Утром во вторник первым делом я заехал в редакцию «Пионерской правды», узнал, по какому адресу скрывается гражданин Виктор Прохоркин. Нужно же было написать статью в «Советский спорт», а Витюша — это не только бесплатная печатная машинка, он также хороший советчик, который поможет скруглить острые углы. А то я себя знаю, в нужных местах могу и не «затормозить». Главная редактор детской газеты, Татьяна Владимировна, неожиданно была мне очень рада. Она сказала, что Виктор живёт сейчас по другому адресу, и что лучше побеспокоить начинающего, но уже очень занятого писателя в районе восьми часов вечера.
— В восемь, так в восемь, — пробурчал я, — а чё он из дома переехал? Женился что ли?
— Можно сказать и так, — промурлыкала Татьяна Владимировна.
С Высоцким, как и договорились накануне, мы встретились у памятника Маяковскому. Судя по его помятому виду, дома он не ночевал. Как влез, в подаренный мной, красный джипсовый костюм, так в нём и щеголял. Кстати, Москва стала меняться. Нет, нет, но я частенько стал встречать людей, которые тоже уже где-то раздобыли дефицитные джипсы.
— Пожрать бы чего, — пробурчал поэт, — может в мою альма-матер, в школу-студию МХАТ, завалимся?
— Если идти методом исключения, — почесал я затылок, — в Щепке мы ели, в Щуке тоже. В ГИТИСе удачно отобедали, значит, само проведение нам тонко намекает, что пора бы посмотреть, как кормят во МХАТе.
На служебном Opel Blitz мы проехали по Тверской улице и свернули на крохотный проезд Художественного театра. Уже припарковываясь около дверей школы-студии, я заметил до боли знакомый образ, который из этих дверей выходил.
— Вот он наш Ипполит пошлёпал! — я ткнул пальцем в высокого черноволосого парня, который был одет в хороший дорогой костюм.
— Эй, парень! — заорал я, пока тот не скрылся в толпе, — дай закурить!
Мы с Высоцким вылетели из микроавтобуса и бросились за черноволосым. Однако морды наших лиц почему-то не внушили ему доверие, и он припустил лихо петля между ошарашенных прохожих.
— Стой стрелять буду! — орал я, распугивая встречных мужчин и женщин, — первый предупредительный в воздух, второй по ногам!
— Что случилось! — вскрикнул дяденька в шляпе.
— Спокойно папаша, работает МУР, — пророкотал Высоцкий, — я тут все дворы знаю, ты беги за этим длинным, я пойду наперерез.
Этот высокий и черноволосый паренек наверняка был хорошим спортсменом, и ломанулся он, как лось от охотников в ближайший переулок. От олимпийского чемпиона ещё никто не уходил, буркнул я себе под нос и дал такой рывок, что мог бы позавидовать и сам Усэйн Болт. Тридцать секунд я видел лишь ускользающий силуэт актёра. И вот мы зажали парня в глухой подворотне.
— Отъе…сь, суки, зашибу! — черноволосый встал в боксёрскую стойку.
Высоцкий согнулся в три погибели, пытаясь восстановить дыхание. Я же тоже принял боксерскую стойку. Не хотелось ни за что ни про что получать в табло. И стал тихонько сокращать дистанцию, немного покачивая корпус.
— Предупреждаю, у меня первый разряд, — уже не так уверенно сказал парень, пятясь спиной к стене.
— Нам для спектакля актёр нужен твоего типажа, — проговорил, отдышавшись, Володя Высоцкий.
— Так я вам и поверил, — черноволосый, когда я подошёл к нему на полтора метра, выбросил два длинных боковых удара.
Я легко ушёл в сторону.
— Роль просто отпад, закачаешься, — буркнул я, опять приблизившись к актеру держа руки высоко в стойке.
— Убью! — заорал парень и снова атаковал меня длинным боковым ударом.
