Имя А
Референт В С Концепт
Динамические модели учитывают, с одной стороны, актуализацию значения в процессе коммуникации, с другой - изменения в значении языковых единиц в связи с изменениями, которые претерпевают обозначаемые реалии во внешнем мире и, соответственно, с изменениями, происходящими в сознании носителя языка и языкового сообщества. Схема знака, позволяющая отразить эти интенции, должна быть более дифференцированной, включая две плоскости семантического значения: "смысловое значение" и "значение обозначения" (см. 1.3.4), где обозначение имеет дело со связями между языковыми элементами и внеязыковой реальностью, тогда как смысловое значение подразумевает систему связей между самими языковыми элементами и касается только внутриязыковых отношений.
Учитывающая эту семантическую дистинкцию схема языковой деятельности может выглядеть следующим образом:
Языковое сознание А
Метаязык D В Неязыковой мир
С Язык
Приведенная схема состоит из двух половин, представляющих два взаимосвязанных и взаимопроникающих аспекта речевой деятельности.
Площадь треугольника АВС представляет то, что было выше названо "значением обозначения", то есть оперирование данными о внеязыковом мире, отраженном в языке и через язык. Все, что субъекту речевой деятельности известно о мире, реальности (в том числе и о себе), включено в этот объем. В процессе коммуникации из этого корпуса знаний обычно бывает задействована лишь часть, касающаяся предмета сообщения; но эта часть находится под активным контролем, из нее черпается информация и, следовательно, все это воздействует на выбор лексических и грамматических средств, которые практически реализуют языковую коммуникацию.
Дополняющая это множество смысловая область, представленная треугольником АСD, включает все наши знания, явные и неявные, о том языке, на котором ведется речевая деятельность: все языковые единицы, известные говорящему, и все правила их употребления (синтаксические и прагматические). Знания о мире, проходя через эту область, получают языковую оболочку.
Обе области задействованы одновременно и работают, дополняя друг друга (линия АС). Говорящий обращается к обеим областям, как бы пропуская данные из двух источников по двум цепочкам: АВС и АСD; эти данные соприкасаются и дополняют друг друга. Обе области равнозначны для речевой деятельности, и сама речевая деятельность - результат их постоянного взаимодействия.
Значение языковой единицы может быть представлено как производное от этой схемы: знак получает значение из внеязыкового мира. Приобретение значения происходит не только за счет отдельной изолированной связи "означающее означаемое", но в результате активного влияния всего корпуса знаний, имеющихся в распоряжении языкового сообщества. Иначе говоря, обозначение отдельной реалии не может оказаться актом, независимым от других реалий и человеческого представления о них. На это обозначение (и, следовательно, на появление новой языковой единицы) влияет вся картина мира. Наряду с этим на значение знака воздействует и лингвистическая компетенция, регулирующая внешнюю оболочку знака, правила его трансформаций и включения в синтагматические единицы разной длины. Кроме того, для успешного функционирования в качестве единицы языка знак должен быть понят, истолкован - а следовательно, он может быть рассмотрен со стороны наличия оснований для интерпретации.
В соответствии с этим в структуре знака выделяются минимум четыре компонента:
* имя, включающее внешний сознанию носитель знака и его ментальную репрезентацию ("акустический образ");
* референт;
* концепт (сигнификат) - смысл знака, подвергающийся интерпретации;
* интерпретанта, представляющая ассоциативные, прагматические и иные свойства знака, влияющие на его интерпретацию.
В этой связи (постольку, поскольку рассматриваются эти факторы) схема, представляющая речевую деятельность в целом, может быть рассмотрена и как схема значения языковой единицы.
Концепт А
Интерпретанта D В Референт
С Имя
Отнюдь не все знаки системы проходят оба показанных в схеме треугольника: в языке существуют знаки, созданные специально для оперирования его системой (функциональные слова, индексикалы). В этом случае их значение определяется исключительно правилами и законами смысловой сферы - метаязыка и концептуальных соотнесенностей (линия AD). Эта область языковых взаимодействий не получает отражения в схемах, проецирующих языковые знаки только на внеязыковой мир. В то же время следует отметить, что ни одно обозначение внешних реалий из концептуальной схемы не проходит мимо формальной языковой нагрузки: любое слово должно быть оформлено по правилам языка (линия АС). Даже самые прозрачные ономатопеи приобретают свойства данной языковой системы.
