся быть заодно до смерти; брата старшего иметь и чтить вместо отца. Кто будет, говорят они, брату нашему старшему недруг, тот и нам недруг, а кто будет ему друг, тот и нам друг. Ни старший без младших, ни младшие без старшего не заключают ни с кем договора.
Если кто станет их ссорить, то они должны исследовать дело (исправу учинить), виноватого казнить после этого исследования, а вражды не иметь друг к другу.
Старший обязан не отнимать у младших волостей, полученных ими от отца: "Того под ними блюсти, а не обидети". Когда кто-нибудь из младших умрет, то старший обязан заботиться (печаловаться) об оставшемся после умершего семействе, не обижать его, не отнимать волостей, полученных в наследство от отца; не отнимать также примыслов и прикупов. Если старший сядет на коня (выступит в поход), то и младшие обязаны также садиться на коней; если старший сам не сядет на коня, а пошлет в поход одних младших, то они должны идти без ослушанья. Если случится какая-нибудь оплошность (просторожа) от великого князя, или от младших князей, или от тысяцкого, или от наместников их, то князья обязаны исследовать дело, а не сердиться друг на друга.
В договоре Димитрия Донского с двоюродным братом Владимиром Андреевичем встречаем уже важные дополнения: младший брат обязывается держать под старшим княженье великое честно и грозно, добра хотеть ему во всем: великий князь обязывается держать удельного в братстве, без обиды: "Тебе знать свою отчину, а мне знать свою". Заслышавши от христианина или от поганина что-нибудь доброе или дурное о великом князе, о его отчине или о всех христианах, младший обязан объявить ему вправду, без примышления, по крестному целованию, равно как и старший - младшему. Оба князя обязываются не покупать сел в уделах друг у друга, не позволять этого и своим боярам, не держать закладней и оброчников, не давать жалованных грамот; если случится иск одному князю на подданных другого, давать исправу. Младший обязан посылать своих воевод с воеводами великокняжескими вместе, без ослушанья; если кто-нибудь из воевод ослушается, то великий князь имеет право казнить его вместе с удельным. Если во время похода удельный князь захочет оставить кого-нибудь из своих бояр у себя, то он обязан доложить об этом великому князю, и оба распорядятся вместе, по обоюдному согласию (по згадце):
кому будет прилично остаться, тот останется, кому ехать, тот поедет. Младший должен служить старшему без ослушанья, по згадце, как будет прилично тому и другому, а великий князь обязан кормить удельного князя смотря по его службе.
Когда оба сядут на коня, то бояре и слуги удельного князя, кто где ни живет, должны быть под его знаменем. Если случится какое-нибудь дело между обоими князьями, то они отсылают для решения спора (для учинения исправы) своих бояр; если же бояре будут не в состоянии покончить дела, то едут к митрополиту, а не будет митрополита в Русской земле, то едут к кому-нибудь на третейский суд (на третей), кого сами себе выберут; и если который князь проиграет свое дело, то бояре его не виноваты в том.
Владимир Андреевич отказался от старшинства в пользу племянника, обязался признавать последнего старшим братом, но все же он был дядею Василию Димитриевичу, и потому договор, заключенный между ними, написан в более легких для серпуховского князя выражениях. Последний обязывается держать своего племянника, брата старейшего, честно, а слова грозно нет; великий князь обязывается держать дядю и вместе брата младшего в братстве и в чести без обиды.
Во втором договоре старик дядя выговаривает даже себе право не садиться на коня, когда племянник сам не сядет; этот второй договор замечателен тем, что договаривающиеся уже хотят продлить и упрочить свои отношения: здесь в первый раз князья клянутся исполнять условия договора за себя и за детей своих. В завещании своем Владимир Андреевич приказывает жену, детей и бояр своих брату старшему, великому князю; если между детьми его случится какой-нибудь спор, то они для его решения посылают своих бояр; если и эти не согласятся между собою, то идут пред старую княгиню-вдову; которого сына княгиня обвинит, на том великий князь должен доправить, так, однако, чтоб вотчине их и уделам было без убытка.
