Только-только взошло солнце над Москвой, а у главного входа в ДК Строителей кипела работа. Толик Маэстро, как обычно принимал минимальное участие в переноске аппаратуры из репетиционной комнаты в микроавтобус. В его обязанность входило транспортировать гитары, запасные струны и концертные костюмы. Самое тяжелое, а именно микшерский пульт и синтезатор, тащили Вадька и Богдан. А Санька как обычно крутился вокруг своих «ненаглядных» барабанов.
Ещё бы играть на них нормально научился, раздражённо думал Толик, сидя на ящике около автобуса. Прямо так бы и врезал ему в ухо во время дискотеки. Ещё ни одной песни не отыграли, чтобы этот рыжий обалдуй не сбился! И хорошо, что сейчас живу один, найти бы кого-нибудь, кто мне поесть бы готовил каждый день, и вообще будет — лепота.
— План такой! — скомандовал Богдан, — если мы сейчас, не будем брать пример, вот с этого нашего товарища, — он показал пальцем на Толика, — то через десять минут должны уже стартануть! До Минска нам тащиться часов десять. Вот и считайте. В пятом часу будем там, в семь уже дискотека.
— А может, Толика здесь оставим? — высказался «самый умный» Санька Земакович.
— Вот когда создадим девчачью музыкальную группу, — Богдан махнул рукой в сторону Наташи и Лизы, — вот тогда Толика здесь и оставим!
Девчонки удивлённо переглянулись.
— Да вы задрали! — подскочил с ящика Толик, — гитары уже там, костюмы тоже там! А я уже здесь, готов ехать хоть в Минск, хоть в Гомель.
— А рубашки запасные, Мамин-Сибиряк таскать за тобой будет? — пробурчал Вадька, — или ты в дороге нам их стирать собрался?
— Так бы сразу и сказали, — смирился с неизбежным Маэстро и пошёл в дом культуры за запасными рубашками.
В дороге, пока за окнами бессмысленно мелькали елки и осины, Толик пересел поближе к водительскому креслу. Очень хотелось ему прояснить несколько вопросов, особенно касательно непонятной девчачьей группы. Вообще с Богданом он был знаком больше года. Поначалу это был обыкновенный, как и вся их детдомовская компания, раздолбай. А вот когда Богдаша грохнулся с крыши, всё в их жизни завертелось, закружилось и резко поменялось. Теперь понять, что творится голове друга, было решительно невозможно. И что это за девчачья группа, такая?
— Богдаша, — кашлянул Толик, — сколько ещё нам ехать?
— Стрижка только началась, — усмехнулся друг, для чего-то упомянув парикмахерскую, — больше восьмидесяти наш «Икар» не выжимает, так что девять часов минимум. Иди, досыпай.
Маэстро посмотрел в салон автобуса, Вадька и Санька тихо посапывали на задних рядах, Наташа прикемарила, сидя прямо за водителем. Новенькая участница группы Лиза Новикова, спала, наклонившись на сумку в середине автобуса. Ничего такая, эта новенькая, лицо как у лисички, волосы по плечи, крашенные под блондинку. Фигурка миниатюрная, и в тоже время аппетитная. А как надела наш концертный костюм, так вообще красавицей стала. Даже Наташка от злости перекосилась. Ну, а что, всё по-честному было на прослушивании. Я, Вадька и Санька проголосовали за Лизу, Богдан за худосочного очкарика, а Наташа за смешную толстуху. Богдан тогда сказал очередную непонятную фразу, что демократия — это власть тьмы над разумом, но всё что ни делается — к лучшему. Только старовата Лиза немного, уже двадцать пять лет стукнуло. Ну, ничего, у меня и постарше были.
— Слушай, Богдан, — спросил Толик, посмотрев в окно, — а что это за парни, с которыми ты спорил про кино, на вечеринке этой, книжной?
