Монета красиво поблескивала золотом и приятно тяжелила руку. Вдруг папа заметил, что бес из зеркала Понырева подозвал того когтем и что-то ему шепчет.
— Что он шепчет? — спросил папа своего.
Тот опять дико захохотал.
— И почему вы все хохочете?
— Так весело жить, на вас глядючи, у-тю-тю, радость ты моя, — морда высунулась из зеркала и потянулась к папе. Тот отшатнулся.
— Пошел! Говори, что он Поныреву шепчет.
— А шепчет он вот что: беги, говорит, Понырев, скорей, вон там, у берега мыльной реки, сидит волшебник; кто ему первый монетку свою отдаст, тому волшебник вечную жизнь подарит.
— Как вечную?
— Два института кончил, а такого не знаешь. Значит, никогда не умрет человек.
— А что же ты мне такого не шепчешь?
— Я тебе говорю громко, чего мне шептать, беги скорее, смотри, Понырев уже припустился! Опережай.
— Не врешь?
— Гхо-хо-хо! Я никогда не вру.
Послушал папа бесовского совета, ни о чем не подумал и помчался во весь дух. Догнал-таки папа Понырева и спрашивает:
— Ты куда?
— А ты куда?
— Нет, ты мне скажи, я первый спросил, — сказал, задыхаясь, папа и попытался ткнуть Понырева в спину. Тот в ответ ускорил бег.
Наконец папа догнал его и повалил. Но и сам не удержался. Рухнули они оба в пыль и грязь. Вскочили и давай бить друг друга.
— Ты почему дерешься? — вскричал вдруг Понырев, едва переводя дыхание.
— А ты? — спросил в ответ папа, выплюнув изо рта землю.
— Ты первый начал.
— А ты что бежишь, вечной жизни захотел?
— Захотел, а тебе-то что?
— А то! Не один ты такого хочешь. Жребий бросим.
И снова пошла драка. Отволтузили друг друга до синяков и встали друг против друга обессиленные, едва дыша.
— Пойдем вдвоем, там видно будет, — сказал папа.
— Пойдем, — согласился Понырев.
У речки, от которой шел пар и по которой белыми горами плыла благоухающая пена, сидел кто-то лицом к реке. «Волшебник!» — стукнуло обоим в голову. Волшебник повернулся к реке задом, к ним передом. Понырев с папой слегка отпрянули —лицо волшебника было закрыто маской. Обыкновенной маской, что в магазинах продается. А маска была — свинячья мордочка с пятачком.
«Почему он в маске?» — подумали оба.
— Подойдите, — сказал волшебник и протянул руку, как нищие у храмов протягивают. — Кто из вас первый?
Дернулись было оба, но замерли вдруг. Только дернулись. Что-то остановило обоих.
— Что застыли? — спросила маска.
Папа вынул монетку, Понырев тоже. И когда сжал ее папа в кулаке, ему почудилось, будто кто-то сжал его сердце. Он сдавил монетку сильнее, и сердцу его больнее стало. Он развернул ладонь и посмотрел на монетку внимательно. «Да ведь это же не монетка, это душа моя», — вдруг сказал папе внутренний голос. И что за голос такой? Может быть, это голос совести, который и в самом последнем разбойнике не угасает. Совесть знает про нас все, всегда говорит только правду и добро и зло видит в истинном их свете. Каждую пакость, которую мы сотворим, и как бы мы ни оправдывали себя, она, задавленная, забытая, всегда назовет пакостью. И будет зудить, и шептать, и напоминать, и напоминать, и — не спрятаться от нее. «Да. Это — моя душа», — папа теперь ошеломленно и со страхом смотрел на монетку. А почему она в виде золотой монетки?
— Так, кто первый, считаю до трех! — гаркнула вдруг маска. — Раз, два, три!..
Понырев и папа стояли не шелохнувшись.
— Как знаете. — Из-под маски раздался зевающий звук. — Можете реку мыльную переплыть: вон там, — волшебник махнул рукой, указывая куда-то вдаль, — тоже вечную жизнь дают.
— Ишь ты! — сказал Понырев. — А почему река мыльная?
— А они там, на том берегу, чистоту любят, — прогундосило из-под маски.
Папа и Понырев оглядели друг друга. Носы разбиты, руки в ссадинах, и чего только не налипло на них, пока тузили друг друга.
— Это что ж, раздеваться надо? — спросил Понырев.
— Точно, — сказала маска и захохотала.
Папа пощупал воду, она была горячая. Заныло у папы под сердцем, захотелось на тот берег. Тот же голос, что про душу говорил, сейчас заставлял оставить на берегу всю свою грязь, прыгать в реку и плыть.
— Да будет вам, — сказала маска. — Давайте ваши монетки. У обоих возьму. Это ведь зеркальщики ваши пошутили. Я щедрый. Мне все равно, кто первый. Вот, — и волшебник жестом фокусника выхватил откуда-то из-под себя два громадных черных покрывала. На покрывалах мерцали, светились белые пятиконечные звезды. — Это плащи вечной жизни.
— А не надуете? — спросил Понырев.
Под маской опять захохотало:
— Да проверяйте. Наш товар с гарантией.
И волшебник бросил каждому по плащу. Надели их папа с Поныревым и смотрят друг на друга недоуменно.
— Ну и что? — спросил папа. — Как проверим-то? Вечность сидеть тут и ждать?
— Не надо вечность ждать, — хохотнул волшебник, опять откуда-то из-под себя вынул саблю, подошел к обоим, размахнулся да как ударит по папиной и поныревской шеям.