На этот раз я успел пробить ему в солнечное сплетение, прежде чем уйти на дистанцию. Актёр вмиг осел на одно колено и стал, как рыба ловить воздух ртом.
— Давай знакомиться, — Высоцкий протянул поверженному коллеге руку, — я Володя Высоцкий, а это Богдаша Крутов. Между прочим, Олимпийский чемпион по баскетболу.
— То-то я и смотрю физиономии у вас какие-то знакомые, — черноволосый отдышавшись, встал и пожал Высоцкому руку, — ты, вроде в прошлом году студию закончил?
— Эти летом, — поправил его поэт.
— А тебя, — парень посмотрел на меня, — я в газете видел. В «Советском спорте».
— Ну, слава Богу, — пробурчал я, — что ж ты от нас убегал?
— А вы зачем за мной гнались? — актёр взлохматил свои черные вьющиеся волосы.
— Мы же объясняем, нам в спектакль человек хороший требуется, — пророкотал Высоцкий ещё раз.
— Вот так вот усы тебе черные приклеить, — улыбнулся я, — хоть сейчас Сидора Лютого снимать можно для «Неуловимых мстителей». Володь как считаешь, Ипполит с усами солидней смотреться будет или нет?
— Может и мне усы отрастить? — задумался поэт.
— Так вы кино снимаете или спектакль, я что-то не пойму? — удивился Владимир Трещалов.
Ещё час мы проболтали в МХАТовской столовой, где кормили вполне съедобно. Из них мы полчаса доказывали Трещалову, что не шутим. Ещё полчаса он жаловался нам, что попёрли его из школы-студии МХАТ, за прогулы, точнее из-за съемок в фильме «Битва в пути», который вроде как скоро выйдет на экраны. Лично я это кино не смотрел. А вот «Увольнение на берег», где Трещалов снимется вместе с Высоцким, я помнил, и ещё «Штрафной удар», там тоже засветится и тот и другой. Причём Трещалов сыграет главную роль, хоккеиста профессионала.
— А что по деньгам у нас вытанцовывается? — хитро прищурившись, спросил Владимир, который Леонидович.
— Договоримся, — пробурчал я, — только усы, Володька, не сбривай, так вид у тебя с ними более брутальный. Сегодня в шесть часов репетиция, просьбы без опозданий.
Я попрощался с актёрами, а сам подумал, Высоцкому плачу, Шацкой — доплачиваю, теперь ещё Трещалову платить буду, тогда уже и Юлии Николаевной нужно приплачивать, для полной справедливости. А совсем для самой-самой полной справедливости, когда вся Москва повалит на «Иронию судьбы» нужно процент с продаж за сценарий потребовать. Деньги ведь ещё никто не отменял.
Дома, куда я заехал перед походом к Витюше, по всей комнате были разбросаны плащи и пальто, во множественном числе.
— Чехлы для гитар шить будем? — поинтересовался Толик Маэстро.
— Скажешь тоже, — хмыкнул Санька, — дельтаплан сделаем. Вон сколько материи!
— Всё как заказывал, — Вадька Бураков приподнял распластанный плащ, — в поход пойдём, а из этого палатку сварганим, так ведь?
— Синоптики по всему миру бьют тревогу, — начал я издалека, — обещают всемирное потепление.
— Американцы погоду мутят, — пробурчал Санька.
— Но боюсь, в этом году оно ещё не наступит, — я рассмотрел качество материала новых полуфабрикатных шмоток, — а, следовательно, из плащей сделаем плащи, а из пальто — пальто. Материал хороший, качественный советский. Пошив только дрянь. Завтра с Тоней сочиним из этого барахла новые моднявые вещи.
— А может нам на сцену в плащах выйти? — задумался Маэстро.
— Кстати, отличная идея, — улыбнулся я, — будем, как Нео из «Матрицы».
— Кто? — хором спросили меня пацаны.