— Андрон Кончаловский, Андрей Тарковский и Гена Шпаликов, — широко зевнул друг, — талантливые ребята, через год другой и сценарии писать будут и кино снимать хорошее.
— А тебе-то, какое до этого дело? — удивился Маэстро.
— Мне-то? — усмехнулся Богдан, — для того, чтобы нашу многострадальную Родину, причесать, одеть по-человечески, накормить, квартирами и домами всех обеспечить денег нужно много, особенно на первое время. Вот книга эта, «Звёздные войны», её хоть сейчас переводи и на запад миллионными тиражами толкай. Или шмотки наши, джипсы, да ко мне каждый день в Риме подходили покупатели.
— А может и музыка наша для запада сгодится? — Маэстро почесал свой затылок.
— Соображаешь, дружище! — обрадовался Богдан, — не весь конечно репертуар, но многое. Вот и кино необходимо снимать специальное, блокбастеры, экшен. У всего этого есть научное название — экспорт массовой культуры. Если сейчас не подсуетится, то завтра поздно будет пить боржом!
Тут автобус заметно тряхнуло, и весь народ в салоне разом проснулся.
— Не дрова везёшь! — пискнул с «камчатки» Санька.
— Не дрова, — согласился Крутов, — но и не яйцо куриное! Потерпите. Тем более тут дороги почти что нет. Одна видимость.
— А театр, с которым ты возишься, тоже на экспорт? — Толик поморщился, вспомнив, как его друг просиживал допоздна, сочиняя сценарий.
Песни бы лучше так писал, подумал он.
— Нет, — Богдан, как слаломист объехал четыре большие ямы, — «Ирония судьбы» — это наша тема, местечковая.
— Мне, между прочим, спектакль нравится! — вмешалась вредная Наташка.
— Для чего тогда ты как «высаживаешься»? — удивился Маэстро, — пишешь сценарий, переписываешь его, с актёрами нянчишься. Одна наша училка литературы чего стоит, уже два раза истерики закатывала на нашей, кстати сказать, репетиции. Видите ли, ей роль не нравится!
— Это, чтобы помочь одному хорошему человеку, — рассердился Богдан, — и спите уже, дайте человеку спокойно следить за дорогой, которую с войны 1812 года никто нормально не ремонтировал.
— Это Сёмка Болеславский хороший что ли? — пробурчал Толик и пошёл спать в середину салона, поближе к новенькой Лизе.
Если про девчачью группу ничего конкретного не сказал, значит, это у него шутка такая была, успокоился Маэстро, искоса поглядывая на новенькую симпатяжку.
После беготни по московским подземельям я вернулся домой грязным, уставшим, но воодушевлённым. Во-первых, женщин спасли, а маньяка взяли, во-вторых вернулся живой и здоровый, в-третьих пока там страху натерпелся, придумал, как закончить «Иронию судьбы». Ох, уж этот спектакль, всю душу из меня вытянул. Сейчас вот еду, рулю, на душе хорошо. Дальняя дорога успокаивает. Сегодня во вторник, значит, дискотека в Минске, в среду в Киеве, в четверг в Одессе. На обратную дорогу нужно закладывать два дня. А в воскресенье в два часа для представителей министерства культуры закрытый премьерный показ спектакля. Лично я, сделал всё, что мог. Вот, только литераторша хандрить стала, говорит, что её роль ругательная и унижает достоинство всех честных Советских женщин.
— Она значит, для него салат приготовила! — кричала на меня в коридоре ДК Юлия Николаевна, гневно морща свое красивое личико, — причёску навела, платье новое как дура напялила, а он мерзавец и сволочь к другой бабе праздновать уехал!
— Это же театр, здесь всё условно, — оправдывался я, — потом это вышло случайно.
— Знаю я эти ваши мужские случайности! Не вчера родилась! — эмоционировала она, — значит так, Крутов. Дописывай финал таким макаром, — училка решительно махнула кулачком, — Лукашин бросил в Ленинграде свою кикимору и приполз ко мне на коленях просить прощение с цветами в зубах. А я ещё подумаю, прощать его или нет! Ха-ха-ха!
