— Да, похоже, умирает. Впору отходную читать.
— Нет! — закричала Анна Павловна и отбросила стеклышко. Его поймала Катя. — Нет!
Анна Павловна упала на колени перед Васиной кроватью, обняла сына и зарыдала. Послышался скрип открываемой двери, и в комнату вошел Василий Иванович. Увидев на полу корыто со свечами, отца Василия в облачении, он застыл на мгновение, все понял и, бросив какие-то свертки, пнув ногой корыто, ринулся к постели сына. И сразу вцепился в шнурок, на котором был крест. Анна Павловна вскочила и схватила мужа за рукав.
— Опомнись! Не трогай! Васенька умирает!
Василий Иванович, рыкнув что-то, отбросил руку Анны Павловны, но она вцепилась в него, отвернула от кровати и впилась в его руки.
— Мракобеска, — прошипел Василий Иванович и стряхнул с себя Анну Павловну. Та, с перекошенным лицом, стукнула его по затылку; Василий Иванович схватил ее за волосы. Отец Василий, стоявший дотоле неподвижно, взял Василия Ивановича за плечи и встряхнул.
— Дядя Вася, возьмите, посмотрите! — подскочила к нему Катя и протянула стеклышко. Василий Иванович машинально придвинул стеклышко к глазам, около минуты смотрел и вскипел вдруг:
— Опять эти стеклышки! — Он с ненавистью глянул на стеклышко и шарахнул об пол, как вчера, и так же добил каблуком. Катя и шелохнуться не успела. На несколько мгновений он остыл. Он стоял, ненавидя всех, часто дыша, и собрался было снова метнуться к Васиному кресту, но раздался тихий, спокойный голос отца Василия:
— Он умер.
Василий Иванович обмяк.
— Не может быть, — прошептали его губы.
— А-а-а! — заголосила Анна Павловна и упала на мертвого сына. Василий Иванович мелкими шажками двинулся к кровати. Щеки его обвисли, лицо менялось на глазах. Анна Павловна вдруг вскочила и пантерой кинулась на мужа: — Кро-ко-ди-ил, убийца! — и, увидев, что в дом вошел дед Васи и стоит в дверях, ничего не понимая, она схватила со стены висевшую там саблю и бросилась к деду. Не успел отец Василий перехватить ее. Дед Васи побелел, хрипло вскрикнул и — обратно, в дверь. Смертельный удар сабли пришелся по двери. Анна Павловна выскочила из квартиры и погналась за ним по лестнице.
— Помогите! — орал дед. — Убивают!
Дело закончилось на улице, где Анну Павловну схватили и саблю отняли. Полумертвый от страха дед сидел, меж тем, съежившись, за палаткой с мороженым.
— Умер! Умер Васенька! Не окрестила вовремя! Убийцы! Ах, проклятая я! — кричала Анна Павловна, не помня себя, пока не потеряла сознание.
Вскоре весь дом, двор, все соседние дома и дворы только и говорили, что о смерти Васи. Люди, далекие от веры, кляли Василия Ивановича на чем свет стоит.
— Подумаешь, что такого, окрестить-то? Все почти крестят. Со старины ведь идет, — говорили они.
Даже воинствующие безбожники помалкивали, вздыхали и головами качали. Что они подразумевали под своими вздохами — трудно сказать. Бабуси крестились и говорили:
— Слава Те, Господи, что окрестить успели.
И все были уверены — от холодных к вере до тех, кто причащается каждую неделю, — что умер Вася оттого, что вовремя его не окрестили.
— И беса ведь, как живого, зрели. Какого ж рожна еще нужно? — ругались бабуси. Воинствующие же безбожники гмыкали и опять же головами — раз-два в стороны.
А Петя, когда на следующий день принес вечером зеркало, сказал:
— Если б Васька, — имелся в виду Василий Иванович, — не был уже горем наказан, я б убил его. Пусть потом сажают. Одним негодяем меньше будет.
Обессиленная, ничего кругом не замечая, Анна Павловна жила как в тумане. Василий Иванович все время молча сидел в углу и смотрел в пол. Из него будто насосом выкачали все чувства. Дед же неизвестно где пропадал, домой носа не казал и появился только на похоронах. Тяжелые были похороны. Вся округа была около церкви, где отпевание совершал отец Василий.
