— И ничего не наплел, — возразила Катя. — Идите и смотрите сами.
Василий Иванович и Анна Павловна погляделись в обыкновенное зеркало в прихожей и пошли. Все Катино семейство — за ними.
— Вы сначала закройте глаза, — сказала Катя, — я вас проведу, а когда скажу, откроете.
— Ладно, — со смешками согласились Васины родители.
— Открывайте, — скомандовала Катя.
— Вр-р-я-я! — раздались одновременно мужской рев и женский визг. Воедино слитые, они звучали очень страшно. Все дальше было так же, как и вчера с Катиными родителями. Кончилось ощупыванием зеркала и гримасами под смешки. Подошла мама и встала рядом, и Катя сделала то же самое.
Анна Павловна не удивилась, а почти возмутилась, что Катя с мамой не такие, как они с Василием Ивановичем.
— А ты, Костя? — спросила папу Анна Павловна.
— А я такой же, как вы; насмотрелся уже, — отвечал ей папа.
— Мария, почему ты такая красивая?! — воскликнула Анна Павловна.
Мама улыбнулась, но ответила за нее Катя:
— А мы причащались сегодня в церкви.
Анна Павловна и Василий Иванович окаменели и даже про свои отражения забыли. Василий Иванович снял очки и уперся взглядом в маму, будто в телевизор, когда по нему хоккей идет, а его команда проигрывает.
— Ты это серьезно? — спросил он.
— Вполне, — ответила мама. Она продолжала так же улыбаться.
— Зачем тебе это нужно?! Ты что, с ума сошла?! — допытывался Василий Иванович.
— А затем нужно, — ответила мама, — чтобы морды такой не иметь.
— Погоди, — перебил Василий Иванович (он словно забыл про зеркало), — ты что, в Бога веришь?
Час назад еще мама отвечала отцу Василию, что нет. Спроси он ее сейчас в упор о том же, пожалуй, ответила бы так же. Того, что говорил о вере отец Василий, не было в ней. Но, глядя в злые глаза Василия Ивановича, она твердо ответила:
— Конечно, верю. — И, обратясь к Анне Павловне, сказала только ей: — А до Причастия я в зеркале была страшнее вас.
— Да ну! — поразилась Анна Павловна. Это ей было очень интересно. Но Василий Иванович волком посмотрел на нее, и она потупилась.
— И вам надо Васю крестить. Беса из него выгнать, — подала голос Катя.
Этого Василий Иванович стерпеть уже не мог.
— Пошли, — сказал он сквозь зубы жене.
Уже в дверях он взял Катиного папу за локоть:
— Займись серьезно семьей, Константин. Что за чепуха! Вы — и церковь! Кому сказать — засмеют.
Папа, все еще злой на маму, на Катю, на покойницу бабушку, на зеркало, на очки, на вчерашнее пиво невкусное, и сам думал, что засмеют, а то, может, что и похуже. Но неожиданно ответил Василию Ивановичу так:
— Займись лучше серьезно Васей, а то, неровен час, он со своей компанией дом подожжет.
Василий Иванович выскочил не попрощавшись.
Странный человек Василий Иванович. Сильный. Папа от всех зеркальных чудес был все-таки в постоянном смятении и про морду свою в зеркале не забывал. А Василий Иванович, как только услышал слово «церковь», забыл обо всем. Не мог он вынести рядом с собой никого, кто про церковь говорит неругательно.
Папа снова сел за стол. Он был равнодушен теперь ко всему и выглядел очень уставшим, несмотря на утро.
— Теперь весь дом знать будет, — сказал он и принялся завтракать.
Да, папа оказался прав. Первой пришла старушка с первого этажа. Хорошо, хоть позавтракать успели. Папа эту старушку недолюбливал. Она постоянно крестилась — и на улице, когда шла или кого встречала. И в подъезде, и на лавочке. Но папа — это он точно знал — не из-за этого ее не любил. Сам, в общем, не знал, из-за чего.
Папа по-театральному ей поклонился и указал на дверь бабушкиной комнаты. Ничего у нее не спросил, ничего ей не сказал.
— Да уж проходите, — сказала мама.
Раз тридцать перекрестилась бабуська,
пока до зеркала дошла. И как же она вскрикнула, когда в зеркало посмотрела! Погромче, чем Василий Иванович вместе с Анной Павловной. Папа, который продолжал сидеть за столом, рассмеялся:
— Вот и перекрестилась!
Мама же помчалась на помощь. Бабуся сидела на бабушкиной кровати, держалась за сердце и вскрикивала:
— Ой, Господи!.. Ой, Господи!..
Страшна была бабуся в зеркале.
— Свят, свят, свят! Это кто же? — с ужасом спросила она.
— Это ты, бабуся, — ответила ей Катя.
Не успела мама отругать Катю за тыканье.
— Как я? — вскричала бабуся. — Бес это, а не я, — и она махнула у груди, изображая крестное знамение.
— А вот и вы! — вспомнила Катя, как ко взрослым обращаются. — Наше зеркало душу показывает, которую не видно.
— Да я сегодня Святые Тайны принимала, причащалась!
— Плохо, значит, причащались, — сказала Катя.
— Ты! — погрозила бабуся Кате. — Ой, Господи! Ох, харя! Ой, Господи, помилуй!