Не хочет такой роли, не будет никакой, главное сейчас сильно не напортачить на премьерном показе. Мы — театр любительский, какой с нас спрос? И тут я что было сил, надавил на «бибикалку».
— Куда ты прёшься по встречке! — крикнул я в окно трактористу, который смотрел на меня осоловелыми мутными глазами, — комбайнёр-механизатор, блин.
В автобусе опять все проснулись и завозмущались, намекая, что они не дрова. Как будто я специально их трясу и получаю от этого сомнительное наслаждение.
В городе пока ещё не герое, Смоленске, решено было «заморить червячка» в местной столовке. Молодцы смоляне, город чистенький, по крайней мере, центральные улицы, точка общепита новенькая отремонтированная. И даже поварихи приветливые.
— Вы откуда такие красивые едите? — заулыбалась на раздаче молодая женщина в белом фартуке, — иностранцы что ль?
— Студенты Массачусетского университета, — брякнул я за всех, — перенимают наш опыт.
— Ес, ес, — закивал, подыгрывая мне Санька.
— Ес сов кос, — с умным видом бросил Толик, демонстрируя голливудскую улыбку.
— Интересуются, — я повел рукой в сторону своей музыкальной банды, — как успехи у нас в деле построения коммунизма.
— С коммунизмом у нас на центральных улицах хорошо, — призналась женщина, — а вот на окраине пока не очень.
— Да чё не очень! — возмутилась бабушка на кассе, — плохо у нас на окраинах с коммунизмом, канавы одни да грязь.
— Мерси, мадам, — сказала Лиза поварихе, принимая тарелку супа.
— Француженка, — прокашлялся я, — по-английски ни бельмеса. В аэропорту перепутали, куда её теперь девать сами не знаем.
— Ой, — разволновалась вдруг подавальщица, — давайте я вам из другой кастрюли лучше налью.
Мы, как по команде, вернули тарелки с супом назад. Работница столовой с виноватым видом слила их обратно в общую кастрюлю, а взамен налила из другой тары, которая пряталась под прилавком. Кастрюля специальная, исключительно для работников ОБХСС и иностранных гостей.
Лишь в автобусе моя команда дала волю чувствам и расхохоталась. Через пять часов должны быть в Минске, я посмотрел на карту дорог, прикидывая примерный путь. И тяжело вздохнув, снова попылил по испещрённым бесхозяйственностью и разгильдяйством дорогам страны.
В столице Белорусской социалистической республики я пару раз не там повернул и немного заплутал. Пришлось обращаться к местным жителям. Я вышел из микроавтобуса и спросил первого встречного, мужичка лет пятидесяти в старом помятом пиджаке.
— Товарищ, как проехать к ДК Профсоюзов?
— Вам нужна «усыпальница Юзика Бельского»? — хитро прищурившись, ответил прохожий.
— В смысле? — растерялся я, — мы тут значит к нему с подарками, а его уже усыпили? Бедный Юзик!
— Да, ты чё парень, — испугался мужик, — это мы по-простецки зовём ДК усыпальницей. Езжай прямо, как увидишь Сталина на площади, там уже дворец ваш будет.
По совету прохожего я действительно поехал прямо. Миновали мост через речушку Свислач, потом какой-то парк и тут из-за домов выскочил десятиметровый гигант на постаменте с профилем отца народов.
— Ух, ты какая громадина! — крикнул всегда эмоциональный Санька.
— Да, согласился я, бронзы у нас в стране завались! — я подрулил к величественному великолепному зданию, которое как будто сошло с картинки книги об античных героях.