Анна Павловна держала свечку в руке, и из глаз, в которых нет-нет да и вспыхивало отчаяние, лились и лились слезы. Василий Иванович тоже держал свечу, но был таким же, как накануне, когда сидел в углу на стуле и смотрел в пол.
— Ве-е-еч-ная па-а-амять, — запел хор, и многие в церкви заплакали, а Анну Павловну унесли. Уносили ее Петя с папой.
«У кого вечная память? — думала мама, утирая слезы. — Раз — и умер, вот тебе и вечная». «У Бога вечная память, — отвечал ей внутренний голос, — только у Него». Тут мама почувствовала, что слез у нее нет и скорби на сердце нет. Она посмотрела на тихо лежащего Васю и даже улыбнулась. Спохватилась, одернула себя и подумала, что не зря все это. Доверяла теперь мама таким движениям сердца. На кладбище мама, Катя и папа не поехали. Большинство жителей дома тоже. Тихо и молча все расходились. И даже осуждение Василия Ивановича на убыль пошло. Все видели, как странно и страшно он переживал, как-то даже ненормально, будто безумием тронуло его душу, — так казалось.
Ни о чем не говорилось поначалу и ни о чем не думалось, как пришли домой, но чужое горе всегда дальше, тут уж с человеком ничего не поделаешь. Оттаяли. Пообедали. Мама рассказала про бабушкин альбом, на что папа ответил: «Ого». Катя же рассказала им про композитора, ангела и беса и как она композитору дяде Андрею ангельскую мелодию подарила. Папа посмеялся. Про свои же адские видения он молчал. Догорел день — и спать легли.
Как только закрылись мамины веки, она увидела Васю. Слепило глаза от океана света, в котором плавал Вася. Он радостно смеялся и говорил:
— Не скорбите, тетя Маша, мне здесь очень хорошо, лучше, чем на земле; порадуйтесь за меня. — Всю ночь Вася беседовал с мамой и рассказывал ей про Царствие Небесное.
Утром же наперебой начали рассказывать друг другу мама и Катя про явление Васи.
— И мне, и мне он то же самое говорил, — радостно скакала Катя и вдруг сорвалась и выбежала в дверь.
— Куда это она? — проворчал папа.
— К Анне Павловне, небось, сообщить про Васю.
Через полчаса Катя радостно кричала с порога:
— И к тете Ане Вася приходил!
— Как она? — спросил папа.
— Радостная, даже смеется, правда, иногда остановится и спросит: «Господи, неужто правда?» Правда-правда, говорю. То Божьи сны. Не может же быть это просто так! Скольким он сразу явился!
— Ну, а она что? —снова спросил папа.
— Она опять смеется, радуется, потом опять вдруг заплачет, опять смеется. А ты, папа, видел Васю?
— Видел, — ответил папа и больше ничего не прибавил.
Раздался требовательный звонок в дверь. Мама открыла и увидела дядю Лешу, назад подалась и едва не вскрикнула.
— Ты что? — спросил дядя Леша.
— Что? — переспросила мама. — Да ты на себя посмотри. От тебя половина осталась. Да и вообще, ты на сумасшедшего похож. Плюнь ты на свою душеловку!
— Петя зеркало принес? — Одно на уме было у дяди Леши, он вошел, едва волоча за собой огромный чемодан.
— Господи, еще что-то надумал, — всплеснула руками мама.
А дядя Леша уже колдовал у зеркала с чемоданом. Какой-то новый аппарат сооружал. А если в зеркало глянуть, видно было, что это мерзкий бес сооружает аппарат. Подзабыло за эти дни про дядю Лешу папино семейство. В полном составе оно вошло в бабушкину комнату. На зеркало смотрела не то маленькая пушка, не то большой киноаппарат. Дядя Леша нажал на какую-то кнопку, и в зеркале появился... Катя сразу узнала его: это был Вельзевул-учитель. Папа вздрогнул: в зеркале была морда того, кто выцыганил у него золотую монетку, душу, и к копытам которого пал огненный шар, изгнанный отцом Василием. Вельзевул был выпукл в зеркале, словно и правда присутствовал здесь.
— Ты звал меня? — спросил он дядю Лешу.
Папа, мама и Катя с трепетом и удивлением уставились на дядю Лешу. «Ты сатану звал?» — так вопрошали их глаза, губы же были безмолвными.