Основной смысл связи речевой деятельности с проблемой значения языковых единиц в том, что она позволяет подойти к значению слова с двух сторон: знаний о мире и знаний о языке. Операционные определения знака (внутрисистемные его отношения) следует рассматривать не как альтернативу к внесистемным отношениям, но как их дополнение.
Итак, отношения между всеми компонентами знака (все линии схемы) могут быть рассмотрены как в той или иной степени обусловливаемые различными внеи/или внутриязыковыми факторами; представление о структуре знака может быть и дальше усложнено через более дробные анализы, в результате чего возрастет число усматриваемых компонентов, а соответственно и отношений между ними, и обусловливающих эти отношения стабилизаторов, под которыми в таком случае можно понимать
факторы, обеспечивающие некоторую инвариантность интерпретации знака за счет ограничений, усматриваемых в отношениях между его компонентами.
Вероятно, все они могут быть объектом не только специального, но и философского рассмотрения. Тем не менее той общей целью, которой будут подчинены все подобные анализы, является установление природы знака в его наиболее сущностном свойстве - свойстве обозначать предмет внеязыкового мира. Для более же полного и глубокого проникновения в эту природу важно удержать представление о знаке как об элементе работающей и развивающейся системы.
Если мы готовы признать, что в качестве стабилизаторов значения выступают все факторы, ограничивающие произвольность интерпретации знака, то вопрос может быть поставлен, например, так:
каково соотношение между различными типами стабилизаторов, описываемыми в теориях языка?
Такие стабилизаторы очевидным образом могут быть разделены на две группы: внутри- и внеязыковые. Первые определяют значение через ограничения, усматриваемые в отношениях между языковыми знаками как элементами системы языка; вторые делают это с помощью ограничений, устанавливаемых для отношения языковых знаков к обозначаемым ими предметам внешнего мира.
I. В соответствии с лингвистической абстракцией языка отношения между языковыми знаками как элементами системы языка предстают связанными с идеями системного характера значения, признания зависимости значения знака от его окружения и внутренней формы. Вместе с тем они могут быть рассмотрены двояко: как отношения между элементами грамматической, лексической и т.д. системы единиц языка и как отношения между элементами порождаемых с помощью этого языка текстов (речи), т.е. языковыми выражениями. Например, А. А. Потебня утверждал:
Спрашивается, как... значение... возникает в течение веков при столь слабой поддержке со стороны звука? В одном слове это и невозможно, но одного изолированного слова в действительности и не бывает. В ней есть только речь. Значение слова возможно только в речи. Вырванное из связи слово мертво, не функционирует, не обнаруживает своих лексических, ни тем более формальных свойств, потому что их не имеет... Слово конь вне связи не есть ни именительный, ни винительный ед., ни родительный множ.; строго говоря, это даже вовсе не слово, а пустой звук70.
Наконец, эта дихотомия может быть проведена несколько иначе - и, вероятно, наиболее полно - через различение статического и динамического способов представления языка.
A. Внутриязыковыми статическими стабилизаторами значения могут быть признаны синтагматические отношения в языке - внутренняя форма слова, правильность предложения, связность текста и т.д. - в той степени, в которой они представляют семантические правила (композициональность значения). В этом случае, например, значение слова трубочист определяется значениями составляющих его морфем.
B. Внутриязыковыми динамическими стабилизаторами значения могут быть признаны синтагматические (а отчасти и парадигматические) отношения в языке в той степени, в которой они представляют правила функционирования языка (смысл как результат некоторого процесса). Процесс употребления знака отражается в том факте, что знак происходит от других знаков. В этом случае значение слова трубочист определяется значением выражения чистить трубы (или тот, кто чистит трубы), послужившего основой номинации. Сюда же относятся все виды переносов значений, их этимология и вообще все виды семантической деривации.
II. К внешним стабилизаторам можно отнести закономерности употребления языка и его функционирования в обществе. Они рассматриваются, с одной стороны, теориями, актуализующими социальные или бихевиористские аспекты употребления языка; с другой, аналитическими теориями, возникшими в значительной степени из развития представлений о значении как о функции употребления знака. В центре внимания таких теорий находится не столько даже процесс употребления, сколько сам факт "употребляемости" языка и следующая из него философская абстракция "обыденного языка".
Все эти теории рассматривают в качестве фактора, стабилизирующего значения языковых выражений, конвенцию, фактически действующую между членами языкового сообщества.