Мы дружно повыскакивали из автобуса и принялись разминать затёкшие ноги и руки. Я попросил Наташу, чтобы она отыскала директора заведения, а сам вместе с друзьями стал вытаскивать инструменты и аппаратуру. К моему глубокому сожалению за два часа до танцевального вечера было продано всего четыреста билетов. Это сообщил мне директор Василий Миронович, которого привела Наташа.
— У вас проигрыватель пластинок есть? — у меня сразу заработал в голове компьютер по разруливанию тупиковых ситуаций.
— Естественно, — недовольно сказал директор, высокий и статный мужчина в хорошем дорогом костюме, единственное его портил некрасиво выпирающий живот.
— Отлично, а радиорубка, из которой можно вывести звук прямо сюда на площадь? — я осмотрелся по сторонам.
— Естественно, молодой человек, — кивнул Василий Миронович.
— Может быть, у вас в ДК имеется ещё детский танцевальный коллектив? — улыбнулся я, так как не всё было безнадёжно.
— И коллектив танцевальный сейчас репетирует на первом этаже в колонном зале, — уже начал психовать директор.
— Наташа и Санька за мной, Лиза возьми в автобусе в коробке нашу пластинку и бегом за глубокоуважаемым товарищем Василием Мироновичем в радиорубку, — я размахался руками, показывая кому и куда бежать, — Вадька, Толик на вас настройка инструментов в большом зале. Ну что, на раз, два ломанулись!
Через пятнадцать минут мальчики в соломенных шляпках и льняных рубаха с вышитыми узорами у ворота и на груди, а также девочки в каких-то намитках на головах, и в расшитых юбках и фартучках высыпали на крыльцо Дворца культуры. Руководительница кружка народных танцев, конечно, смотрела на меня с презрением, но приказы начальства здесь ещё обсуждать не привыкли.
— Дети, это Санька, он танцор диско, — я показал рукой на Земаковича, — а эта девушка, Наташа — она принцесса на горошине, — указал я на свою подругу.
— Настоящая? — заинтересовалась глазастенькая девчоночка лет десяти.
— Да, из дворца, — улыбнулся я, — сейчас они вам покажут, как сейчас танцуют на дискотеке в Москве. Лиза! — крикнул я в окно второго этажа, — заводи пластинку!
Немного жаль, что-то кто-то додумался высадить в трёх метрах от крыльца неуместный здесь ряд деревьев, но что поделать, не рубить же их, в самом деле. Я отогнал за угол микроавтобус и решил посмотреть, как репетиция диско танца выглядит со стороны. Первые аккорды заводных гитар грянули весело прямо над неторопливым и меланхоличным городом. Не над всем, конечно, но у памятника Сталину слышимость была хорошая.
— Что здесь такое происходит? — ко мне подошёл постовой милиционер.
— Репетиция перед праздником великого Октября, товарищ лейтенант! — выпалил я, вставь в постойку смирно.
— Сержант, — поправил меня милиционер, — хорошее дело, — согласился он.
А народ на звуки неизвестной здесь пока ещё музыки стал прибывать и толпиться в непосредственной близости от танцующих детей.
— Что тут будет-то, а? — спросила меня толстая мамаша с маленьким ребёнком.
— Деньги давать, наверное, будут, — соврал я.
— За что? — удивилась женщина.
— Как за что? — я оторопел, — бесплатно!
— Врёшь ты все парень и не краснеешь, — пристыдила она меня.
— За что купил, за то и продаю, — обиделся я, — вон там спросите, — я махнул рукой в другой конец толпы.
— Да не, — сбоку подошёл молодой человек, — танцы скоро здесь будут.
— Какие танцы? — я посмотрел большими глазами на незнакомца.
— Ясно какие, — он презрительно сплюнул на асфальт, — пляска.
Чтобы не наврать ещё чего-нибудь я от греха выбрался из народа и проскользнул в здание ДК Профсоюзов. Ого! Какой шикарный зал приготовил для дискотеки директор. По периметру тянулись ложи до самого потолка, как в Большом театре.
