— Да, — сказала она, — все так.
— Вот бы поглядеть, — с просьбой в голосе сказал отец Василий.
— А вы заходите. Только...
— Я понимаю. Если я зайду, зайду в обычной одежде. Надо же! Любопытно посмотреть. У меня ваш адрес есть: покойница давала.
— Ну, мы пойдем, а то мы с сумками...
— Идите, идите, — сказал отец Василий. И дал им поцеловать свой наперсный крест.
Никаких вихрей, внутренних воплей и замешательства не было у мамы во время целования креста. На паперти они раздали нищим почти всю мелочь, что у них была.
— М-да, — сказала мама, когда они шли по липовой аллее.
— Ин-те-рес-нень-ко! — продолжила Катя и расхохоталась. И мама засмеялась.
— Втянула ты меня, Катька, в авантюру.
— Мама, — Катя остановилась, — не теряй благодать, слов плохих не говори. — Она не знала, что такое авантюра, но чувствовала, что это что-то нехорошее.
— Не буду, — согласилась мама. — Что делать-то теперь, а? Что отцу скажем? Не будем ему говорить?
— Давай не будем: мы же с бабушкой вам не говорили... Ничего!
— А может, «чего» ? Врать-то нехорошо!
Чуть-чуть не сказала мама, что Бог не велит. Хотела она сейчас приступить мыслями к себе, о себе порассуждать и вообще, осмыслить как-то все. Ничего не получалось. Ни о чем не думалось. Но легкость на душе была и спокойствие было. И совсем не волновало то, что волновало вчера. И не думалось, как и что они папе скажут. «Как будет!» — решила мама, когда они подходили к дому.
Около подъезда гонял на самокате Вася.
— Мама, можно я до завтрака погуляю?
Мама разрешила. Вася увидел Катю и направил самокат прямо на нее.
— Р-раздавлю! — орал он. — Вперед!!!
Он мчался на Катю, не сворачивая. Катя поняла, что и не свернет, задавит в самом деле, и отскочила.
— Васьк... Вася, — поправилась Катя, — почему ты такой злой?
Вася в ответ засмеялся и продолжал кругами разъезжать, едва не задевая Катю. Была у Васи одна черта характера, которую ты, наверное, и в себе замечал, мой читатель. Это — желание обозвать, унизить человека, едва его увидев. Весьма любил Вася подразнить сверстника, над недостатком посмеяться. Само как-то из него это выскакивало, без причины; он и не задумывался, отчего так. Ребята все время поддевали друг друга и очень уважали того, кто острым словом смог уколоть в самое больное место. Над уколотым все смеялись, а тот из кожи вон лез, чтоб отомстить достойно. И если удавалось — не было счастливее его. В своей компании Вася был верховод — и по силе, и по острословию.
— Катька, хочешь покататься? — Вася остановился возле Кати.
— Хочу. Так ведь ты все равно не дашь, дразнишься только.
— А ты заслужи.
— А как?
— Съешь пятак! — И снова Вася залился хохотом.
«Дурак!» — едва не сорвалось у Кати, однако сдержалась она. Вслух же сказала:
— Ух и хорош бы ты был в бабушкином зеркале!
— Где-где?
— В зеркале нашем.
И Катя рассказала Васе про зеркало.
— Врешь! — воскликнул Вася и даже самокат бросил.
— И почему ты всегда всем «врешь» говоришь?
— Потому что все врут. Папа говорит, надо врать, чтобы жить. Чем отличается умный от глупого, знаешь? Умный врет правдивее и приятнее.
— Это тоже тебе папа говорил?
— Не мне. Это я подслушал дома. Здорово сказано?
— А сам ты врешь?
— Не в том дело, чтоб соврать смело, а в том, чтоб обмануть умело! — И опять закатился Вася смехом. — Ну, а что это бабкино зеркало так чудит?
— Во-первых, не бабкино, а бабушкино, а во-вторых, объяснила ж тебе: душу видит.
Вася имел привычку в первый раз вполуха слушать, что ему говорят, и только сейчас он попытался сообразить, что же зеркало видит.
— Ду-ушу? Ха-ха! Какую такую душу? И как это оно ее видит?
— Как — Одному Богу известно. А какую? Ясно какую — душу человеческую, которая у каждого есть, которую Бог при рождении дает.
— Чи-иво? Чи-иво такое?! Ха-ха-ха! Ну, ты даешь! Откуда ты Бога-то взяла?
— А кто ж, по-твоему, все сотворил? Откуда все взялось?
— Что взялось?
— Все! Земля, моря, леса, звери, люди!
— Как это откуда? Само все получилось.
— Ишь ты — само! Вон самокат твой валяется, он сам собой поднимется? Самокат сам и то не может подняться, а куда ж Земле самой получиться!