Внутриязыковые стабилизаторы значения регулируют ту непроизвольность знака, которая, по мнению Ю. С. Степанова, была хорошо показана специальными исследованиями и "в настоящее время не вызывает ни у кого сомнений". Она действительно настолько хорошо показана в лингвистике, что можно трактовать ее более точно, чем непроизвольность связи между означающим и означаемым как двумя сторонами знака. Разделение внутриязыковых стабилизаторов значения на статические и динамические позволяет предположить, далее, что эта дихотомия приложима и к внеязыковым стабилизаторам.
Конвенциональность значения как его внешний стабилизатор устанавливается для отношения знака к обозначаемому им предмету внешнего мира лишь по основанию употребления этого знака, где сам факт употребления (употребляемости) знака воспринимается как данность и служит отправной точкой, а не объектом анализа. Теории референции, явно или неявно признающие конвенцию источником значения, испытывают хорошо известные трудности с объяснением употребления языковых выражений в референциально непрозрачных контекстах. Как представляется, эти трудности могут быть рассмотрены как связанные именно с привлечением понятия конвенции для объяснения природы значения. Об этом свидетельствует, в частности, направление развития теорий референции в сторону увеличения внимания к онтологии указания (теория родовых терминов) как к более глубокому источнику значения - которое затем конвенция лишь фиксирует. В таких случаях может утверждаться, что значение, выполняя указательную функцию, соотносит звуковой комплекс с понятием, которое тем или иным способом существует вне и помимо знака, и при этом, возможно, возникает в сознании носителей языка еще до того, как они конвенционально закрепили за данным понятием особый звуковой комплекс. Предстоит исследовать, насколько такие представления продуктивны для разрешения проблем, связанных с рассмотрением понятия конвенции в качестве стабилизатора значения.
2. ЯЗЫКОВАЯ КОНВЕНЦИЯ
2.1 ОБЩИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ КОНВЕНЦИИ
Представление о том, что языковые знаки функционируют как бы по некоторому соглашению об их использовании, вызвано к жизни фактом низкой (обычно с трудом прослеживающейся или вообще не наблюдаемой) иконичности знаков естественного языка. Последние не похожи на обозначаемые ими вещи; с определенной точки зрения представляется естественным предположить, что они могли бы быть использованы для обозначения чего угодно, и мы - те, кто их использует - в действительности некоторым образом сделали так, что они обозначают именно то, что они (в действительности) обозначают, потому что так или иначе мы пришли к пониманию того, для обозначения чего мы их используем. Иными словами, ситуация действительного использования знаков естественного языка может быть рассмотрена как имеющая форму ситуации существования соглашения об их использовании, действующего между членами языкового сообщества. Мы могли бы с тем же результатом использовать эти слова иначе, или использовать другие слова, как это делают члены других языковых сообществ; тогда ситуация была бы иной, но имела бы ту же самую форму. Более того: трудно представить себе, какую еще форму она могла бы иметь.
На вопрос, почему соль называется солью, не только не считаем нужным, но и не находим никакой возможности ответить. Единственное объяснение этого "так говорят"1.
2.1.1 МОДЕЛИРОВАНИЕ КОНВЕНЦИИ
Признание конвенционального характера языковых значений свойственно не исключительно какой-либо одной философской школе, но является более или менее общим местом в объяснении природы значения. В то же время основания, по которым оно может быть оспорено (и было оспорено, например, У. Куайном2) достаточно очевидны.
Согласно Куайну, предполагаемые языковые конвенции не могут иметь форму эксплицитного соглашения. Если представить, что употребление языковых выражений (вообще говоря, естественного языка в целом) регламентируется соглашением, заключенным между членами языкового сообщества, то возникающий при этом вопрос таков: на каком языке велось бы обсуждение такого соглашения? Ведь такое допущение фактически уводит в дурную бесконечность.
Кроме того, мы достоверно знаем о себе, что мы никогда ни с кем не договаривались об употреблении выражений естественного языка. Мы также никогда не сталкивались с достоверным описанием факта заключения такого соглашения. Предложенное описание такого события было бы воспринято нами как метафора.
Итак, идея конвенции вызывает на уровне обыденной очевидности возражения двух родов:
1. опытное. Ни мы, ни другие люди не заключали такого соглашения.
2. теоретическое (модельное). Неясно, каким образом могло бы быть осуществлено заключение такого соглашения.