— Смотри, Богдаша, какой звук отличный! — Толик ударил по гитаре, и сыграл соло из летящей походки, — не то, что у нас в строителях.
Я запрыгнул на сцену и попробовал звучание своей ритм гитары, на самом деле из-за архитектурной особенности зала оно получалось объёмным и чётким.
— Надо бы чем-то удивить братьев белорусов, — задумался я, — что-нибудь сбацать для начала в национальном стиле.
— Я лично, белорусского языка не знаю, — признался мне друг.
— Это и так понятно, — пробубнил я, — а если так! Касив Ясь канюшину, Касив Ясь канюшину, Касив Ясь канюшину, пабам пам-пам-падам! Поглядав на дзявчыну! Ла лалалалала ла лалалалала ла…
— Охренеть! — обрадовался Толик новому музыкальному материалу.
За пять минут до начала представления в зале было очень густонаселённо. Правда, то тут то можно было услышать, что, дескать, деньги давать будут в долг, бесплатно. В общем, чего только нард не насочинял из-за невинной шутки. Я ещё раз посмотрел в небольшую дырку в бархатном занавесе и махнул рукой.
— Всё как договорились, — шепнул я Толику.
— Эхе-хе-хей! — заорал Маэстро, — здорова Ми-и-инск! Живе Беларусь! Мы плохо знаем белорусский язык, но всё равно кое-что для вас в дороге сочинили.
Санька четыре раза стукнул барабанными палочками друг о друга и мы грянули «Касив Ясь канюшину». К сожалению я помнил лишь два куплета этой бесконечной песни, поэтому на том моменте, что дивчина тоже на Яса поглядала мы и закончили своеобразное интро. Минчане завелись с пол-оборота. Как бы не проломи пол, мелькнуло у меня в голове, когда весь зал разом стал прыгать. Кстати, это самое простое танцевальное движение, прыгай в ритм со всеми и все будет хорошо. А дальше понеслось по накатанной «Синие гитары», «Летящая походка», «Ищу тебя». Первый медлячок мы дали спустя тридцать минут, когда с народа сошёл первый пот.
— Летний теплый вечер, — запели на два голоса Наташа и Толик, — Был у нас с тобой, Нам шептали нежно Звезды и прибой…
Я подошёл медленно к солистам и шепнул, чтоб проигрыш сделали подлиннее, а то что-то слишком много девушек вдоль стенок стоит, непорядок это, не по-советски. А когда я вернулся на своё место, около левой кулисы, у сцены нарисовался мелкий хитрый мужичок.
— Парень, а когда деньги раздавать будут? — затрещал он в полголоса, — а то у меня трубы горят! Не томите уже, сколько можно плясать?
Кто ж меня за язык тянул, нахмурился я, и сделал вид, что не слышу. Ничего сейчас что-нибудь сочиню. Когда «Звезды над Москвой» утонули в овациях и в девчоночьих криках браво, я вышел к микрофону.
— Товарищи минчане, тут некоторые малосознательные граждане требуют раздачу денег, хорошо, они есть у меня, — я вытащил из кармана двести рублей, — кто лучше станцует, того и деньги! Желающие добро пожаловать на сцену!
Благо сейчас не нулевые годы, когда молодёжь на расслабоне и без тормозов, многое могла отмочить. В шестидесятые люди поскромнее. Поэтому из всего зала нашлась лишь десять смельчаков, что характерно мужичок с горящими трубами тоже вылез плясать на потеху публики.
— Конкурс прост до безобразия! — выкрикнул я, — мы играем, вы танцуете, победителей определит сам народ, по громкости полученных аплодисментов. Итак, по многочисленным просьбам «Косив Ясь конюшину!»
Толик выдал соло, и Санька на удивление с ходу попал в нужный ритм, я поддержал друзей на ритм гитаре.