Относительно пользования уделами, Владимир Андреевич определяет, чтоб сыновья его не въезжали в уделы друг ко другу на свою утеху, т. е. на охоту, равно и в удел матери своей, разве получат позволение; не должны присылать в удел друг к другу приставов и не судить судов.
Димитрий Донской имел всю возможность привесть в свою волю двоюродного брата, который не имел средств бороться с владельцем двух частей Московского княжества и целого Владимирского; притом же серпуховской князь не имел права на старшинство ни в Москве, ни во Владимире. В других отношениях находился Василий Димитриевич к родным братьям, которых надобно было щадить, ласкать, чтоб заставить решиться сделать первый тяжкий шаг отказаться от старшинства в пользу племянника. Отсюда понятно, почему в договорах Василия Димитриевича с братьями мы не находим тех резких выражений, тех прямых указаний на служебные отношения удельного князя к великому, какие встречаем в договорах Донского с Владимиром Андреевичем. Младшие братья обязываются держать Василия только вместо отца; Юрий Димитриевич в отдельном договоре своем с старшим братом обязывается держать его в старшинстве, и только; нет выражения честно и грозно, нет обязательства служить старшему брату.
Василию Димитриевичу не удалось склонить брата Юрия к уступке старшинства племяннику; отсюда усобица в княжение Василия Васильевича. Эта усобица кончилась торжеством нового порядка вещей, собранием уделов, но в продолжение ее великий князь иногда находился в затруднительных обстоятельствах и потому не мог слишком круто поступать с удельными. Дядя Юрий Димитриевич, принуждаемый отказаться от старшинства, хотя и называет племянника старшим братом, однако заключает с ним договоры как союзник равноправный, безо всякого определения, как он должен держать старшего брата; Юрий освобождает себя от обязанности садиться на коня даже и тогда, когда сам великий князь выступит в поход; относительно этого обстоятельства в первом договоре встречаем следующее условие: если Василий Васильевич сядет на коня, то Юрий посылает с ним своих детей, бояр и слуг; если великий князь пошлет в поход младших дядей своих или детей Юрия, то последний обязан выслать детей с боярами и слугами; если же великий князь посылает своих воевод, то и Юрий обязан выслать только своего воеводу с своими людьми. Во втором договоре: когда Василий сам сядет на коня или пошлет в поход дядю Константина, то Юрий высылает сына; если же великий князь пошлет двоюродных братьев или воевод, то Юрий высылает только воевод своих; если же великий князь пошлет одного сына Юриева на службу, то последний должен идти без ослушанья.
Выражения честно и грозно в начале княжения Василия Васильевича не находим в договорных грамотах этого великого князя даже и с двоюродными братьями Андреевичами, встречаем только в договоре с князем Василием Ярославичем, внуком Владимира Андреевича; нет этого выражения и в договоре Андреевичей с Юрием; но после смерти Юрия оно является постоянно в договорах Василия Васильевича с удельными князьями.
Договоры великих князей московских с великими же князьями тверскими и рязанскими сходны с упомянутым выше договором великого князя Василия Васильевича с дядею Юрием, с тою только разницею, что Юрий, как удельный князь, не может сам собою, непосредственно, сноситься с Ордою, посылает дань чрез великого князя, тогда как великие князья тверской и рязанский сохраняют относительно татар вполне независимое от московского князя положение, сами знают Орду, по тогдашнему выражению. Если тверской князь и обязывается иногда считать московского старшим братом, то это определение отношений остается без дальнейшего объяснения.
Относительно выступления в поход в договорах между великими князьями московским, тверским и рязанским - встречаем обыкновенно условие, что если великий князь московский сядет на коня, то и другой договаривающийся великий князь обязан садиться на коня; если московский пошлет воевод, то и другой обязан сделать то же; только в договорах Димитрия Донского и сына его Василия с Михаилом тверским встречаем особенности: в первом тверской великий князь обязан садиться на коня и в том случае, когда выйдет на рать двоюродный брат московского князя Владимир Андреевич. В договоре Василия Димитриевича читаем:
"Пойдет на нас царь (хан) ратию или рать татарская, и сяду я на коня сам с своею братьею, то и тебе, брат, послать ко мне на помощь двух своих сыновей да двух племянников, оставив у себя одного сына; если же пойдут на нас или литва, или ляхи, или немцы, то тебе послать детей своих и племянников на помощь; корм они возьмут, но иным ничем корыстоваться не должны. Также если пойдут на вас татары, литва или немцы, то мне идти самому к вам на помощь с братьями, а нужно будет мне которого брата оставить у себя на сторожу, и я оставлю. А к Орде тебе и к царю путь чист и твоим детям, и твоим внучатам, и вашим людям". Этот договор заключен совершенно на равных правах, даже у тверского князя более прав, чем у московского, без сомнения вследствие возраста Михаила Александровича: так, последний ни в каком случае не обязывается сам выступать в поход.
