- Это его пробило носом встречное судно, - поясняет Пахомыч. - Пролезть в него можно?
- Можно, кромки ровные.
- Господин, Хелин, - вежливо склоняется Пахомыч к джентльмену, - какое направление водолазу?
Тот что то торопливо объясняет.
- Георгий, пролезь в пролом, выйди в коридор и дойди до двери номер семь.
- Постараюсь.
Опять ожидание. У меня вдруг замер спасательный конец.
- Я дошел до двери.
- Попытайся ее вскрыть...
- Не могу, - хрипит голос водолаза.
- Проломи как-нибудь ее.
В динамике слышно отрывистое дыхание.
- Никак... Дверь стальная, не открыть. Спустите шашку, я постараюсь ее взорвать.
Между Пахомычем и господином Хелиным идет оживленный разговор. Потом раздается голос нашего руководителя.
- Георгий, вылезай на верх. Дверь взрывать не будем.
- Добро... Вылезаю.
Спасательный конец ослабляется и я начинаю его потихонечку сматывать.
Палуба постепенно пустеет: Григорий уходит отдыхать; господин Хелин с переводчиком переправились на яхту; ребята смылись в кубрик играть в домино. Только у поручей дымит из своей трубки Пахомыч. Я подхожу к нему и тоже облокотился на перила.
- Пахомыч, в чем дело, почему мы не рванули дверь там... на судне?
- Понимаешь, это самая глупая экспедиция, в которой я участвую. Мы на дне ищем бутылки с вином и шампанским.
- Чего?
От удивления я чуть не сел на палубу.
- Чего, чего? Этим господам за деньги все можно. Нас за валюту зафрахтовали, теперь надо выполнять эту дерьмовую работу. Вот почему и не рванули дверь в каюту. Как мне объяснил господин Хелин, каждая целая бутылка с шампанским или вином, болтающаяся на дне, стоит от 1000 до 100 тысяч долларов, а он собирается вытащить с этого судна около восьми тысяч бутылок.
- Почему же такие цены?
- Эта посудина попала в катастрофу до войны. Из Марселя в Ленинград везли шампанское, сухие и марочные вина самых лучших сортов юга Франции. Сам Сталин, говорят, был заинтересован в прибытии груза, но..., как мне сказал господин Хелен, навстречу судну шел немецкий эсминец, он и впилил в скулу... Считай, прошло более пятидесяти лет, для вин отличная выдержка, а там на дне наверняка температура прохладная, должно получиться то, что надо.
- Это Хелен тебе рассказал?
- Не только рассказал. Эти господа меня ознакомили с документами...
- Но груз то наш?
- Был наш, стал господина Хелина, он купил право на его приобретение.
- Может рассказать об этом ребятам?
- Он все узнают сами, но о том, что это наше вино, никому не надо говорить. Здесь затронута честь России.
Пахомыч последний раз затягивается, потом выбивает трубку о перила.
- Как твоя голова? - задает он вопрос.
- В порядке.
- Завтра пойдешь под воду вместе с Георгием. Дверь будете прожигать, никаких взрывных устройств.
- Я понял.
- Тогда до завтра. Я пойду отдыхать.
Пахомыч сгорбившись исчез в ближайшей двери. Я побрел в нос спасателя. Привязанная к редуктору якоря шестирукая Шива грозно вознесла свои ручки к небу. Я присел на коробку редуктора.
- Не возмущайся, за дело привязали, - говорю бронзовому чуду, - нечего было провозить контрабанду.
- С кем это ты говоришь?
Недалеко от меня стоит Дуся.
- Да вот, беседую с этой... богиней.
- Все жалуешься на свою жизнь...?
- Нет. Зачем...Я лишь слегка пожурил красавицу за провоз контрабанды.
- Интересно, а ее можно о чем нибудь попросить? Как ты считаешь?
- Попроси, только молча. Про себя...
- Я уже...
Медленно уходило за горизонт солнце. Звякнули склянки.
- Пора по каютам, - говорит Дуся. - Я узнала от Пахомыча, что он назначил тебе завтра спуск...