— Ла лалалалала ла лалалалала ла…
Участники конкурса дружно стали выделывать коленца кто во что горазд, но с национальным колоритом. Это и подскоки с присядочкой, это и руки, как у учеников за партой в школе, которыми две барышни размахивали в стороны. А потом кое-кто перешёл на движение пяточка носок и ножками взад вперёд. Мужичок же с горящими трубами решил изобразить что-то из нижнего брейк-данса, естественно не удачно, зато растянувшись и подставив подножку ближайшему к себе участнику конкурса, заметно повеселил народ.
— Гриха давай! — орали ему болельщики около сцены, — держись, мы за тебя потом все ладони отобьём!
Через три минуты Гриха ещё раз грохнулся, и со скорбным видом махнув рукой на нелепую затею поплёлся на выход. Я кивнул Толику, намекая, что хватит Ясю косить конюшину, а пора вручать приз. Тем более одна барышня, скорее всего, профессионально занималась народными танцами, и вопрос о победители был давно снят. Мы разом перестали играть, лишь Санька последним выдал небольшую сбивку на ударных, и я подошёл к микрофону.
— Отлично Минск! — крикнул я, — приз получает вот эта симпатичная девушка в красном платье в белый горошек! А всем остальным утешительные призы, каждому по бутылке!
На этих словах Гриха мигом залетел обратно на сцену.
— По бутылке лимонада! — добавил, улыбаясь, я.
— Командир покрепче бы чего, — зашептал Гриха, — трубы горят спасу нет.
— Могу принять заявление о вступление в ряды КПСС, — ответил я, — ведь крепче партии у нас нет ничего.
— Да ну тебя, — обиделся танцор брейк-данса, но лимонад взял.
Здорово отыграли дискотеку, думал Толик Маэстро, когда Богдан закрывал танцевальную программу «Дымом над водой». Сейчас бы как-нибудь поинтеллигентней подкатить к Лизе. Если бы дело было в Алуште, то просто сказал бы ей, пойдем в ресторан кофе попьём. Или на берег ночного моря прогуляемся. А сейчас что сказать? Что-то давно мне не приходилось проявлять инициативу, девушки и женщины, всё больше сами ко мне подходили. Даже эта Татьяна Владимировна на вечеринке, сама на кухне целоваться лезла.
После дискотеки довольный директор ДК Василий Миронович тем, что на концерт пришло почти четыре тысячи человек, выставил торт в круглой бумажной коробке, на которой было написано «Киевский». Толик быстро подсуетился и первым отрезал кусочек с кремовой белой розочкой для Лизы.
— Что клинья подбиваешь? — улыбнулась она, — да ладно не красней, я большая девочка, говори прямо, что хочешь.
— Понятно что, — смутился Маэстро, — номер сейчас отдельный снимем?
— Ага, — захохотала Лиза, — в Москве подарю тебе машинку губозакаточную, для такого дела.
— Друзья! — Богдан встал, протянув в одной руке кружку с чаем, — давайте отметим первые настоящие гастроли за пределами Российской Федерации! Вы все большие молодцы! Ура!
— Ура-а-а! — громче всех заорал Санька.
Все ребята дружно чокнулись кружками.
— А давайте выпьем за Лизу, — предложил Толик, — за то, что она, так хорошо вписалась в наш коллектив. И ещё за то, что она оказалась очень профессиональным музыкантом, а это для меня очень важно!
Музыкальная команда вновь восприняла тост на ура.
— А если мои джигиты, — Богдан выразительно посмотрел на Саньку и Толика, — будут приставать с разными глупыми фантазиями, обращайся, — сказал он Лизе, — я им живо разъясню разницу между личными отношениями и профессиональными!
— Да, что такое? — возмутился Санька, который сидел по левую руку от новой участницы, — я уже и чай никому налить не могу?
— Лично мне, Санечка, можешь наливать смело, — хохотнула Лиза.
Толик от досады даже сжал кулаки. Значит мне — губозакаточную машинку, а он, балбес, для неё уже Санечка!