— Книжка одна есть такая, потом расскажу, — замялся я, и пошёл на кухню ставить чайник.
Сегодня ещё предстояло накрапать статью для «Советского спорта», а у Витюши, я почему-то подумалось, чаю может и не быть. Творческим людям свойственно забывать о пище материальной.
В восемь часов вечера, даже в центре Москвы от уличного освещения было не так чтоб и светло. Скорее наоборот, сплошные потёмки. Вот в Риме сейчас всё сияло от неоновой рекламы, думал я, разворачивая микроавтобус во двор. Ещё до кучи зарядил нудный осенний дождь. И на сердце совсем стало грустно. Унылая пора, быстрей бы уж прошла, пробурчал я себе под нос.
Вот он нужный подъезд, железных дверей с кодовым замком нет, бомжей, кстати, тоже не наблюдается. Третий этаж, направо. Я вдавил кнопку электрического звонка. За дверью что-то зашуршало, клацнула защелка, и вдруг я вижу женщину в самом расцвете лет. Облегающее синее соблазнительное платье чуть выше колена, голые плечи, кроваво красные губы.
— Э-э-э, Татьяна Владимировна, — пролепетал я, — вы мне по ошибке дали свой адрес. Я же давеча просил…
Из-за спины главного сексуального редактора «Пионерки» выскочил Витюша.
— Привет, заходи! — обрадовался он.
Кстати, одет писатель был в деловой костюм.
— Ничего что я без галстука? — спросил я, переступая порог дома.
— Чего только не позволишь Олимпийскому чемпиону, — промурлыкала Татьяна Владимировна.
— А мы с Танечкой за тебя болели! — Прохоркин с жаром потряс мою ладонь, — как вы американцев обыграли втроём, я, как вспомню, у меня до сих пор мурашки по телу!
Ого! Хорошо Витюша устроился, подумал я, войдя в комнату, где на журнальном столике уже стояла коробка конфет, и бутылка коньяка. Точнее сказать, хорошо Танечка его у себя пристроила. А оно может и к лучшему. Даже сложно представить, как бы Витюша работал, если бы у него закрутился роман с молоденькой медсестричкой из больницы. Издёргался бы бедняга весь. А тут его помыли, покормили, и спать рядом с собой уложили.
— Я сейчас вам сварю кофе, — улыбнулась редакторша, и соблазнительно виляя бедрами, пошла на кухню.
Походка от бедра, пронеслось в голове. Она что, меня, что ли кадрит? Очуметь не встать.
— У меня же книга скоро выходит! — Прохоркин по-королевски раскинулся на диване.
— Шустро, — пробормотал я, сбитый с толку.
— Ни сегодня, завтра, Танечка меня пропихнёт в члены союза писателей, — Витюша налил себе чуточку коньяка, потом что-то вспомнив, отставил рюмочку в сторону.
— Пока кофе готовится, — я присел на кресло, — напишем с тобой статью в «Советский спорт».
А то Татьяна Владимировна меня несколько шокирует, не даёт сосредоточиться, ругнулся я уже про себя.
Прохоркин понимающе кивнул головой и сбегал на кухню за печатной машинкой. Затем вставил в неё листок и приготовился колотить по клавишам.
— От сессии до сессии, живут баскетболисты весело, — продиктовал я заголовок.
— А сессии всего два раза в год, — хохотнул Витюша.
— Точно, — я встал, и прошёлся по комнате, — С окончательной победой социализма в СССР, всё советское общество, как один, поступательно семимильными шагами движется по пути от социализма к коммунизму. Однако если придерживаться ошибочной доктрины, что в дороге никто не обещал, что будут кормить, мы далеко не уйдём! Именно сейчас, как никогда, экономика должна быть экономной. А что Советскому обществу дает баскетбол?
Тут в комнату вошла Татьяна Владимировна и присела в кресло так, что её сексуальные ноги полностью выставились на моё полное обозрение. Чертовка, подумал я и выглянул в окно, тем самым приведя мысли в порядок.