Что касается формы договорных грамот, то до времен великого князя Василия Димитриевича они обыкновенно начинались словами: "По благословению отца нашего митрополита"; первая дошедшая до нас договорная грамота, начинающаяся словами:
"Божиею милостию и пречистыя богоматери", есть договорная грамота Василия Димитриевича с тверским князем Михаилом; постоянно же эта форма начинает встречаться в договорных грамотах со времен Василия Васильевича Темного, именно начиная с договора его с князем Василием Ярославичем серпуховским. После этих слов следуют слова: "На сем на всем (имярек) целуй ко мне крест (имярек)".
Оканчиваются грамоты такими же словами: "А на сем на всем целуй ко мне крест по любви вправду, без хитрости". Когда вследствие известных стремлений вражда между родичами, между великим князем и удельными, дошла до крайности, когда мирились только по нужде, с враждою в сердце, с намерением нарушить мир при первом удобном случае, то начали употреблять более сильные нравственные средства, для того чтобы побудить к сохранению договора: явились так называемые проклятые грамоты. Но эти проклятые грамоты, это усиление нравственных принуждений не достигало цели и служит для нас только признаком крайнего усиления борьбы, при которой враждующие действовали по инстинкту самосохранения, не разбирая средств, не сдерживаясь никакими нравственными препятствиями. Что касается формы духовных завещаний княжеских, то они начинались следующими словами: "Во имя отца и сына и св. духа. Се аз грешный худый раб божий (имярек) пишу душевную грамоту, никем не нужен, целым своим умом, в своем здоровьи".
При обзоре распределения волостей княжеских мы видели, какую важную долю из них князья давали обыкновенно своим женам. Этому богатому наделению соответствовало и сильное нравственное и политическое влияние, какое уступалось им по духовным завещаниям мужей. Калита в своем завещании приказывает княгиню свою с меньшими детьми старшему сыну Семену, который должен быть по боге ее печальником. Здесь завещатель не предписывает сыновьям, кроме попечения, никаких обязанностей относительно жены своей, потому что эта жена, княгиня Ульяна, была им мачеха. До какой степени мачеха и ее дети были чужды тогда детям от первой жены, доказательством служит то, что сын Калиты, Иоанн II, не иначе называет свою мачеху как княгинею Ульяною только, дочь ее не называет сестрою; это объясняет нам старинные отношения сыновей и внуков Мстислава Великого к сыну его от другой жены, Владимиру Мстиславичу, мачешичу. Иначе определяются отношения сыновей к родным матерям по духовным завещаниям княжеским: Донской приказывает детей своих княгине. "А вы, дети мои, - говорит он, - живите заодно, а матери своей слушайтесь во всем; если кто из сыновей моих умрет, то княгиня моя поделит его уделом остальных сыновей моих: кому что даст, то тому и есть, а дети мои из ее воли не выйдут. Даст мне бог сына, и княгиня моя поделит его, взявши по части у больших его братьев. Если у кого-нибудь из сыновей моих убудет отчины, чем я его благословил, то княгиня моя поделит сыновей моих из их уделов; а вы, дети мои, матери слушайтесь. Если отнимет бог сына моего, князя Василия, то удел его идет тому сыну моему, который будет под ним, а уделом последнего княгиня моя поделит сыновей моих; а вы, дети мои, слушайтесь своей матери: что кому даст, то того и есть. А приказал я своих детей своей княгине; а вы, дети мои, слушайтесь своей матери во всем, из ее воли не выступайте ни в чем. А который сын мой не станет слушаться своей матери, на том не будет моего благословения".