— Какой экономический эффект в народное хозяйство привносит чемпионат СССР? — я развернулся и прошёлся по комнате стараясь не смотреть в сторону редакторши детской газеты, — за полтора месяца двенадцать команд проведут однокруговой междусобойчик. Где половина матчей состоится вообще для галочки, при полупустых трибунах. Кто ответит за эту бесхозяйственность, кто оплатит подготовку спортсменов остальные десять месяцев в году?
Татьяна Владимировна вдруг вскочила и, цокая длинными каблучками, кинулась «спасать» кофе, запах которого долетел в комнату.
— Так что ты предлагаешь? — Витюша оторвался от печатной машинки.
— Мальчики, отвлекитесь, давайте пить кофе, — Татьяна поставила поднос с тремя маленькими кружечками и тремя же стаканами воды.
Мы расселись так, что я вновь уперся глазами в хозяйку квартиры, а Прохоркин, оказался с краю.
— В самом деле, что ты, Богдан, предлагаешь? — редакторша пригубила горький иностранный напиток, запила его водой и провела языком по своей верхней губе.
— Если для победы коммунизма требуется перенимать опыт передовых в баскетбольном отношении стран, это нужно смело делать, — я посмотрел на Витюшу, — кстати, Виктор запиши это предложение.
И когда он продолжил автоматной очередью строчить по клавишам, я вновь встал. Нет уж, лучше думается стоя. На ноги и выпирающую грудь Танечки я насмотрелся, пора бы и закругляться.
— В Национальной Баскетбольной Ассоциации за сезон проходит порядка четырёхсот пятидесяти игр, — я обошёл кресло, где раскинулась сексуальная фурия из «Пионерки» с обратной стороны, — каждая при заполненных двадцатитысячных трибунах. Сверхдоходы от спорта в загнивающих штатах попадают прямиком в карманы капиталистов. А у нас в СССР эти деньги могли бы пойти на развитие инфраструктуры, жилого строительства и сельского хозяйства. Но пока кому-то выгодно, чтобы наши советские баскетболисты жили, как студенты, от сессии, до сессии весло, которая у них всего один раз в год.
Я подошёл к писателю и выкрутил из машинки лист с практически готовой статьёй. Остальное дома от руки допишу, решил я.
— Рад был знакомству, — я галантно кивнул головой, — вижу, что Виктор в хороших руках. Давно пора в союзе писателей расшевелить тухлое литературное болото. Спасибо за кофе, до свидания.
— Постойте! — хозяйка квартиры проворно последовала за мной в прихожую, — пообещайте, что придёте в гости в это воскресенье. Мы с Витусиком презентуем книгу, соберется весь творческий московский бомонд. Будет Визбор, Женя Евтушенко, Роберт Рождественский, Беллочка Ахмадулина, молодые киносценаристы и режиссёры.
Раз меня не приглашают на бал Олимпийцев, почему бы и нет, подумал я, тем более интересно посмотреть, какого из киношников занесёт в сети этой развратницы. Кино ведь тоже снимать придётся новое на экспорт.
— Буду, — скромно пробубнил я.
Перед самыми дверьми Танечка всё же прижала меня к своей груди и чмокнула по-товарищески в щеку. А Витюша потряс мою пятерню.
— И еще приведите с собой Наташу и Анатолия, я большая поклонница ваших «Синих гитар», — ошарашила меня в конец редакторша детской газеты.
— Сделаю всё, что в моих силах, — я, наконец, выскочил на лестницу.
Хорошо, что сейчас не к Наташке еду, а домой к парням, весь ведь духами провонял, подумал я, усаживаясь за руль. Танечка, конечно, женщина полезная, но уж больно на молодых мальчиков бросается, а с другой стороны идеальных людей не бывает. У каждого свои скелеты в шкафу.